— Тоже мне, нашли место — трепаться посреди улицы! Ни пройти, ни проехать! — проворчал торговец, толкавший перед собой тележку с рыбой.

Леонар Дьелетт цокнул языком, и ослик побрел вперед.

— Его зовут Недотепа, — объяснила Иветта, показывая на ослика. — Он выносливый и послушный: никогда не упирается, пусть даже тележка нагружена доверху.

Виктор шел медленно, приноравливаясь к шагу девочки. Хотя Иветта была одета чистенько и даже немного кокетливо, она напомнила ему маленьких нищенок с полотен Мурильо.

Они свернули на улицу Бос, потом на улицу Пастурель.

— Куда вы направляетесь? — спросил он.

— На улицу Шарло. Там в домах есть мусорные ящики, папа вычищает их и моет, а консьержки дают ему за это ненужные вещи.

— Да, месье, выгодное это дело! Бывает, что и на кухне покормят. Простите за сравнение, но консьержка в доме все равно, что Бог-отец, а кухарки — ангелы-хранители. Всегда собирают мне остатки хозяйского обеда. Я им за это ношу воду, выбиваю ковры, а случится у кого интрижка с кучером, так и записки ношу.

— Вы позволите мне пройтись немного с вами? Я бы хотел сделать фотографии ваши и Ви… Иветты.

— Не вопрос, месье. Только вряд ли у меня найдется время позировать.

«Само Провидение послало их мне», — подумал Виктор: у него появился благовидный предлог войти в дом дю Уссуа. А фотография девочки завершит серию «Дети работают».

— Куда вам принести готовые снимки?

— Вы даже отдадите их нам? Вот уж спасибо-то! Нас легко найти. Проходите через квартал Доре, на полпути к улице Женнер сворачиваете к бульвару де ля Гар, идете через площадь Пинель — это в десяти минутах ходьбы от Ботанического сада. Рядом с нашей халупой живет предсказательница, она называет себя Сивиллой, но вообще-то ее зовут Корали Бленд.

— А я после полудня продаю булавки с черными головками на Монмартре, около того бара, где можно купить выпивку в автоматах, — добавила Иветта и, когда ее отец скрылся в подъезде, серьезно добавила: — Хотя не имею права.

— Права на что?

— Продавать булавки. Полицейские говорят, это попрошайничество. На той неделе они забрали Фонсину. Она плакала и не хотела ехать в участок. А ей сказали, что если она не перестанет приставать к прохожим и воровать, то плохо кончит. Это неправда. Она ни разу ничего не украла и честно зарабатывает себе на жизнь. И я тоже. Я беру пример с папы. Один раз консьержка подарила ему старое пальто, а в кармане оказались деньги. Немаленькая сумма! Так он их вернул.

— А где ты берешь булавки?

— Покупаю с утра в Лe-Аль, потом бегу к папе. А днем беру корзинку и еду на работу. На автобусе! Это так интересно! Как завижу полицейского, бегу в бар с автоматами и прячусь за бочками. А булавки я предлагаю только дамам! Иногда за них дают даже пятнадцать су.

Появился Леонард Дьелетт; передал дочери свертки, и она аккуратно сложила их на дно тележки. Виктор разглядел завернутые в газету две недоеденные котлеты и кусок рисового пирога, еще там были пробки и бутылки, склянки и губка — видно, из аптеки на первом этаже.

— Кинь-ка мне эти ботинки. Ну да, каши они просят, ровно голодный крокодил, зато кожа добрая. Можно сбыть их сапожнику.

Соседний дом оказался настоящей сокровищницей, принесшей Дьелетту обрезки фланели, старые простыни и лоскуты шерстяной ткани — там располагалась пошивочная мастерская. Старьевщик был доволен, он сказал, что отнесет все это портному, и тот сошьет ему лоскутное одеяло.

Покрасневший нос Леонара красноречиво говорил о том, что его попотчевали рюмкой-другой.

— У папы вечно пересыхает в горле, — заявила Иветта, — это дрянное пойло сожрет его печень.

Повозку обогнула светловолосая полная женщина в поношенном черном платье, что-то взволнованно бормоча себе под нос.

— Добрый день, мадам Бертиль! — воскликнул Леонар.

— Ох! Простите, я вас не заметила!

— Много хлопот?

— Нет, месье Леонар, страшное несчастье! Кто бы знал… Простите, я спешу. Оставила старика одного, пока ходила за покупками, а ему пора завтракать.

— Кто она? — спросил Виктор, показывая на женщину, которая поспешила прочь, не замечая, что чепчик съехал на бок.

— Это Бертиль Пио, кухарка в богатом семействе. Они живут в двадцать восьмом доме. Дю Уссуа. И где они только такую отыскали? Сердце у Бертиль золотое. Пару дней назад она угостила нас с Виви валованом[50] и тушеной говядиной…

— Я пройду вперед, — перебил его Виктор, — охота взглянуть на дом этих дю Уссуа.

Он оказался у дома номер двадцать восемь, красивого здания XVIII века, как раз в тот момент, когда Бертиль Пио пересекла вымощенный двор и исчезла в подъезде. Не успел Виктор взяться за дверной молоток, как из каморки у входа вышел консьерж.

— Удивлены, что я появился так быстро? Дар предвидения, месье, незаменим, когда надо распознать надоедливых посетителей и избавить хозяев от утомительных разговоров.

Консьерж — щуплый человечек ростом с двенадцатилетнего ребенка, в огромной шляпе, глядел на Виктора с высокомерием.

— Я вовсе не надоедливый посетитель, — запротестовал тот и уже открыл рот, чтобы представиться приятелем Леонара Дьелетта, но консьерж произнес, кивнув на фотоаппарат:

— Меня не провести! Вы пришли поглядеть на место убийства, я вас, бумагомарателей, за сто метров чую!

— Прямо-таки за сто? — пошутил Виктор. — Что ж, снимаю шляпу. Ваша взяла! Я действительно надеялся первым поведать о случившемся верным читателям «Пасс-парту».

— Вы и есть первый. И последний, — сурово произнес человечек, складывая руки на груди и всем своим видом демонстрируя, что никуда визитера не пустит.

— Что ж, нет так нет, — делано вздохнул Виктор. — Жаль, статья стала бы сенсацией. Фотография на первой полосе, на ней — вы, и подпись: «Консьерж дома, где произошло преступление».

Он повернулся, чтобы уйти, и тут же услышал ворчливое:

— Креву!

Виктор обернулся.

— Что вы сказали?

— Креву Мишель. Так меня зовут. Пусть они везде укажут мое имя.

— Это можно устроить, — пообещал Виктор, довольный, что его уловка удалась.

— Пишите, чего вы ждете? Я занимаю эту должность с восемьдесят шестого года. А до того служил солдатом. Да уж, меня помотало по свету! Кохинхина, Тонкин, Аннам, Формоза, Пескадор… Я сражался с Черными флагами[51] в Китае, ранен при осаде Ланг Сонна. Два года заново учился ходить — у меня протез, показать?

— Не стоит. Садитесь сюда, у крыльца. Не улыбайтесь и не шевелитесь. Как, вы сказали, вас зовут? По буквам, пожалуйста. Креву, через «е»?.. И кого же убили?

— Дю Уссуа, Антуана. Два «с». Эй, вы слышите?

Сердце Виктора так и подпрыгнуло.

«Убит Антуан дю Уссуа! Вот тебе и новая загадка!»

— Его близкие сейчас здесь? — спросил он безразличным тоном.

— Поехали в морг — все, кроме старика, отца мадам. Он слегка тронутый, не понимает, что случилось. Бедная мадам Габриэль! Хорошо, что рядом с ней кузен, месье дю Уссуа, он возьмет на себя все хлопоты. В каком жестоком мире мы живем! Месье был образованный человек, сотрудник музея! Полиция приехала утром, я был тут и все слышал. Месье уехал в пятницу, предупредив жену и секретаря, что отправляется в Медон. А вчера вечером его нашли мертвым с пулей в груди. Мадам Габриэль упала в обморок, услышав это известие. Мы с месье Уоллерсом уложили ее на диван.

— Где нашли тело?

— В каком-то подвале в квартале Лe-Аль. Портфель у месье украли, но, к счастью, в кармане его сюртука завалялся счет из прачечной. Иначе его нипочем бы не опознали.

— На каком этаже живут дю Уссуа?

— На втором. На цокольном этаже располагаются комнаты кухарки, мажордома и прислуги, а на первом живет издатель партитур. Этот небольшой частный дом называют Беранкур, и построил его тут в 1705 году месье де ля Гард, надо бы упомянуть его имя в статье.