— Понял. Примите мои поздравления, ваша честь.
— Свадьба состоится сегодня же, — сообщил лорд Клэйн на прощанье.
— Что ты подписал? — бушевала Лилидель. — Что было в том документе?
Она свирепо меряла шагами пол кабинета Кэлэджа. Раздраженный ее несправедливыми, по его мнению, нападками, он сердито следил за ней глазами. Лилидель была единственным человеком, который мог заставить его почувствовать себя несмышленым мальчишкой, недорослем. Она попеняла сыну, что он не прочел документ, под которым поставил свою подпись, и это его взбесило.
Он не задумался над причинами визита Клэйна, и напрасно. Клэйн был во Дворце пять недель назад, а мать его все не могла забыть об этом.
— Но чего ради я стал бы читать эту бумагу? — возмутился Кэлэдж. — Твои люди постоянно приносят мне что-нибудь на подпись, и разве я могу помнить все, что подписал? И потом, почему я должен не доверять своему дяде? В конце концов, он не сделал ничего плохого. Ничего, что могло бы помешать мне стать лордом-советником.
— Мы не можем допустить, чтобы он исчез с этим документом, — сварливо сказала Лилидель, — Этого только не хватало… Еще вообразит, что мы боимся открыто выступить против него. Вот посмеется-то над нами…
Довод был из без конца повторяемых ею. Будучи сам невротиком, Кэлэдж очень бы удивился, если б кто-то стал ему доказывать, что мать не была слегка тронутой.
Лилидель продолжала пилить его.
— Мы направили запросы всем наместникам и предписание внимательно изучить официальные распоряжения и указы, полученные ими в последнее время, особенно те из них, где делается акцент на действиях, влекущих за собой участие в войне. Конечно, обращаться к некоторым из этих людей с предложением о сотрудничестве — все равно что взывать к глухой стене. — В голосе ее звучала обида. — Ведут себя так, словно это они все решают в Линне, а мы — не больше, чем наемные лошадки.
Кэлэдж беспокойно заерзал в кресле. Это чванливо подчеркиваемое матерью «мы» терзало его. Мать не занимала официального государственного поста, а вела себя так, словно она-то и была настоящим лордом-советником, а он — только ее сыном и наследником, не больше. Он припомнил, и уже не в первый раз, что Клэйн что-то такое говорил ему о необходимости отстаивать свои законные права… Но каким образом он может — если может — давать отпор, противостоять натиску матери и всех этих людей, которые ее поддерживают?.. Надо будет что-то предпринять, подумал он. А вслух сказал:
— Наши лазутчики уверяют, что его нет ни в одном из поместий. — И посмотрел на мать с озорной улыбкой, которой обычно прикрывал свое истинное настроение, когда Лилидель слишком уж на него нажимала. — Вы вначале узнайте, где он, а потом уж клеймите его публично, только прежде, советую, поставьте впереди себя Траггена. Как начальник базового легиона он опасную работу должен брать на себя. — Кэлэдж поднялся. — Ладно, я думаю — мне лучше выйти из игры. — И неторопливо вышел.
Лилидель с беспокойством проводила сына взглядом. Оправдает ли он ее надежды? Он не подозревает, чему обязан получением высшего государственного поста, и легкомысленно отталкивает помощь матери. А она мучается… В результате ее участия в отравлении Деррина в ней зародился внутренний конфликт, разрешить который она не могла. И все-таки она ни о чем не жалела. Несмотря на совершенное преступление, каким-то далеким уголком своего сознания она переносила на сына достоинство и влияние умершего мужа. Авторитет власти перешел к Кэлэджу, а каким путем — это другой вопрос… Вот только сын не понимает, что авторитет этот надо беречь. Он шокировал ее своим требованием, чтобы праздник в честь нового лорда-советника длился более принятых трех дней. Народу, правда, праздник ничего не стоил, однако расходы все равно ложились нелегким бременем на правительство. Развлечения уже давно продолжаются, а интерес его к ним не ослабевает. К тому же он позволил себе из ряда вон выходящие поступки.
Вот, например… Однажды Кэлэдж возвращался после игр во Дворец вместе с группой юношей и, будучи в плохом настроении, вдруг ни с того ни с сего закричал: «Я могу убить вас всех! Стража, убейте их!» Никто не спешил выполнить безумный приказ, и тогда он снова прокричал это, глядя в упор на ближайшего охранника, огромного звероподобного мужчину. Тот заметил, что один из приятелей Кэлэджа держит ладонь на рукоятке меча, чуть выдвинутого из ножен, и ударил его тренированным движением, разрубив саблей надвое. Образовалась свалка, в которой девять из одиннадцати молодых дворян были заколоты. Двое оставшихся удрали. Лилидель не оставалось ничего иного, как сообщить, что имела место попытка покушения на нового правителя. По ее настоянию, двоих спасшихся юношей протащили по улицам на концах крюков, а затем посадили на колья.
Если бы на том выходки Кэлэджа кончились… Но нет, она убедилась, что тот случай, к несчастью, был только началом. Дальнейшие события подтвердили это.
Через несколько недель она узнала, что Трагген сколотил несколько новых групп личных телохранителей Кэлэджа. Это были задиристые парни, наглецы, получившие инструкции выполнять любой приказ лорда-советника, даже если он будет отдан не прямо, а лишь легким намеком. Лилидель догадывалась, чем руководствовался Трагген, но не в силах была этому воспрепятствовать, она не могла даже открыто оспорить его распоряжения. Конечно, лорду-советнику должны беспрекословно повиноваться, но противоестественно то, что Трагген, будучи негласным инициатором происходящего, не мог в то же время его контролировать. А Кэлэдж, с его импульсивностью и странными, неуправляемыми желаниями, просто пугал ее. Проходил месяц за месяцем, а неприятных происшествий не становилось меньше. Бесследно исчезали сотни людей, никто о них больше никогда не слышал. На их должности моментально заступали новички, не ведая, что этому предшествовало, а если иногда до них все же доходили какие-то слухи, они считали их чепухой, так как рассказанные им истории казались неправдоподобными.
Во всех концах Линна были такие люди, что шага не делали без расчета добиться приближения к лорду-советнику. Тысячи этих ненасытных честолюбцев, более всего желающих влиться в придворные круги, были для линнского общества мощным прессом, и сильное давление этого пресса никогда не прекращалось. А прикрывались они мнимой заботой о будущем поколении. Путь к власти, к высокому положению в обществе и всегда был полон издержек, а теперь он превратился в сущий кошмар. Часто человека ждала беда в конце этого пути, но он не мог этого предвидеть.
Вся внешняя атрибутика, привлекавшая рвущихся наверх людей, сохранялась. И вот уже человек посещает банкеты, где на столах деликатесы, которых не должно быть в этом сезоне, изысканные и дорогие яства из продуктов с других планет, танцует каждую ночь в бальном зале среди пышно разодетой публики… Все как водится.
Узнав об одном-двух скандальных инцидентах, человек отнюдь не тревожился. Мало ли… Может, просто кто закричал, когда ему случайно причинили боль; очень часто постороннему вообще трудно было разобраться, в чем дело. Да и потом, плохое случилось с кем-то, не с тобой, лично тебя несчастья обходят… Лилидель знала: понять что к чему было подчас невозможно, даже если с кем-то расправлялись совсем рядом. Ей рассказали, что телохранители придумали хитрую технику незаметного удаления мертвого из толпы: вначале его скрывали, плотно сгрудившись вокруг тела, а затем незаметно выносили из зала через ближайшие двери. Человеку было трудно себе представить, что и его могут с легкостью подвергнуть унижению или лишить жизни.
Однако напряжение среди людей росло. В их сознании в конце концов поселилась тревога. Правда, те, кто вращался в высших кругах общества, не отказались от активного образа жизни, это было выше их сил. И все же Лилидель замечала, что ей уже не верят так безоговорочно, как раньше, когда она в очередной раз намекала на угрозу покушения, пытаясь оправдать сына, слишком много линнских семей пребывало в трауре — их сыновья и дочери были жестоко убиты «мясниками» Кэлэджа.
