Он не увидел ни машин, ни самолетов, ни автомобилей. Не было также ничего, что можно было бы принять за корабли межзвездной связи. На Земле космические станции занимали несколько квадратных миль. Здесь ничего этого не было. Значит их нападение не связано с механизмами. Как только он об этом подумал, вид на экране изменился. Теперь он обнаружил себя не на холме, а в здании, в доме, расположенном в центре города. Это была яркая картина. Краски сменялись. Фокусное расстояние смещалось, и он переносился на большие расстояния мгновенно. Его захватило зрелище чужой жизни. Он успел подумать, что способ показа ему непонятен. Переход одной картины в другую происходил в мгновение ока. Только недавно его рисунок на доске дал понять пришельцам о его желании получить информацию. И вот он уже столько увидел.

Эта мысль, так же как и другие, была мгновенной вспышкой. Пока она проносилась в его мозгу, он жадно смотрел с высоты здания вниз. Расстояние, отделявшее его от соседнего строения, казалось не шире десяти футов. Но теперь он обнаружил нечто, чего не мог заметить с холма. На каждом уровне находилась дорожка в несколько дюймов шириной. По ним осуществлялось пешеходное движение птичьего города. Прямо под Гросвенфом два горожанина двигались навстречу друг другу по одной узкой дорожке. Они, казалось, не обращали внимание, что находятся на такой головокружительной высоте. Они шли свободно и легко. Грациозно обогнули друг друга и разошлись на узкой дорожке. На иных уровнях шагали другие существа. Они проделывали те же хитрые маневры и двигались так же непринужденно. Наблюдая за ними, Гросвенф догадался, что их кости были тонкими и полыми, и что строение их было тоже, видимо, как у птиц.

Картина вновь изменилась, а потом еще раз. Место действия перенеслось с одной улицы на другую. У одних из этих птице-людей ноги и руки были как бы оторваны друг от друга. У других слиты. Явно было то, что у этих существ одно тело вырастает из другого. И даже можно было разглядеть, если присмотреться, где родитель, а где не оторвавшийся еще от него ребенок.

Гросвенф пытался увидеть, что находится внутри здания. Но изображения на стене стали исчезать. Через мгновение города уже не было. Пальцы на экране указывали на энцефало-аджустер. Пришельцы спрашивали, что это такое. Никаких сомнений не могло быть. Мы вам показали, что делается у нас. Теперь очередь за вами.

С их стороны было наивно ожидать, что он выполнит их просьбу, но беда была в том, что выполнять ее было необходимо. У него не оставалось иного выхода. Вызывая на откровенность, он должен был ответить тем же.

«Я спокоен, я расслаблен, — произнес голос Гросвенфа, записанный на магнитофон. — Мои мысли ясны. То, что я вижу, может быть бесполезно для объясняющих центров моего мозга. Но я видел их город таким, каким они его показали. Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным, расслабленным и чувствую себя непринужденно…»

Гросвенф внимательно выслушал запись и повернулся к Корите.

— Все так, — сказал он.

Конечно же, могло случиться и так, что он не был бы в состоянии выслушать запись. Но она все равно не пропала бы даром, и его слова даже тверже бы запечатлелись в его памяти. Все еще слушая, он в последний раз осмотрел аджустер. Все было так, как он хотел.

Корите он объяснил:

— Я устанавливаю автоматическую отсечку на пять часов. Если вы опустите этот рубильник, — он указал на красную рукоятку, — то сможете освободить меня задолго до этого срока. Но воспользоваться им вы можете только в случае крайней необходимости.

— А что вы считаете случаем крайней необходимости?

— Возможность нападения на нас, — Гросвенф колебался. Ему бы хотелось назвать целый ряд подобных возможностей, но то, что он собирался делать, было не просто научным экспериментом. Это была игра не на жизнь, а на смерть. Готовый действовать, он положил руку на контрольный диск, но остановился.

Наступил решающий момент. В течение нескольких секунд совместный разум бесчисленного количества особей птичьего народа завладевает частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять его под свой контроль, как взяли всех остальных людей на корабле, кроме Кориты. Он был уверен, что ему придется противостоять группе умов, работающих вместе. Он не видел ни машин, ни даже колесного транспорта — самого примитивного из механических приспособлений. Он считал само собой разумеющимся, что они пользуются камерами типа телевизионных и догадался, что видит город глазами его обитателей. В подобных вещах телепатия была сенсорным процессом, таким же острым, как и само видение. Нематериальная духовная сила миллионов птицеподобных обитателей планеты могла перескочить через барьер скорости света. Они не нуждались в машинах.

Слушая запись, Гросвенф манипулировал диском настройки, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Он вынужден был делать это осторожно. Даже если бы он захотел, он не смог бы настроить чужую психику на нужный ему диапазон. В ритмических пульсациях лежит любое изменение психики. Он может изменить ритм и больной человек станет здоровым или здоровый душевнобольным. Ему приходилось ограничивать своего реципиента волнами, которые можно было бы зарегистрировать как психологический эквивалент здоровья.

Аджустер перенес эти волны на луч света, и он направил его на изображение. Результатов пока никаких не было. Да Гросвенф и не ожидал их. Так что и разочарован ни в чем не был. Он надеялся, что результат станет очевидным лишь когда будут заметны изменения в лучах, которые они на него направляют. А изменения эти он сумеет распознать.

Не просто было концентрировать свое внимание на изображении, но он заставил себя делать это. Энцефало-аджустер начал явственно вмешиваться в его видение. Но он все так же твердо продолжал смотреть на картину.

«Я спокоен, я расслаблен. Мои мысли ясны…» — только что эти слова громко звучали в его ушах. И вот уже они исчезли. Вместо них послышался рокочущий звук, похожий на отдаленный гром.

Шум медленно затихал. Он перешел в ясный шорох, похожий на шуршание крупных морских ракушек. Гросвенф увидел слабый свет. Он был далеким и тусклым, как будто пробивался сквозь слой плотного тумана.

«Я все еще контролирую себя. Я получаю ощущения через их нервные клетки. Они получают через мои».

Он мог ждать… Он мог сидеть и ждать, пока его мозг не начнет анализировать ощущения, что телепатируются их нервными системами. Он может сидеть здесь и ждать.

«Стоп! Сидеть! — подумал он. — Зачем они это делали?»

Тревога обострила его восприятие. Он услышал далекий голос, произносивший:

— Независимо от того, имеет ли смысл виденное и слышанное мною, я остаюсь спокойным…

Внезапно он ощутил зуд в носу.

«У них нет носов, — подумал он, — по крайней мере, я не видел ни у одного. Следовательно, это действительно мое чувство».

Он хотел поднять руку, чтобы почесать нос, но в это время у него сильно заболел живот. Если бы испытал такую боль раньше, он бы согнулся. Но согнуться он не мог. Он вообще двигаться не мог, не мог почесать нос, не мог пошевелить пальцем.

И тогда Гросвенф понял, что источник зуда и источник боли в животе один и тот же и находится он вне его тела. И еще подумал Гросвенф, что совсем не обязательно, чтобы все это исходило от чужой нервной системы. Две высокоразвитые формы жизни посылают сигналы друг другу. Ему казалось, что они тоже получают его сигналы. И ни один из них пока невозможно объяснить. Его преимущество состояло в том, что он этого ожидал, а чужаки, если они находились в стадии феллаха, и если теория Кориты была верной, не ожидали и не могли ждать его сигнала. Да он бы и не мог послать его без своего приспособления. Видимо это привело их в большое заушательство.

Зуд исчез. Боль в животе переросла в чувство тяжести, как если бы он переел. Горячая игла вонзилась ему в спину, проникая в каждый позвонок. На полпути вниз она превратилась в лед, а потом этот лед растаял и ледяной поток побежав по спине.