И он сказал:
— Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить с вами. Не находите ли вы, что я должен получить связь с главами других отделов, когда мы находимся в скафандрах.
Мортон улыбнулся.
— Вы ее не получили до сих пор по недоразумению. Положение будет исправлено.
Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Вернулся в отдел он в хорошем расположении духа. Ему казалось, что некзиализм на корабле обретает под собой почву.
В первой комнате Гросвенф с удивлением увидел Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Психолог направился к нему навстречу:
— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?
Гросвенф понял, что Сидл знает о гипнотических опытах. Ему, действительно, стало несколько не по себе. Но виду он не подал. Придав голосу твердое звучание, он быстро сказал:
— Вы абсолютно правы, сэр. Я поступил скверно. А как поступили бы вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.
«Зачем он пришел? — подумал про себя Гросвенф. — Неужели Кент послал его расследовать?»
Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.
— Я имел в виду не это, — мрачно проронил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение от содеянного.
Гросвенф изменил тактику.
— Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?
Сейчас он не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины не привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться и показать им свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и сделать его нейтральным.
— Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своем диагнозе.
— Почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказался против его кандидатуры на предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, то я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее, я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе, касающемся меня и начальника химотдела.
— Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — я тут выступаю в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых. И нахожу, что поступок этот безнравственен. Я удивлен, что вы ждете от меня содействия. Нет уж, увольте.
— Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я совершенно воздержался от того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.
— Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?
— Совершенно верно, — Гросвенф понимал, что за этим последует.
— И все же, вы загипнотизировали не Кента, а группу посторонних людей. В чем их вина?
Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четыре техника из химического отдела. Это команда Кента. И, конечно же, все они заодно.
— Я не собираюсь спорить с вами по этому поводу, мистер Сидл. Могу лишь сказать, что специалисты, которые с самого начала подчинились лидерам, не вникая, какими интригами занимаются их начальники, должны отвечать за содеянное их шефами зло. Не буду глубоко вникать в этот вопрос, лучше задам свой.
— Да?
— Вы были в технической?
Сидл кивнул.
— Вы видели записи?
— Да.
— Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?
— Все связано с химией.
— Именно ее я им преподаю и намерен не обрывать этого процесса. Я рассматриваю свой отдел, как отдел обучения. Люди, приходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.
— Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее, я рад сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он будет возражать против того, чтобы его люди углубили знания по химии.
Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент и обрадуется ли он тому, что его служащие будут знать не меньше, чем знает он сам. Он мрачно смотрел в спину уходящему Сидлу и знал наверняка, что психолог даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Гросвенф думал — для решительных действий время еще не настало. Кроме того он спасался, что, если применит тяжелую артиллерию, то вызовет ответные действия, которые трудно будет отразить. «Надо быть хитрее», — решил Эллиот. И мысли его сосредоточились на другой области. Он думал о цикличности истории. О цивилизации, которая рождалась, росла и старела. Он сравнивал свою борьбу с эволюцией, с развитием, в процессе которого появляются коллизии. Это была область, которую хорошо знал Корита. И он решил посоветоваться с ним. Он нашел ученого в библиотеке, что располагалась на том же этаже, что и «Некзиальный отдел». Когда Эллиот вошел в библиотеку, Корита собирался уходить, так что они встретились в дверях, и молодой ученый без околичностей задал свои вопросы.
Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем он сказал:
— Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решить специфическую проблему. Это можно сделать только на базе общих правил. Вот практически все, что может предложить теория цикличности.
— Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем «зимнем» периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Корита пожал плечами.
— Я постараюсь быть кратким. Важнейшей «доминирующей» чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами людей того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религии, ищут смысл во всевозможной чертовщине. Объясняют непонятное вмешательством сверхъестественных сил. С ростом знаний общество начинает многое понимать и отрицает наследственное превосходство меньшинства, отвергает его. Начинается борьба за власть… Именно эта обостряющаяся борьба является общей чертой «зимних» периодов для всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба начинается обычно в легальных рамках, которые тяготеют к защите меньшинства. На общественной арене появляются личности, которых втягивает воронка борьбы. Начинается рукопашный бой интеллектов. Охваченные негодованием и страстным желанием люди следуют за такими же сбитыми с толку, как и они сами, вожаками. И повторяется одно и то же, беспорядок ведет по одной и той же дороге к конечному состоянию. Рано или поздно одна из групп завоевывает высоты. Оказавшись у вершин власти, лидеры насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа, чтобы удержаться, начинает тормозить любого рода деятельность. Права, свобода и прочие институты, необходимые всякому организованному обществу, превращаются в средство давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но открыто жестоким обществам. Вспомните Рим после 300 года н. э. Личность не может возвыситься. Ну как, помогла вам эта краткая зарисовка?
Гросвенф задумчиво ответил:
— Да, очень похоже на то, что происходит у нас. Мне необходимо поставить на место мистера Кента, избежав при этом ситуации, свойственной «зимнему» периоду, описанному вами. Я хочу понять, могу ли я немедленно защищаться от него, не усугубив вражду и так уже имеющуюся на борту «Гончей».
Корита улыбнулся.
— Это будет небывалая победа, если она вам удастся. Что ж, желаю вам удачи, молодой человек!
В эту минуту все и решилось…
Они остановились у прозрачной стены в конце коридора. С внешней стороны стены была ниша. И, конечно же, прозрачный корпус не был стеклянным. Это был особый сплав прочного металла. За ним находился вакуум и беспредельность пространства.