Рублёв прищурился, но ничего не разглядел, полез в карман куртки за очками. Ведов даже улыбнулся, подумав про себя, что теперь образ Сашки, серьёзного «президентского» деятеля, дополнен.
На освещённой стене Рублев увидел чёрную трафаретную надпись «RASSOLNIKI», а под надписью цифру «155».
– Гм, забавно, – прокомментировал Александр, – слово я знаю, это название местной группировки очистителей, а цифра что означает?
– Так они подписывают, сколько их человек в банде, цифра эта всё время, кстати, растёт, – ответ Рублёву понравился. Эта была «вкусная» деталь для его будущего материала.
– И что, они постоянно приходят и переписывают цифру? – спросил приятеля Рублёв, желая скорее услышать положительный ответ, ведь это вносило бы в историю дополнительную интригу и даже мистику.
– Представляешь, Сань, да! Как им это удаётся – никто не знает, менты постоянно здесь сидят в засаде, но до сих пор не понятно, когда и как появляется новая цифра, – увлеченно рассказывал Ведов.
– Хрень какая-то, – пробормотал Рублев, подумав при этом, что и в самом деле, без мистики не обойдется. Он уже начал представлять, как опишет эту историю в своём материале, ведь журналистский опыт подсказывал – те слова, что приходят в голову об объекте, когда смотришь на этот объект – и есть самые точные, – а что им эта стена-то далась, она особенная какая-то?
– Да кто их знает? Центр города, вот и позируют, – мрачно ответил Ведов, словно вопрос ему не понравился, – поехали уже в микрорайон.
Педофил из «очистителей» жил в двенадцатиэтажном доме на краю города на девятом этаже. По словам полицейских, встретивших журналистов на пороге квартиры, изнасилование произошло в одном из двух лифтов этого же дома. Насильник поднимался к себе, а в то время на втором этаже в лифт зашла 15-летняя девочка, которая возвращалась от соседки-одноклассницы. Школьница, как заметили полицейские, «вполне созрела», да и одета была в лёгкий халатик, «вот парень и не выдержал».
– После содеянного, – рассказывал информатор Ведова, щупленький черноволосый лейтенант, – гражданин никуда скрыться не пытался, засел дома, двери сотрудникам полиции сам открыл и всё рассказал.
– И что сам рассказал, что не выдержал? – спросил Рублёв лейтенанта.
– На вопрос сотрудника правоохранительных органов о мотивах… – начал было рапортовать полицейский, но Ведов прервал его, сказав, что можно не «официозничать», что Александр хоть и из Москвы, но свой человек, простой, к тому же родился здесь. Информатор, облегчённо вздохнув, мгновенно поменял стиль разговора, подтвердив, что «этот сука недоделанный так и сказал, что не выдержал».
– А что, Вить, – обратился Ведов к лейтенанту, – этот выродок ещё здесь? Поговорить с ним можно?
– Нельзя, конечно, но тебе, ты ж знаешь, можно, конечно, – запутался вдруг в словах полицейский и, чтобы не усугублять ситуацию, сказал, где можно найти педофила, – он на кухне сидит, со следаком из комитета базарит.
Пройдя по темному коридору, миновав открытые зачем-то двери туалета и ванной, Ведов с Рублёвым оказались на кухне. За типовым складным столом сидели двое. Кто из них следователь, а кто преступник – сразу было не понять. Оба молодые, оба в очках, оба аккуратно причёсанные – видно, что уход за собой для них не последнее дело. Оба атлетически сложены – прямо два красавца. Следователя выдавало лишь то, что он сидел за столом в ботинках. Тот, кого обвиняли в педофилии – парень лет двадцати – первым спросил у вошедших журналистов: «А вам чего?». В его маленьких, но ярко-зелёных глазах, сверкнула растерянность. В этот момент Рублёв почему-то подумал, что его нос и нос педофила очень похожи, будто сделаны из одного теста: аккуратные, прямые, удачно вылепленные природой, что бывает редко. Обычно природа на носах мужчин отрывается. За раздумьями о мужских носах Рублёв не заметил, как начался разговор между Ведовым и следаком.
– Он про «RASSOLNIK’ов» что-нибудь рассказывает?
– Пока не дошли до этого.
– Пару вопросов задам ему?
– Валяй, я пока перекурю.
Ведов так вцепился взглядом в педофила, что тот аж вздрогнул.
Рублёв заметил, что и следователю, наблюдавшему за происходящим через дым продолговатой сигареты, стало не по себе.
– Ты понимаешь, урод, что наделал? – начал Ведов.
Теперь смутился и Рублёв. Он, как журналист, обычно задавал педофилам другие вопросы.
– Ты, пидор, помнишь, что бывает с такими, как ты, в наших колониях? Ты, сука, понимаешь, что тебе теперь придётся выдать и всю вашу шайку? – по мере того, как Александр сыпал угрозами, следователь всё шире улыбался: то ли себя узнавал в манере разговора, то ли радовался тому, что на подозреваемого оказывается дополнительное психологическое давление.
Педофил не ответил ни на один вопрос, он только кивал головой, не отводя при этом глаз от журналиста Ведова. Александр зачем-то начал водить пальцами вокруг своего рта, приговаривая: «Вот пидор ходячий, вот пидор!». Педофил вдруг оживился, перестал кивать и хорошо поставленным голосом проартикулировал: «Я всё понял, не тупой».
– Что ты понял? – вмешался в разговор следователь, докуривший сигарету и бросивший окурок на пол, предварительно потушив его прямо об стол, – ты поймёшь, когда на зону попадёшь, а пока рассказывай.
Слушать рассказ журналисты не стали, Ведов предложил другу уйти отсюда, мол, и так всё ясно. И хотя Рублёву было неясно, спорить с Александром он не стал – за окном уже брезжил рассвет. И с дороги очень хотелось спать.
– Поехали спать? – будто угадав желание друга, предложил Ведов, – тебя куда отвезти? Можно ко мне.
– Да нет, я к себе, с квартирантами договорился, они съехали на время.
У Рублёва в городе была своя квартира, которую успели купить ещё его родители, незадолго до того, как их по очереди съела самая распространенная болезнь промышленной провинции – онкология. Он эту квартиру не продавал, не в память, конечно, о маме с папой, нет! Он оставлял ее на всякий случай – вдруг придётся вернуться.
Друзья вышли из подъезда многоэтажки и через пару минут снова затряслись в машине – поехали к Рублеву.
Дом Александра находился в обычном спальном районе. Таких домов в этом городе – десятки.
Запорожец проезжал освещенные рассветом до боли знакомые места: школу, в которой учился Александр, детскую площадку, футбольное поле, деревья, кусты, в которых, казалось, ещё вчера строили шалаши, заброшенные дома, в которых играли в войнушку, любимый двор, где произошло столько событий его детства. Когда проезжали все это, Саша чувствовал щемящую боль в сердце.
– Да, возвращение на родину всегда вредно для здоровья, – пошутил вслух Рублёв, увидев, наконец, подъезд своего дома. Как ни странно, это были первые слова, произнесенные им за весь путь от дома педофила. Ведов тоже всю дорогу молчал, хотя ему было о чем поговорить с другом. Но он понимал – не сейчас.
«Запорожец» подкатил практически к самому подъезду, так что можно было выйти из машины, не наступая на асфальт, Рублёв так и сделал – шагнул сразу на бетон крыльца. Ведов тоже вышел, достав багажную сумку Александра.
– Не приглашаю, извини, – Александр взял из правой руки друга сумку и тут же пожал её крепко, с благодарностью, – сам не знаю, как там всё выглядит, да и устал.
– Да о чём ты говоришь, Сань? Я всё понимаю! Давай, до завтра! – и Ведов с улыбкой вернулся в «запорожец».
Рублёв решил проводить взглядом отъезжающую машину, но даже когда жёлтый «запорожец» скрылся в тумане, Рублёв ещё долго не заходил в подъезд, глядя в темную даль. Он вдруг поймал себя на мысли, что только сейчас вспомнил, что рассказывал ему о Ведове его хороший знакомый и информатор из ФСБ.
В квартире Рублёва царил порядок – квартиранты оказались аккуратными. Мебели минимум – диван, стол журнальный, стол компьютерный и кресло-качалка. Всё это как нельзя лучше вписывалось в небольшую по размерам комнату с сероватыми обоями. Съёмщики забыли выключить настольную лампу и закрыть форточку, но и он не стал этого делать, сил хватило только на то, чтобы дойти до дивана. Сон захватил с такой жаждой, что доносившийся шум просыпающейся улицы показался Александру колыбельной.
