– Дорогая, к столу! Маман приготовила нам филе лиманды[67] с цветной капустой!

Айрис спрятала под матрас заветную тетрадь со сказками, иллюстрации к которым рисовала Таша, и присоединилась к мужу. Они редко обедали вдвоем, но сегодня Эфросинья ушла к мадам Баллю, к которой заглянул кузен Альфонс со своими друзьями, чтобы сразиться в «желтого гнома». Виктор отказался от обеда, сказав, что ему надо отдать в починку велосипед, поэтому он перекусит дома на скорую руку и к двум часам вернется. Зульма, разделавшись со стиркой и сбегав к аптекарю, получила поручение зайти к доктору Рено и пригласить его осмотреть Дафнэ после обеда. Когда служанка вернулась, у нее был такой измученный вид, что Айрис отпустила ее домой.

Ради того, чтобы побыть наедине с мужем, Айрис готова была оставить на время свою божью коровку.

– Помнишь наши первые свидания? Ты никак не решался открыться… – с улыбкой сказала она.

– Решила погрузиться в воспоминания? Можно подумать, что мы – пожилая пара!

– А что? Лет через двадцать у нас будет уже куча внуков!

– Не торопи события! Пока что мы – счастливые родители одной-единственной крикуньи.

Жозеф наполнил тарелку жены и коснулся губами ее волос. Потом уселся за стол и начал без аппетита ковырять вилкой в тарелке.

– Терпеть не могу рыбу… Скажи, а ты не знаешь, где можно купить миниатюрную железную дорогу?

– Хочешь подарить ее Дафнэ на Рождество?

– Нет, я… Мне это нужно для романа, идею которого подсказал Симеон Дельма.

– Призрак Алибо интересуется паровозами?

– Я немного изменил сюжет. Один коллекционер миниатюрных железных дорог, проживающий на улице Висконти, нашел у старьевщика игрушечный паровоз, исторгающий настоящий дым. Однажды вечером огромное страшное облако поднялось над ним и превратилось в отвратительное злобное привидение…

Жозеф промокнул лоб салфеткой.

– Как такое могло прийти тебе в голову?

– Секрет… В этом и заключается мастерство писателя.

– Вернемся к Рождеству: я думаю подарить Дафнэ первую куклу, сейчас в продаже появились говорящие, они кричат «папа» и «мама».

– Отличная мысль, дорогая. И где же нам такую раздобыть?

– В «Лувре».

– Не лучше ли обратиться к частным торговцам, ну, не знаю, к Дюкудре, например?

– А кто это? – спросила Айрис в замешательстве.

– Известные коммерсанты, мадам де Салиньяк за них ручается.

– Где же находится их магазин?

– В том-то и дело, что я забыл. Думал, ты знаешь… Название улицы так и вертится у меня на языке…

– А еще у тебя рыба на подбородке. Я не пойму, ты что-то имеешь против «Лувра»?

– Доверься мне, магазин Дюкудре – это то, что нам нужно. И я придумал, как их разыскать! Нам поможет телефон.

Не успела Айрис сказать и слова, как Жозеф, чмокнув ее на ходу, помчался на первый этаж. Он покрутил ручку телефона и поднес трубку к уху, надеясь услышать на другом конце провода приятный голос, который помог бы решить его проблему. Агрессивный выкрик «алло» чуть не оглушил его.

– Мадемуазель, будьте так любезны! Скажите, можно узнать у вас адрес магазина игрушек?

– Я вам не справочное бюро!

– Ну, пожалуйста, помогите мне! Дело в том, что я собирался закупить крупную партию подарков для сирот. Разве можно оставить ребятишек без рождественских подарков!.. Будьте добры, я ведь не прошу невозможного!

– Хорошо, диктуйте имя по буквам.

– Дюкудре. «Д» как Деода, «Ю» как Юрбен, «К» как…

– Есть «Синий карлик», бульвар Капуцинов, 27, «Детский магазин» «Пассаж д’Опера́», «Детский рай», улица Риволи, 156. Дюкудре я не вижу… Ах, нет, стойте, нашла, «Лошадка– качалка», бульвар Бомарше, 13.

– Мадемуазель, вы спасли мне жизнь!

Сухой щелчок означал, что на другом конце провода положили трубку. Жозеф ликовал. Сам Шерлок Холмс был бы им доволен.

Эварист Вуазен остановился, чтобы дать отдых затекшей под тяжестью лейки руке. С раннего утра он чистил теплицы, где в удобренной навозом почве выращивали шампиньоны. В прошлом месяце там высадили мицелий. Споровые любили тепло и влажность, поэтому почву поверх навоза посыпали песком, выравнивая его лопатами. В течение месяца грядки регулярно поливали и выпалывали сорняки. Наконец наступил этап, который Эварист любил больше всего – на ровных грядках начали появляться сероватые шарики, которые будут расти до тех пор, пока не придет время их собирать.

В животе у Эвариста забурчало. Он надел куртку, попрощался с коллегами, которые оставались перекусить прямо на рабочем месте, и двинулся к проходу между каменных стен, где время от времени попадались кучи песка. Укрывшись за одной из них, он присел на корточки и нащупал рукой припрятанную литровую бутыль красного вина. Эварист не подозревал, что всем давно известна его слабость. Хлебнув вина и слегка пошатываясь, Эварист прошел по проходу, поднялся по ступенькам и через старый вентиляционный люк, который когда-то использовали для проветривания карьера, где теперь были устроены теплицы с шампиньонами, выбрался наружу.

Свое название городок Карьер-Сен-Дени[68] получил благодаря тому, что в его окрестностях добывали известняк, гипс и мел, которые использовали при строительстве Парижа. Эварист был местным уроженцем и хотел бы здесь и умереть. Он не жаловался на судьбу, и если бы в свое время не имел неосторожность жениться на сестре своего лучшего друга, был бы вполне счастлив. Эварист не понимал, как прелестная юная Аспази могла превратиться с годами в сварливую Ксантиппу. У них родилось четверо детей, все как один похожие на мать: лживые и жестокие. Чтобы ужиться со своим семейством, Эваристу приходилось черпать силы в вине.

Он быстро добрался до своего дома, который построил около двадцати лет назад с помощью Эмиля Легри, ссудившего ему кругленькую сумму без процентов. Теперь фасад уже потрескался, угрожая со дня на день обвалиться, а порывами ветра с крыши сдуло почти всю черепицу, и в непогоду она протекала.

Эварист вошел в кухню, где изможденная, преждевременно поседевшая женщина накладывала еду в тарелки, которые ей протянули мальчик и девочка. Два старших сына, один ученик парикмахера, другой – ювелира, обедали на своих рабочих местах.

– Поздновато же ты явился! Да еще и выпивши! – набросилась на мужа мадам Вуазен.

Эварист молча работал ложкой. В картошке не хватало соли и масла, ну, да что ж поделаешь, сойдет и так.

– А ты что же не сядешь? – спросил он жену, которая стояла у плиты и с мрачным видом рассматривала его.

– Вот уже неделю мы вынуждены питаться одной картошкой! С твоей нищенской зарплатой ни сосисочки не можем себе позволить, ни кусочка паштета! Я знаю, куда уходят твои деньги! Какие-то две курицы прислали тебе письмо, держу пари, это потаскухи!

Она развернула скомканный листок бумаги и насмешливо прочитала:

Сюзанна и Ида.

– Зачем ты вскрыла письмо? Оно адресовано мне! Дай его сюда! – возмутился Эварист.

– Значит, твое любимое бистро? Небось, заведение толстяка Луи? Хороший же ты пример подаешь своим детям!

И она кивнула на хохочущих малышей.

– Ты отдашь мне письмо? – повторил Эварист.

– Хватит и того, что ты раз в год посещаешь эти сборища в память о своем благодетеле! А вот это, – женщина гневно потрясла листком бумаги перед носом мужа, – уже переходит все границы! Даже и не думай, я не позволю тебе встречаться с потаскухами у твоего любимого Луи! Смотри, что я сделаю с этим письмом!

Она сняла с плиты одну из чугунных конфорок и бросила листок в огонь, прежде чем Эварист успел ей помешать. Он в ярости замахнулся на жену. Аспази с вызовом посмотрела на него, и в ее глазах горела такая ненависть, что он отвернулся и уселся за стол, опустив голову.