— Ну, красоты мне и в бабах хватает, — буркнул мрачный Олежек, ненавидевший такие лекции.
Богдан Сергеевич с огромным сожалением взглянул на него.
— Боюсь, ни возраст, ни опыт не помогут тебе понять столь очевидных вещей. Так и останешься комком первобытных инстинктов.
— Главное — не помереть раньше времени, а остальное мне пофигу, — ухмыльнулся Олежек.
Их беседа была прервана сигналом сотового телефона из кармана Старика. Старик вытащил трубку, взглянул на экранчик, на котором появился номер звонившего, и раздраженно поморщился. После этого отошел от Олега в сторону и ответил:
— Слушаю.
— Я от Владимира Ивановича, — пробасил незнакомый голос.
— Да, я так и понял.
— Буду краток, Богдан Сергеевич. Нам известно, что вы немножко потеряли контроль над ситуацией.
— Не могу согласиться с этим…
— Не перебивайте, — оборвал его собеседник. — Так вот, в связи со сложившейся ситуацией в город прибыл наш человек. Хороший, опытный человек, который поможет вам решить проблему.
— Я же настоятельно просил не доводить до крайностей! — сдавленно прокаркал в трубку Старик. — Просил! Мы сами со всем справимся.
— Владимир Иванович не очень в это верит. Слишком много проколов с этим вашим протеже.
— Где ваш человек? — с неприязнью спросил Старик.
— Вас это не должно заботить. Скажу только, что этот человек уже осмотрелся на местности и выбрал удобную позицию.
— Позицию?
— Да. С которой прекрасно виден дом вашего гостеприимного хозяина. Мне поручено передать вам, что если вы сами изыщете возможность найти и остановить носителя проблемы — прекрасно. Если нет, этим займется наш человек. Он в курсе всего. Несколько минут назад он позвонил мне и сказал, что у вас прекрасный сиреневый галстук и он очень вам идет. Он даже вполне ясно различает рисунок на нем.
Старик тревожно вскинул голову и, нервно поправив галстук, всмотрелся в крыши высившихся вдали домов.
— Я так не работаю. И вы это знаете!
— А мы работаем. И вы тоже об этом знали. Так что не будем зря сотрясать воздух.
— Черт возьми, но не здесь, не сейчас! Здесь полно иностранных дипломатов!
— Что ж, им будет на что сегодня посмотреть, — хохотнул собеседник и отключился.
Старик судорожно выдохнул и подошел к Олежеку.
— Ну, чего там? — полюбопытствовал тот.
— От наших московских друзей. Они надумали перерубить гордиев узел одним махом.
— Чего перерубить?
— Не важно! Господи, неужели можно быть таким тупым!
— Да чего стряслось-то?
— То, чего я боялся, вот что! — прошипел Старик. — Я же просил их не вмешиваться! Просил! Мне все это крайне не по душе.
В этот момент Олежек что-то услышал в своем маленьком наушнике, и улыбка сошла с его лица.
— Да. Да. Понял. Нет, не трогайте никого, — проговорил он в микрофон.
— Что там такое? — спросил у него Старик.
— В микроавтобусе артисты прикатили, — объяснил Олежек.
— Целый микроавтобус? — ужаснулся Старик, спеша по дорожке к дому. — Этому чертовому Остерману что, одного-двух не хватило? Проклятый дурак, вообразивший себя широкой русской душой! Небось, еще и медведей с цыганами нанял! Совершенно невозможно работать в такой обстановке!
— Может, пару человек от дальнего забора отзовем?
— Никого не отзывать! Только пусть кто-нибудь все время держится рядом с Остерманом. Пусть глаз с него не спускает.
Быстро пройдя мимо игроков в крокет, они приблизились к Остерману, отдававшему распоряжения нанятой прислуге на широкой открытой веранде позади дома. Все вместе они безуспешно пытались разжечь огонь в большом самоваре.
— Какой из ваших умников, Богдан Сергеевич, привез сырые шишки? — засмеялся Остерман, увидев Старика. — Я хотел показать этим джентльменам настоящий русский самовар в действии, а тут просто жуть какая-то выходит! Нам всем уже глаза дымом выело. У нас, конечно, есть дрова для камина, но самовар по правилам надо разжигать только шишками. Вот, видите? Один дым — и никакого огня! А еще говорят, дыма без огня не бывает.
— Да, да, ужасная неприятность, — несколько поспешно согласился Старик. — Я накажу этих олухов.
— Что там с нашими журналистами? — неожиданно заговорщицки подмигнул ему Остерман. — Поймали хоть одного?
— Пока все спокойно. Принятые меры дают о себе знать, — вымученно улыбнулся Старик. — А теперь, прошу прощения…
Он не успел договорить. На лужайку в окружении восхищенной детворы выбежала целая толпа ряженых и скоморохов. Они все свистели в дудки, плясали, кричали и смеялись. Одним словом, изображали бригаду сумасшедших на выезде. Их крики даже заглушили Пятую серенаду Гайдна, исполняемую скрипачами.
— Я уверен, он о чем-то догадывается и пригласил эту банду переодетых студентиков назло мне, — сквозь зубы процедил Старик.
— Не переживайте, Богдан Сергеевич, если Тимофей среди них, мы его найдем, — так же тихо ответил Олежек.
— Боюсь, теперь наши действия не будут иметь никакого значения, — вздохнул Старик и оглянулся на веселящуюся толпу. — Надо же! Все как один рожи разукрасили, поганцы!
— Да уж, таких чудиков поискать.
Вся публика пришла в движение, уследить за которым больше не представлялось возможным. Игроки в крокет бросили свои молотки и мячи. Просто прохаживавшиеся по дорожкам с бокалами в руках тоже подошли посмотреть, с чего такой переполох.
Неожиданно к Старику подскочила какая-то дама в жуткой шляпе и нелепых очках. Она потащила его за собой, крича ему в самое ухо почему-то по-немецки:
— Gehen Sie zu uns! Gehen Sie zu uns![25]
— Entschuldigen Sie. Ich kann nicht. Ich kann nicht![26] — упирался Старик, но дама утащила его за собой в толпу, собравшуюся поглазеть на скоморохов.
— Какой милый старичок! — вопила она, цепко держа его за руку. — Какой прекрасный праздник! Я обожаю Россию! Я здесь впервые, но уже успела полюбить ее всей душой! Как ваше имя? Я Марта. Здесь великолепно! Смотрите, мы будем водить хоровод! Какая прелесть! Дети, дети, все беритесь за руки! Все! Все! Какие глупые дети! Ничего не понимают.
У проклятой немки, бог знает как затесавшейся среди англичан, были некрасивые передние зубы, крашеные волосы и жуткий темперамент. Она немедленно вовлекла Богдана Сергеевича в хоровод и при этом смеялась громче всех. Ему ничего не оставалось делать, как скакать с ней под руку.
— Смотри в оба! — успел он крикнуть Олежеку, еле сдерживавшему смех.
— Как весело! Только русские умеют так веселиться! — с энтузиазмом сообщила Богдану Сергеевичу немка. — Кстати, вы так и не сказали, как вас зовут, проказник!
— Богдан, — процедил Старик, не в силах вырваться из хоровода.
— О! Красивое славянское имя. В нем есть что-то румынское. Вы румын? Признайтесь! Я знала одного румына! Он был великолепен… А в чем великолепен, я вам потом шепну на ушко! — тараторила немка.
Остерман, за которым Олежек решил приглядывать лично, подхватил на руки свою пятилетнюю внучку, пробегавшую мимо, и спросил:
— Как вам нравится эта маленькая именинница? Поздоровайся с дядей. Только по-русски! Ну…
— Здаствуте, — выговорила девочка с акцентом то ли по причине своего малолетства, то ли из-за долгого пребывания за границей.
Олежек вежливо улыбнулся. В семейном антураже он чувствовал себя неловко.
— Вы женаты? — поинтересовался у него Остерман.
— Нет. Эта беда со мной еще не случилась.
— Почему же беда?
— Хорошее дело браком не назовут.
— Ну, это банально, дружище. Женитесь. Нет, сначала полюбите, а уж потом женитесь, и все у вас в жизни будет хорошо.
— А мне и сейчас неплохо! — Олежек, глядя на веселящуюся публику, с независимым видом сунул руки в карманы брюк.
— Неужели? — удивился Остерман. — Что ж, вид у вас действительно цветущий, но вид бывает обманчив. Как адвокат, я знаю это лучше многих.