- Сколько их? - отобрал он у меня бинокль, единственный из оставшихся в нашей собственности.
- Не меньше полутысячи, с заводными лошадьми. Что будем делать? - меня пугала первая встреча с возможным врагом в открытой степи. До этого мы всегда встречали врага в укреплении, хотя бы временном.
- Поеду я вперёд, может, это наши союзники, - Иван вернул мне бинокль и запрыгнул в седло, посылая коня на противоположный берег.
Он отозвал весь авангард на холм, выстроив спешившихся воинов в цепочку, прикрытую их конями. Сам Палыч выехал на десяток метров вперёд и демонстративно выстрелил из ружья в воздух. Сигнал для переговоров, как минимум, для остановки несущихся на нас всадников. Однако, приближающийся отряд явно собирался атаковать, не снижая скорости своего сближения с сотней наших воинов на противоположном берегу Караганки. Мне в бинокль удалось разглядеть, что степняки начинают вынимать луки, натягивают тетивы с наложенными стрелами. Всё, рисковать не вижу смысла, я дал отмашку миномётчикам, до столкновения с ордой оставалось не более двухсот метров. Наши парни мне ближе и роднее, чем эти безбашенные кочевники, будь они трижды мирными скотоводами. Мы не на театральной сцене, чтобы пугать нас воображаемой атакой.
Палыч, вероятно, подумал так же, поскольку первые разрывы мин совпали с выстрелами его бойцов. Всадники после первых выстрелов, казалось, ускорили своё движение, уверенные в том, что наши ружья нуждаются в длительной перезарядке. Первые жертвы огнестрельного оружия, упавшие под ноги своих сородичей, лишь чуть-чуть задержали движение основного войска. Орда, замедлив движение по фронту атаки, выступила вперёд острыми флангами, словно двумя челюстями хищника кусала наших бойцов. К счастью для нас, двести метров даже всаднику не преодолеть быстрее десяти секунд. За эти десять секунд полсотни стрелков из помповых ружей успели сделать не меньше пяти прицельных выстрелов, а вторая полусотня новобранцев умудрилась дважды перезарядить свои ружья и разрядить их в сторону атакующей конной лавы, пусть не прицельно, однако, попадания были. Это триста выстрелов, слившихся в одну сплошную пулемётную очередь, направленную в лицо кочевникам.
Степняки явно не привыкли к такой скорострельности и атаковали довольно тесным строем, из-за чего большая часть пуль нашла себе жертву. Не воина, так его коня. А то и обоих вместе. В результате, в полусотне метров от холма, где стояли наши бойцы, получилась настоящая мясорубка, баррикада из окровавленных тел. Как там, у Лермонтова, 'Смешались в кучу кони, люди'? Атака прекратилась по техническим причинам, задние ряды атакующих всадников вынуждены были остановить своих коней, либо развернуть их поперёк направления атаки. Умолкли и наши бойцы, судорожно заряжавшие свои помповики. И тут все услышали типичный свист и негромкие хлопки мин, продолжавших выкашивать отставших степняков, восемь наших миномётов откорректировали прицелы и методично выбивали задние ряды вражеских всадников.
Нет, хватит переводить снаряды, я подал команду к прекращению миномётного огня. Столбики минных разрывов перестали распугивать выживших всадников и заводных коней. Я внимательно разглядывал в бинокль группу всадников, собиравшихся на дальних холмах. Два резко выделявшихся человека бросились в глаза. Один, богато одетый толстячок в золотом шёлковом халате, в изукрашенной драгоценностями чалме, гневно выговаривал своему собеседнику, размахивая зажатой в руке плетью. Ничего странного, у бая или хана всегда виноваты другие, например, советники. Вот личность советника показалась мне до неприличия европейской наружности, несмотря на туземную одежду и скромную чалму. Руки мои зачесались в буквальном смысле этого слова и сами сняли с плеча любимую 'Сайгу', подарок Никиты. До вражеских командиров было недалеко, не больше семисот метров, я улёгся на землю и приник к оптическому прицелу.
Европеец представлялся мне большей угрозой и главной мишенью, его я и взял на прицел, отмеряя упреждение на дальность и боковой ветер. Медленно выжимаю спусковой крючок, ещё раз, уже быстрее, перевожу на бая и успеваю нажать, до его исчезновения из прицельного перекрестья. Результаты моего огня непонятны, телохранители утаскивают обоих начальников, попал ли я в них, непонятно за этой суетой. Зато Палыч великолепно сориентировался по моим выстрелам и двинул полусотню своих ветеранов вперёд, широкой цепью охватывая поле боя. Не торопясь, бойцы проезжали по направлению к сгруппировавшимся остаткам орды. Те, несмотря на численное преимущество, дружно отступили, не делая попыток сопротивляться. Тогда уже я дал команду всем башкирским всадникам отлавливать трофейных коней, право собирать трофеи с убитых и добивать раненых принадлежало победителям.
На месте первого сражения пришлось задержаться до утра, к сожалению, одного нашего новичка пришлось похоронить. Шальная стрела нашла его даже за конём, других потерь у нас не было, пятеро раненых стрелами могли продолжать движение верхом. Восемь погибших и тяжело раненых коней, что пришлось добить, сразу были заменены трофейными. Трофейных лошадей наловили больше шестидесяти, с убитых коней собрали полсотни сёдел. Соответственно, пять десятков разделанных конских туш распределили по фургонам, неделя питания кониной нам была обеспечена, как минимум. Зато, сэкономим на охоте. Из седельных сумок набрали довольно много ячменя и овса, на день питания наших лошадок вполне достаточно. Двоякое впечатление оставили результаты боя. С одной стороны, много трофеев, почти нет потерь, боевой опыт, всё это большой плюс. С другой стороны, стоимость потраченных боеприпасов на порядок выше полученной выгоды. Неравноценный обмен получился, невыгодное дело подобные сражения.
До поздней ночи веселились у своих костров и делили трофеи наши победители. Взятое с убитых оружие и одежда по обычаю делились командирами между бойцами. Наши башкиры-новобранцы не могли поверить, что всего через две недели службы уже совершили такой подвиг, подкреплённый вполне реальными доходами. Как минимум, сабля, нож и лук со стрелами достались каждому. Плюс халат, сапоги и некоторые другие предметы обихода. Больше сотни сабель, пик и другого холодного оружия добавились к нашему грузу 'скобяного товара', как называл в своё время трофеи Володя. В расчёте на торговлю с приамурскими племенами, несколько фургонов везли из Таракановки собранное за пару лет холодное оружие. Топоров, пик, сабель, ножей и прочего 'скобяного товара' хватило бы на тысячу воинов. Кроме того, уже после встречи с атаманом Подковой, наши запасы пополнились почти сотней кремнёвых и фитильных ружей.
Удачное начало нашего пути воодушевило не только самих победителей и их близких, даже не принимавшие участие в сражении мастера из Белорецкого завода забыли о своих подозрениях. Потому наутро после боя, несмотря на пронизывающий холодный ветер, весь караван двинулся в путь гораздо энергичнее предыдущих дней. Увы, желание многих наших бойцов отличиться и заработать на трофеях, не сбылось. Следующая неделя пути прошла в полном безмолвии, ни единого человека мы не увидели на протяжении трёхсот вёрст пройдённой степи. До Барнаула оставались почти две тысячи вёрст и два месяца тяжёлой дороги. У нас появились первые умершие, не выдержали пути, простыли и умерли двое маленьких детей и одна женщина-башкирка. Всех их похоронили на стоянке, поставив на братской могиле деревянный крест. Молитву прочитал кто-то из наших мастеров, ни одного священника в нашем караване не было. Третий день мы кормили наших лошадок зерном из своих запасов, на два месяца пути пищи коням не хватит. Мы рассчитывали на почти вдвое меньшее число лошадей, когда покупали фураж. Дай бог, месяц продержимся на запасах, не больше.
- Может, начать резать лишних коней, - мрачно разговаривали мы с Палычем, глядя на проходящий мимо караван с невысокого холма, - пора спешиваться. Лучше идти пешком рядом с повозками, чем тянуть эти повозки через месяц вместо лошадей.
- Так оно, - не возражал я, - но...
