Зато все наши попытки найти сторожей и дворню оказались безрезультатными, даже собаки во дворе отсутствовали. Избы сторожей стояли пустыми, печи выглядели нетопленными несколько дней. Если бы не жара и полуденное солнце, пришло тогда мне сравнение, типичный триллер. Ни единого живого человека в нетронутой обстановке, как в книгах Стивена Кинга. Стоп, а где книги? Мы вернулись в дом, где не нашли ни единого листка бумаги. Более того, создавалось впечатление, что дом тщательно обыскивали, а все книги и бумаги аккуратно вывезли. Судя по нескольким вскрытым половицам, явно искали тайники. Почему-то мне пришли на память поляки-англичане из пугачёвского приближения, один из которых жил в Таракановке. Чего бы простым крестьянам так аккуратно себя вести? Прятавшиеся соседи узнали меня и рассказали, как вывозили из дома Лушникова все бумаги, а командовали возчиками два иностранца, говорившие по-русски с заметным акцентом. Было это в первый же день появления бунтовщиков, после чего ни один разбойник близко не подходил к купеческому дому.
Эти же соседи согласились приютить наших монашек, развязав нам руки для движения домой. Прощаясь со старшей монахиней, я спросил её имя.
- В монашестве зовут меня старицей Неонилой, - с напускным смирением ответила женщина.
- Если потребуется моя помощь, пришлите человека с письмом в Таракановский завод, к Владимиру Кожевникову. Он мой близкий друг, я расскажу ему о нашей встрече, Неонила, - не обращая внимания на удивлённое лицо старицы, я отправился к своим ребятам.
Коней, увы, в разграбленном городе мы не нашли, потому добираться домой пришлось всем вместе, ещё два дня, по извилистому Камскому руслу. Ещё из Сарапула нам удалось связаться по радио с Палычем, потому на пристани нас встречали два десятка повозок и оба моих друга, соскучившиеся по новостям. Пока разгружали корабли, все путешественники уселись за огромные накрытые сытной едой столы. Многие настороженно пробовали блюда из картошки и свежих помидор, принюхивались к подсолнечному маслу. Радость встречи и простота отношений между нами заметно удивляла прибывших из столицы учителей. Самыми невозмутимыми оказались три морских волка, они даже картошку с помидорами восприняли равнодушно, приходилось и не такое пробовать. Всё, мы добрались домой, дальнейшее наше путешествие походило на прогулку.
Дома меня встретила полностью оправившаяся после родов Валентина и делающий первые шаги сынишка. Я честно признался Володе с Палычем, что беру отгул на три дня, отдался радостям семейной жизни. Но, июль только начался, урожай, не вытоптанный отрядами восставших, надо было собрать. Учитывая скорое отправление на восток, новое строительство для наших учителей мы затевать не стали, обустроили их в палатках на берегу реки Сивы. Эти последние месяцы в Таракановке остались для меня в памяти напряжённым трудом по производству взрывчатых смесей и пороха. Все наши запасы 'неправильной соли' я спешил перевести в инициирующее вещество. Не только для нашего путешествия, но и для обещанных Никите припасов. Володя упаковывал станки и отбирал мастеров, отправлявшихся с нами на Восток. Палыч занимался продовольствием и размещением людей.
Все наши 'старые' бойцы перевооружались на помповые ружья, обучаясь стрельбе из них. Новички поступали в подчинение опытным сержантам, беспощадно обучавшим их стрельбе из обычных 'Луш'. В результате не обходилось без несчастных случаев, огнестрельных ранений и просто прищемленных пальцев. К счастью, смертельных ранений не было, но трёх раненых учителей мы оставили в крепости, брать их трудную дорогу было опасно, в первую очередь для них самих. Я не преминул цинично заметить, что сибирской надбавки они на своё жалованье не получат, один простой оклад. Все раненые изъявили желание примкнуть к нам следующим караваном. Интересно, что неграмотные вогулы легче и быстрее освоили ружья и правила обращения с ними, чем наши грамотеи из столицы. Трёх капитанов я решил вооружить револьверами и помповиками, слишком многое зависело от их жизни и здоровья в наших планах.
В результате, вместе с рабочими, учителями, женщинами и подростками, вогулами из вновь прибывших, набралось почти шестьсот человек, вооружённых ружьями. Полторы сотни опытных бойцов с помповиками и револьверами шли дополнительно к десяти миномётным расчётам и двадцати шести артиллерийским расчётам. Миномётчики и пушкари были вооружены одними револьверами. Миномёты рассматривались нами оперативной поддержкой стрелков при нападениях крупных отрядов врага. Пушки с прицелами мы собирались использовать исключительно в крепостях и на кораблях. Главной задачей артиллеристов стала сохранность орудий и прицелов. Боеприпасы и артиллерию грузили на самые проверенные фургоны, вместе с запчастями.
Буквально за неделю да нашего отправления вернулись парни с Алтая, удачно выполнили там все поставленные задачи. Завезли на базы бывших демидовских, а ныне казённых заводов продукты, боеприпасы и станки, договорившись об их охране до нашего прибытия, всего на полгода. К этому времени алтайские заводчики и управляющие обещали подготовить сотню повозок и привести на продажу табун лошадей, голов на четыреста. Несмотря на формальную передачу заводов в казну, Демидовы не прекращали контролировать свои бывшие заводы. Для управляющих и приказчиков зачастую желание Демидова стояло выше любых чиновничьих инструкций. Потому письмо с Урала восприняли не хуже императорского указа.
Главное, Ильшату удалось сагитировать в дальний путь две сотни своих родичей, которые будут ждать нас на левом берегу реки Уфы через пару месяцев. Со своими семьями, табунами и немногочисленными отарами, желающие переселиться за Восток. Кое-кто из них опасались мести императрицы за помощь восставшим. Но, большая часть башкир из небогатого рода были в восторге от доходов полусотни Ильшата. Они мечтали подписать договор на пять лет службы, после которой получить в собственность 'Лушу' и огромное вознаграждение в сотню рублей серебром. За полтора года продаж наших ружей, особенно за время восстания Пугачёва, многие мужчины Приуралья стали разбираться в огнестрельном оружии. На фоне 'Луш' кремнёвки и фитильные ружья смотрелись очень бледно даже просто по весу и удобству применения. А если сравнить скорострельность и дальнобойность, последние сомнения отпадали даже у простых пастухов. Пара стычек наших парней в степи с бандами, отставшими от пугачёвцев, наглядно показала всем башкирам и прочим кочевникам, с кем надо дружить.
Наши парни в двух быстротечных схватках не потеряли ни одного человека, собрали три десятка вражеских трупов и двадцать пять трофейных коней. Не считая всякого 'скобяного товара', в виде пик, сабель и даже семи пищалей. Так, что путь до Алтая был свободен и изучен, можно отправляться хоть сейчас. Осталось разобраться с долгами, с тем же Уинслеем, нашим англичанином. Мы обещали отпустить его, пришла пора выполнить обещание. Всё, что мы хотели из него выдоить, он добросовестно изложил на бумаге. Его подпись письменно засвидетельствовали не только мы, но и доктор, батюшка и пара чиновников Сарапула, побывавших у нас в Таракановке, как на русском, так и на английском экземплярах 'мемуаров'.
Опыта агентурной работы у меня не было, но, я рискнул нагло завербовать Уинслея и отобрать у него расписку в 'добровольном' сотрудничестве. Нет, не с русскими властями, а с заводчиками Быстровым и Кожевниковым. После этого мы составили двусторонний договор об 'экономическом сотрудничестве'. В нём оговорили вербовку Уинслеем опытных металлургов и механиков, специалистов по ткацким станкам и насосам, судостроителей. За каждого завербованного на пятилетний срок мастера наш агент получал разовую премию в полсотни фунтов стерлингов. Кроме того, в договоре были предусмотрены 'другие' услуги, что будут оплачиваться отдельно, в соответствии с их важностью. Володя обещал отпустить англичанина через неделю после нашего отъезда, выдав ему двадцать рублей серебром на мелкие расходы. Место жительства и способ связи с Уинслеем в Британии мы оговорили. За неполный год жизни в Таракановке англичанин подтвердил личным примером знаменитыё 'синдром заложника'.
