- В праздник как раз узнали от подпивших приказчиков, что наши ружья Пантелей каждый месяц с большим наваром в Казани и Нижнем Новгороде сбывает, там и дом себе за полгода выстроил. Не выдержал я, набил морду Пантелею, да рванул вниз по Каме, сгоряча, не подумал, что Сибирь в другой стороне. В Сарапуле и узнал, что ты с Лушниковым мастеров набираешь, потому и в Таракановке оказался. Так, что к Пантелею этому у меня свой счёт имеется, - Хомяков взглянул на меня и спросил, - а твои ружья, где сделаны?

  - Не скажу, не спрашивай, - я привычно покачал головой, - но делать мы их будем здесь, в Таракановке, сами. Это точно.

  - Мне бы такое ружьецо, как у вас, - задумался Андрей.

  - Ну, как у меня, не обещаю. Курковку, как та, из какой Ирина стреляла, купить сможешь, - я взглянул на 'Сайгу' в руках Чебака, - мы их недорого будем продавать. Лишь бы мастеров выручить, да моего друга, Володю. Без них завянет наш заводик.

  - Всех выручим, не беспокойся, барин, - Хомяков подал своего мерина вперёд, разбрызгивая лужи, поскакал проверить дорогу.

  В первом же селе Степанове, мы прикупили продуктов и расспросили местных жителей насчёт трёх лодок, плывших вверх по Каме. Башкиры не соврали, такие лодки действительно проходили два дня назад, рано утром. Новости воодушевили нас, перекусывали ребята недолго. Повеселели все, казалось, даже наши кони стали бежать резвее, да и нудный дождь закончился. Полуденное солнце жарко светило нам в правую щёку, согревая нас и подсушивая промокшую одежду. Чтобы не плутать по всем извилистым изгибам реки, мы свернули на указанную жителями просёлочную дорогу, шедшую напрямик в Оханск.

  - Завтрева, к обеду в городе будете, - провожали нас селяне, - коли, вёдро* продержится пару дней.

  Ребята оживали буквально на глазах, к вечеру мы все высохли и подкрепились, остановившись днём на полчаса, не больше. Такая продолжительная скачка на мерине довела меня до полуобморочного состояния, теперь в моей голове осталась лишь одна мысль, - Не опозориться, не упасть с коня. Видимо, такие мысли посетили не меня одного, потому, как, после команды Палыча на привал, кони наши остановились, как вкопанные. Уже привычно мы разбивали лагерь и устраивались на ночлег, выставляли на ночь дежурных. Места в этих краях довольно глухие, если даже спустя два века, как мне рассказывал дядя, дезертиры спокойно жили в лесах у нас до тысяча девятьсот сорок седьмого года. Только спустя два года после окончания войны их смогли выловить. Это в середине двадцатого века, при сталинском режиме. Чего же ожидать от середины восемнадцатого века, когда здешние деревни отстоят друг от друга на тридцать-сорок вёрст. А знаменитый Сибирский тракт, по которому гонят каторжников в Сибирь, проходит практически рядом, немного севернее.

  Оханск открылся нам раньше, чем мы ожидали, поначалу засомневались, туда ли прибыли. Однако, Хомяков сразу рассмотрел знакомые здания, показал завод Пантелея Коркина и его же причалы на берегу Камы. Ещё по дороге мы обговорили план поиска и спасения наших людей с Палычем, он единственный имел маломальский опыт боевых и диверсионных действий. Ему и предстояло сыграть основную роль в поиске и спасении пленников. Палыч с Чебаком и Андреем Хомяковым отправились пешком, обмотав карабины тряпьём, внимательно осмотрят причалы, да людей расспросят. Мы с Николаем Шадриным открыто поедем к Пантелею Коркину, я не упускал возможности договориться миром. Возможно, мне удастся припугнуть похитителей или как иначе, будем действовать по обстановке. Двое оставшихся парней стерегут коней недалеко от города, на поляне в лесу. По общей договорённости, в случае стрельбы, идём на выручку друг друга, а коноводы седлают лошадей к отступлению.

  Городок встретил нас пустынными улицами, с непросохшими от дождя лужами, грязными мокрыми курами, выклёвывавшими что-то в траве у заборов. Кроме детей, азартно пускавших кораблики, никого на улицах мы не видели, медленно пробираясь к заводу Коркина. Дети вели себя немного иначе, чем в нашем посёлке, не бежали с вопросами за незнакомыми всадниками, а прятались, выглядывая из-за плетней. Я с интересом рассматривал город, где бывал лет двадцать назад, вернее, побываю через двести лет. Ничего узнаваемого не было, кирпичных строений, составлявших почти весь исторический центр Оханска в двадцатом веке, не было совсем. Даже двухэтажные бревенчатые дома составляли скорее исключение, чем правило. Город был низким, одноэтажным, без привычных деревянных тротуаров по краям улиц, без деревьев и палисадников под окнами. Собственно, даже дома стояли втрое реже, создавая впечатление городской окраины. Над заводскими воротами висела вырезанная из дерева кокетливая надпись 'Коркин и сыновья', чуть ниже, уже небольшими отлитыми из чугуна буквами было выделено 'Ружъйный заводЪ'.

  Заводик оказался довольно грязным скоплением шести больших строений, среди которых выделялась кирпичная кузница, с закопченными стенами. Остальные бревенчатые сараи отличались от складов лишь большими окнами, непривычными для местных жителей. Сидевший на лавочке у ворот старичок и спящая собака на привязи просто вызывали слёзы умиления, совсем, как в моём детстве. Ничего не меняется в наших краях, разве, что кобуры с наганом у старичка нет, вместо неё любовно вырезанная дубинка, видавшая виды. Взглянув на заросшего пегой с проседью бородой дедулю, я насторожился, заметив его резкие и уверенные, отнюдь не старческие движения. Мужичок, опираясь на дубинку, направился к нам, внимательно наблюдая, как мы привязываем меринов на коновязи.

  - Чего желаете, господа хорошие?

  - Желаем Пантелея Коркина повидать, да побыстрее, - я поправил карабин, висевший у меня на правом плече со снятым предохранителем стволом вниз, и направился мимо охранника в контору.

  - Кто такие будете и по какому делу приехали? - неугомонный мужичок ловко переместился в сторону, оказавшись на крылечке конторы, у меня на пути, - Пантелей Прокопьич отдыхают и пущать никого не велено.

  - Заводчик из Прикамска, Андрей Быстров, по ружейному делу, - я продолжал идти прямо на сторожа, пользуясь своим превосходством в росте и весе, стремясь скорее закончить этот спектакль и повстречаться с Коркиным.

  - Сию минуту доложу, - угодливо поклонился мужичок и рысью помчался вверх по ступеням крыльца в конторскую дверь.

  Мы с Николаем вошли в здание вслед за ним, привычно нагибаясь в низком дверном проёме при входе из сеней в дом. В первом небольшом закутке вставали с лавки два кряжистых мужика, явные охранники, но без особой агрессии, осматривали нас, постукивая зажатыми в руках плётками о голенища сапог. Не подавая вида, что замечаю их, я прошёл дальше, в единственную дверь, чтобы оказаться в кабинете владельца завода, Пантелея Коркина. Сомнений в этом не было, внешность точно описал Хомяков, от конторки возле окна ко мне разворачивался плотный невысокий рыжебородый, с залысинами в рыжей шевелюре, мужчина. Резко очерченный римский нос и утонувшие под густыми бровями глаза создавали весьма зловещее впечатление. Одежда заводчика вся тёмного цвета, без излишеств, дополняла ощущение тревоги. Вдоль окон в кабинете стояли трое мужчин, судя по одежде, приказчики.

  - Чего тебе надобно, немец? - Губы Коркина сложились в некое подобие улыбки, - дело пытаешь, али от дела лытаешь?

  - Отдай моего друга и рабочих, - я интуитивно понял, что надо решать всё сразу, за время долгих разговоров пленников могут просто уничтожить, так ярко чувствовался злобный настрой хозяина кабинета, - прикажи вывести их во двор, и мы уедем.

  - Накося, выкуси, - неожиданно вывернул мне в лицо кукиш Пантелей, видимо, решив не церемониться с двумя дуралеями, попавшими в руки, - вяжи их, робяты!

  Стоявшие у стен трое помощников заводчика бросились на нас, сзади послышались шаги вваливающихся в кабинет охранников. Пятеро на двоих, неплохой расклад для обычных работяг, но не для нас с Колей.

  - Берегись плётки, - с этим криком я рванул к окнам, ударами в горло с обеих рук опрокидывая двух драчунов на пол. Громко брякнулись их головы о крашеный пол, я бы от такого удара не смог подняться полчаса. Эти же сразу пытаются встать, но пара секунд у меня есть, чтобы сломать руку одному из охранников, ударившего меня плетью по голове. Классический блок с перехватом руки рычагом наружу и знакомый хруст в локте, боец пока не кричит, но рукой уже не сможет ничего сделать. Оставив оседать его на пол, я возвращаюсь к обоим твёрдоголовым соперникам, не давая им подняться с четверенек, бью коленями в лицо и добавляю пяткой. Некрасиво и неспортивно, крови много, согласен, но резулятивно. Ослеплённые болью и кровью, эти драчуны уже не могут подняться с пола.