— Этот пойдет на дрова! — злорадно заметил черный человек. — Неплохо, знаешь ли, запастись на зиму топливом.
— По какому праву, — возмутился Том, — ты рубишь лес дьякона Пибоди?
— По праву первенства, — ответил его собеседник. — Этот лес принадлежал мне задолго до того, как сюда ступили первые представители вашей бледнолицей расы.
— Осмелюсь спросить, — проговорил Том, — кто ты?
— О, у меня множество имен! В одних странах меня зовут Диким охотником; в других — Черным рудокопом. В здешних краях я известен как Черный дровосек. Я тот, кому краснокожие посвятили этот клочок земли; здесь они мне поклонялись и время от времени поджаривали ради меня белого человека, — перед столь сладостным запахом я не мог устоять и благосклонно принимал подобные жертвы. С тех пор как вы, белые дикари, истребили краснокожее племя, я ради забавы руковожу преследованием квакеров и анабаптистов;[3] кроме того покровительствую работорговле и возглавляю орден Салемских ведьм.[4]
— Судя по всему, именно тебя в просторечии обычно зовут сатаной, если я не ошибаюсь? — ничтоже сумняшеся спросил Том.
— Он самый, к вашим услугам! — ответил черный человек, небрежно сымитировав легкий кивок, как того требуют правила учтивости.
Вот так, согласно преданию, начался их разговор; впрочем, напускная непринужденность в поведении Тома вызывает сомнения в том, что именно так все и было. Иной возразит, что встреча со столь исключительной личностью, да еще в такой дикой, пустынной обстановке, потрясла бы до глубины души любого; однако Том был твердолобым парнем, отнюдь не из пугливых, и к тому же он так долго терпел свою сварливую женушку, что ему сам черт был не страшен.
Рассказывают, что после такого зачина они еще долго беседовали на серьезные темы, так что Том не скоро вернулся домой. Черный человек поведал ему о несметных сокровищах, зарытых пиратом Киддом под дубами на высоком берегу, недалеко от болота. Все эти богатства находятся в его власти, и он охраняет их с помощью своей силы. Без его на то дьявольского позволения найти сокровища никто не сможет, а он не часто дарует кому-то свою благосклонность. Впрочем, проникшись к Тому особой симпатией, дьявол предложил отдать сей бесценный клад ему, разумеется, на определенных условиях. Нетрудно догадаться на каких, хотя Том никогда об этом прилюдно не говорил. По-видимому, условия сделки показались Тому не такими уж простыми, ибо он попросил время на обдумывание, хотя не привык мешкать без серьезной причины, если речь шла о деньгах. Когда они подошли к краю болота, незнакомец замедлил шаг.
— Чем ты можешь подтвердить правдивость своих слов? — обратился к нему Том.
— Вот тебе моя подпись, — сказал черный человек, приложив ко лбу Тома указательный палец. Затем свернул в болотные заросли и, если верить. Тому, медленно погрузился в трясину — сначала по плечи, а потом и с головой.
Уже дома Том обнаружил у себя на лбу черный, точно выжженный, отпечаток, который невозможно было стереть.
Не успел он вернуться домой, как жена сообщила ему о внезапной кончине Абсалома Кроуниншильда, богача-флибустьера. Газеты с подобающим случаю пафосом доводили до всеобщего сведения, что «Израиль лишился великого мужа».
Том припомнил дерево, которое черный человек собирался пустить на дрова. «Что ж, жарься, старый разбойник! — подумал он. — Кому до тебя есть дело!» Однако теперь странная встреча на болоте обрела реальность и уже не казалась игрой его воображения.
Том, надо заметить, никогда не посвящал жену в свои тайны; но эта была столь необычной, что волей-неволей пришлось ей все рассказать. Стоило ему упомянуть о золоте Кидда, как она тут же дала волю своей неуемной жадности и стала подзуживать его принять условия черного человека, сулившие им безбедное существование. Хотя Том и сам был не прочь продать душу дьяволу, все же он решил уклониться от этой сделки, дабы не потакать прихотям жены. В общем, он наотрез отказался из одного лишь духа противоречия. Словесные пререкания перешли в жаркую схватку, и чем больше жена приводила доводов, тем тверже становилась позиция Тома, не желавшего быть проклятым в угоду скаредной супруге.
Наконец она решила самостоятельно провернуть это дельце и, если выгорит, все богатства присвоить себе. Будучи по натуре, как и Том, не робкого десятка, она, выбрав денек, ближе к вечеру отправилась к старому индейскому укреплению, а когда спустя несколько часов вернулась, мрачная как туча, была замкнута и на вопросы не отвечала. Правда, вскользь упомянула, что уже в сумерках встретила черного человека, который в тот момент рубил под корень высокое дерево. Но он был чем-то рассержен и не пожелал говорить с ней о каких бы то ни было условиях; придется ей идти снова, на этот раз с подношением, чтобы завоевать его расположение. С каким? Об этом она умолчала.
На следующий день вечером она вновь отправилась на болото, неся в переднике что-то тяжелое. Том долго дожидался ее возвращения, но тщетно; наступила полночь, затем утро… Миновал день, и вновь ему на смену пришла ночь, однако жена так и не появилась. Том уже начал беспокоиться не на шутку, особенно после того, как обнаружил, что она прихватила с собой серебряный чайник, ложки и другие ценные предметы, которые могла донести. И еще одна ночь миновала, но и в это утро жена не вернулась. Короче говоря, с тех пор о ней и слух простыл.
Никто так и не узнал, что же произошло с ней на самом деле, хотя версий было немало. Эта история приобрела столь широкую известность, поскольку в свое время заинтересовала многих краеведов. Одни утверждали, что несчастная женщина, заблудившись в лабиринте болотных кочек и топей, угодила в яму, где ее засосала трясина; другие, более злорадные, языки высказывали подозрение, что она просто сбежала со всеми ценностями, какие были в доме; третьи робко предполагали, что дьявол-искуситель заманил бедняжку в непроходимую топь, рядом с которой якобы нашли ее шляпку. В подтверждение сей гипотезы приводили свидетельства некоторых людей, будто бы видевших в тот роковой вечер, когда она ушла из дому, огромного черного человека с топором на плече, идущего со стороны болота. В руке он нес завязанный в узелок клетчатый фартук, а лицо его выражало злорадное ликование.
Согласно наиболее распространенной и наиболее вероятной версии, Том Уокер, изрядно встревоженный за судьбу жены и собственного имущества, отправился на их поиски к индейскому форту. Всю вторую половину долгого летнего дня он бродил по этим мрачным местам, однако супругу так и не нашел. Несколько раз он громко выкликал ее имя, но в ответ слышал лишь крик пролетавшей мимо выпи да печальное кваканье гигантской лягушки из соседней лужи. Наконец, если верить тому, что рассказывают, в предсумеречный час, когда начинают перекликаться совы и вылетают из гнезд летучие мыши, его внимание привлекла стая ворон, с карканьем круживших над кипарисом. Он посмотрел вверх и увидел на ветке завязанный в узел передник жены, а рядом большого грифа, который, казалось, его сторожил. Узнав передник, Том даже подпрыгнул от радости; он не сомневался, что домашние ценности все еще там.
«Вещички, слава богу, целы, — подумал он с облегчением, — а без жены как-нибудь обойдемся».
Подождав, пока Том влезет на дерево, гриф расправил могучие крылья и, издав пронзительный крик, улетел вглубь темнеющего леса. Том схватил узел, но в нем… — страшно подумать! — были лишь человеческие сердце и печень.
Вот, собственно, и все, что осталось от жены Тома, согласно старинному и наиболее достоверному преданию. Вероятно, она попыталась заключить с черным человеком сделку так же бесцеремонно, как обычно вела себя с мужем; и хотя, считается, что сварливая женщина черту ни в чем не уступит, на этот раз, похоже, ей здорово досталось. Впрочем, она встретила смерть мужественно; не случайно рассказывают, что Том нашел под деревом множество глубоких отпечатков копыт и клок черных волос, вырванных, надо полагать, из жесткой шевелюры сатаны. Том не понаслышке знал, на какое геройство была способна его жена в состоянии отчаяния. Оглядев место побоища, он смог только пожать плечами и посочувствовать бедолаге-черту, попавшему в такую передрягу.
