Собрав войско, император расположился лагерем в городе Анхиале. Никифор Мелиссини и Георгий Палеологбыли отправлены в Верою с наказом бдительно охранять этот город и соседние пункты; другие отряды высланы были к горным Балканским проходам. Сам император прибыл из Анхиала и осмотрел весь ряд укреплений, или «запоров», вдоль Балканского хребта. Едва успел он воротиться в свой лагерь, расположенный около «Священного озера» близ Анхиала, как ночью явился сюда какой-то знатный влах и принес известие о приближении половцев к Балканам. Утром был созван военный совет, состоявший из главных военных начальников и родственников императора. Совет единогласно решил, что император со своим войском должен оставаться в Анхиале. Алексей согласился оставаться на своем наблюдательном посте возле морского берега и, считая нужным занять также город Фермы (Бургас) на юг от Анхиала, отправил туда Татикия и Кантакузина. Узнав потом какими-то путями, что варвары имеют в виду нападение на Адрианополь, император вызвал к себе знатных жителей этого города — слепой Никифор Вриенний, Катакалон и Тарханиот занимали среди них самое видное место, — чтобы дать им надлежащие внушения и нужные наставления. Он убеждал жителей Адрианополя не терять мужества при виде врагов, но и не увлекаться излишним пылом, крепко запереть городские ворота, держаться бдительно на стенах и не щадить стрел, когда неприятель вздумает к ним приблизиться. Мысль о возможности удержать кочевников в горных проходах была покинута; отряды, расположенные при клисурах, получили приказание идти по пятам варваров, как скоро сделается известным, что они прошли Балканы, и тревожить их неожиданными нападениями с тылу.
При помощи влахов, которые указали им горные тропинки, половцы легко перебрались через Балканы и явились под Голоей; жители города встретили их как друзей, перевязали гарнизон крепости и выдали его. Примеру Голой последовали Диамполь и другие соседние города, отворившие ворота половцам и провозгласившие императором лже-Константина Диогеновича. Самозванец, обольщенный такими успехами, хотел решить дело смелым ударом и повел своих половцев прямо на Анхиал, где находился его соперник, император Алексей. Предприятие слишком дерзкое, чтоб увенчаться успехом. Анхиал представлял собою почти неприступную крепость, защищенную с одной стороны морем, с другой — виноградниками, разведенными на неровной холмистой местности, что отнимало у половецкой конницы всякую возможность действовать. Три дня простояли варвары под стенами города; увидев, что они здесь ничего не могут сделать, они обратились на Адрианополь.
Самозванец обещал своим спутникам легкий успех и уверял всех, кто его слушал, что стоит ему только явиться под стенами Адрианополя, и город будет в его руках. Он ссылался на тесную дружбу, которая соединяла его отца, бывшего императора Диогена, с Никифором Вриеннием, главным лицом в городе. Он называл Вриенния своим дядей на том основании, что Вриенний и Диоген, как всем было известно, заключили некогда формальный союз братства пред церковным алтарем, а названые братья считались такими же близкими родственниками, как и братья по крови. Но Никифор Вриенний не отворил ворот Адрианополя своему племяннику и не принял самозванца с распростертыми объятиями, как тот обещал половцам. Напротив, вызванный мнимым сыном Диогена для объяснений на городские стены, слепой Вриенний объявил, что сын его названого брата, как ему хорошо известно, давно убит в Антиохии и что только обманщик и самозванец может говорить другое.
Семь недель простояли половцы под Адрианополем, думая голодом принудить жителей к сдаче. Осажденные действительно начинали терпеть большую тесноту и дали знать об этом императору, прося о помощи. Попытка Катакалона, отправленного Алексеем, тайком пробраться в город кончилась неудачно. Половецкая конница, разъезжавшая по всем окрестностям, открыла приближавшийся отряд и принудила его воротиться назад. Большая вылазка, устроенная Вриеннием, также не привела к освобождению города от осады, несмотря на храбрость местной молодежи. Один из ее представителей поскакал на самого хана Тугоркана и уже занес над ним смертельный удар, но едва сам не погиб от руки половцев, окружавших хана. Едва избегнув смерти, он встретился потом с самим самозванцем, который уже нарядился в царскую одежду и в красную обувь, но в пылу битвы был покинут своей свитой. Молодой аристократ поднял над головой самозванца свой бич и, обругав его лжецом и обманщиком, нанес ему позорный удар.
Вылазка стоила больших потерь той и другой стороне, но не улучшила положение дел в Адрианополе. Император Алексей, опасаясь за судьбу одного из первых по значению городов в империи, готовился двинуться на помощь осажденным из Анхиала. Но прежде чем приступить к решительным действиям, он успел освободить себя от опасного врага, присутствие которого в лагере половецком превращало обыкновенный разбойничий набег в предприятие, направленное против династии. С согласия Алексея, но по собственному вызову в стан самозванца под Адрианополем отправился один ловкий византиец; он сумел вкрасться в доверие к лже-Константину, явившись с позорно обритыми бородой и волосами на голове, что некогда испытал сам мнимый сын Диогена. Новый Зопир[76], как называет проходимца царевна Анна, для довершения сходства с древним даже изувечил свое лицо, чтобы придать вероятие сказке о жестоком обращении со своими подданными императора Алексея. После этого ему не стоило большого труда заманить лже-Диогеновича в одну крепость, комендант которой заранее получил от императора приказ исполнять все требования Алакасея — так назывался византийский Зопир. Принятый комендантом с почестями, подобающими его сану, самозванец заснул после обильного угощения и проснулся уже в кандалах, а его пьяные спутники без церемоний были перерезаны. Драгоценная добыча не могла быть отправлена в Анхиал — прямо к императору: половецкие шайки мешали этому, и самозванца повезли в столицу. В крепости Чуруле он был принят высланными навстречу важными чинами империи, которые и распорядились его ослепить, вероятно, на основании полномочия, данного императрицей-матерью, оставшейся в Константинополе.
Неудача под Адрианополем и плен самозванца имели то следствие, что действия половецких ханов лишились всякой определенной цели. Оставался только грабеж. В этих видах отдельные шайки кочевников рассыпались по всем направлениям, спеша награбить сколько можно более и воротиться назад в свои степи. Задача Алексея состояла теперь в том, чтобы не выпускать хищников, обремененных добычей, из пределов империи и истреблять порознь их отряды.
Часть задачи была исполнена движением самого императора к Малой Никее, в недальнем расстоянии на юго-восток от Адрианополя. Опустошив беззащитную страну, отряды половецкие соединились вблизи этого города в одном лагере в количестве 12000 человек. Под личным начальством Алексея лагерь был взят, 7000 половцев были убиты, 3000 взяты в плен; награбленная ими добыча была отобрана и возвращена местным жителям. Император вошел с торжеством в Адрианополь. Здесь явилось к нему половецкое посольство, изъявляя готовность жить в мире с империей и служить императору. Хитрые варвары желали только протянуть время, чтобы дать возможность хищным шайкам убраться за Балканы с награбленным добром; на третьи сутки ночью депутаты скрылись из греческого лагеря. Алексей вскоре узнал, что вся масса половецких шаек, соединившись вместе, направилась на север. После того оставалось только преследовать врагов. Византийская армия шла по пятам кочевников, но не особенно крепко на них налегая. Только при Железном запоре произошла довольно горячая схватка; половцы потеряли много убитых и часть награбленной добычи.
С удалением Половецкой орды за Балканы император Алексей считал свою задачу поконченной. Не думая преследовать далее хищных кочевников, он воротился в Константинополь и скоро услышал о приближении к пределам своего государства первых крестоносных отрядов.
