Ну, конечно, это не один день тянулось, Владимир Николаевич переживал очень, а как уехали они прошлой весной, так он запивать стал. Ну, дома-то ладно, а он и на уроки стал выпивши приходить, это уже не дело.

И вот как бы другой человек поступил? Поговорил бы с ним по-хорошему, успокоил, может, мужик продержался бы до конца учебного года, а там бы летом и сам в себя пришел. Или уж по-тихому уволился бы по собственному желанию. А наша что сделала? Учинила скандал и уволила его без права работать в школе.

— Да, подгадила она мужичку здорово. Так что мог он ей так отомстить, с днем рождения поздравить?

— Что ты, что ты, он человек тихий, да и с виду такой, росту маленького, в очках, интеллигент в общем.

«Ну, однако, надо выяснить, тихий-то тихий, а довести человека можно до чего угодно».

Побродив еще по школе, Сергей ушел, так и не дождавшись завуча. Потом он заглянул к матери директрисы Тамары Алексеевны. Пожилая женщина, не скажешь, что старуха, хотя, судя по возрасту дочери, ей за семьдесят. Ничего от нее Сергей не добился, по ее рассказам, Томочка была увлечена работой, всю себя отдавала школе, и на личную жизнь у нее времени не оставалось.

Сергей проснулся от настойчивых звонков в дверь. Не разлепляя глаз, он сунул ноги в тапочки и пошел открывать. На пороге стояла Надежда.

— Ты чего, тетя Надя?

— Здравствуйте, сам же мне вчера записку в дверь сунул, чтобы в полдевятого тебя разбудила.

— И ты в такую рань меня подняла?

— А тебе что — на работу не надо?

— Ой, вспомнил, мне же с тобой надо перемолвиться.

— Ну давай, приходи завтракать.

— Да неудобно, что я с утра пораньше.

— Ничего, я пока одна, успеем поговорить.

— А где Сан Саныч-то?

— А он ночным сторожем в магазине сантехники. «Бахчисарайский фонтан» называется, на Московском. Через две ночи на третью дежурит. Вот в десять часов магазин откроют, его выпустят, и к одиннадцати я его к завтраку жду.

— Что, совсем с деньгами плохо? Зарплату сколько месяцев не платят?

— Да как сказать, зарплату вроде бы и платят, так разве ж это деньги? Ты заходи.

Сергей прошел в кухню. Надежда жарила омлет с сыром, пахло кофе.

— Ой, теть Надя, какая кофеварка-то у вас шикарная!

— Ага, «Филлипс». Это когда Саша в бытовой технике, в «Золушке», сторожил в прошлом году, ему там на день рождения подарили. Она бракованная, вон видишь трещина в корпусе и крышка не закрывается, вот ее там уценили и подарили.

Краем глаза Сергей уловил какое-то движение слева, машинально напрягся, что-то большое и рыжее приземлилось к нему на колени, прыгнув с верха пенала.

— Ух ты, здорово, котяра, — Сергей почесал за ухом огромного рыжеполосатого кота с белыми лапами.

— Ох, Бейсик, ты меня до инфаркта доведешь. Представляешь, Сережа, он ленивый стал, с пенала на пол не хочет прыгать, просто сидит там и ждет, пока кто-нибудь за стол не сядет. И тогда он к человеку на колени с размаху плюхается, а весит-то страшно сказать сколько.

Бейсик прыгнул на пол, подошел к своей миске, проникновенно посмотрел зелеными глазами и немелодично мяукнул.

— Ой, я же его накормить забыла!

Надежда открыла холодильник, весь нижний ящик там забит банками кошачьих консервов: «Вискас», «Китикет», еще что-то, у Сергея зарябило в глазах от разноцветных кошачьих морд, и он присвистнул:

— Ничего себе, а говоришь — денег нет.

— Да что ты, это когда Саша в «Леопольде» сторожил, он там зарплату специально кошачьими консервами брал. Говорит, мало ли что случится, денег вдруг не будет, а у кота всегда запас должен быть.

— Ишь как о коте заботится!

— Что ты, он его больше, чем меня, любит!

— Ну уж!

— Серьезно, я иногда думаю, что он на мне из-за кота женился. Ладно, давай кофе еще налью, и говори, что у тебя стряслось.

— Ох, у меня такая петрушка получается! Рассказывал я тебе про директрису убитую?

— Которая с розой на груди?

— Ну да. Так вот, оказывается, еще одну женщину так же убили, только не в городе, а в садоводстве, в Мамино. Это еще раньше случилось, на прошлой неделе, сначала областная милиция этим делом занималась, а потом и у нас такое же произошло. Посмотрели по сводке — там тоже труп с ножом и с розой, это дело нам и всунули, тем более что убитая не местная, а наша, городская.

Надежда смотрела на него очень серьезно, что-то соображая.

— В Мамино, говоришь? Садоводство «Одуванчик»? Там от нашей работы несколько участков есть. Постой, постой! Это не Сталина ли Викентьевна?

— Да я и хотел с тобой об этом перекинуться, вспомнил, вроде ты в том же институте работаешь.

— А я и не связала, не знала ничего. Сталину позавчера хоронили, сказали, хулиганы убили в Мамино, когда на электричку шла.

— Все так, только не хулиганы, а неизвестный маньяк. У нас ведь как: раз два убийства одинаковые, значит — серия, неизвестный маньяк орудует. Вот слушай, раз уж ты у меня в это дело посвященная. Я сам еще на месте не был, но приезжал сотрудник тамошний Стебельков Алексей Иванович и все мне рассказал. Сейчас осень, народу в садоводстве немного, по будням вообще никого: сторож да пенсионеров несколько. И чего эту Сталину туда понесло, на работу, что ли, не надо?

— Сережа, ты как маленький. Мне вот сегодня тоже на работу надо, а я не пойду. За такие деньги, что нам платят, мы все себе по очереди выходные устраиваем на неделе. И у Сталины в соседнем отделе так же.

— А начальство как на это смотрит?

— А что оно сделает, начальство-то?

— Да, действительно. Ну вот, сторож в кооперативе мужик толковый, все замечает, он в этот день жену провожал в город. Жена припозднилась, а Сталину они видели, когда она на шестичасовую электричку отправилась, еще не темно было, а так, сумерки. И не дошла, значит, потому что, когда сторожа жена уже на свою электричку спешила, она на Сталину мертвую наткнулась прямо у железнодорожного полотна. И все то же самое: нож точно такой же, роза красная и записка: «С днем рождения!»

— Да-да припоминаю: ей два года назад юбилей отмечали, пятьдесят лет, примерно в это время.

— Н-да, оригинально кто-то женщин с днем рождения поздравляет. Ну-ка, тетя Надя, расскажи мне об этой Сталине.

— Откровенно говоря, между нами, конечно, порядочная зараза была. Она в нашем институте лет двадцать пять проработала. Характер всегда был скверный, а в последнее время и совсем испортился. Все неприятности у нее пошли, наверное, от перестройки. Коммунистов-то развенчали, а она в них свято верила.

— Неужели не притворялась?

— Вот, представь себе. А тут пошли разговоры да разоблачения. И перессорилась со всеми Сталина на политической почве. Ты спрашиваешь, что это она в будний день на дачу поехала? Да ее начальник и на неделю бы отпустил ради спокойствия в отделе. Поэтому, когда она наутро на работу не вышла, они и не хватились, сидят, радуются, что еще один день в нормальной обстановке проведут, а тут вот какое дело. Потом сын сообщил. Сын тоже у нас работает, хотел в другое место устроиться, мать ему не позволила. Он какой-то странный, двадцать три года, а все маму слушается.

— А в садоводстве говорили, что ругались они часто.

— Ругались, а с кем она не ругалась? Она с мужем давно развелась, дети маленькие были. Осталась с детьми одна. А когда подросли они, то она нового мужа себе нашла. Я его не знала, но рассказывали, что серьезный человек, хозяйственный. Построил ей дачу своими руками, квартиру обиходил. Дочка замуж вышла, Сталине зять не понравился. Стали они с зятем ссориться, ушли молодые к его родителям жить. Стало спокойно, просторно в квартире четырехкомнатной, а Сталина уже в раж вошла, остановиться не может, начала и с мужем конфликтовать.

— Но почему со всеми-то?

— Не знаю, такой уж характер. В общем, выжила она мужа, уехал он куда-то в деревню.

— Правильно, и Стебельков из Мамина то же самое говорил.

— Ну, потом опять возникли с зятем разборки, а в последнее время с сыном ссоры начались. У сына девушка появилась, а Сталина против.