— Где Новый год встречать собираетесь? — кинула Надежда пробный шар.

— На даче, конечно! — оживленно ответила Зинаида.

— Там же никого нет, небось зимой-то…

— Да что ты! У меня сосед, Федор Тимофеевич, постоянно на даче живет, еще есть пенсионеры, сторож опять же…

Ах, вот оно что! Федор Тимофеевич, бывший муж Сталины, живет на даче, сосед, значит. Трудно, конечно, представить Зинаиду Павловну в роли коварной соблазнительницы, но брючный костюм кое о чем говорит. Значит, и тут все замечательно устроилось, и тут Сталина всем мешала.

Словно прочитав ее мысли, Зинаида сказала очень серьезно:

— Надя, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. И скажу сразу: я совершенно не чувствую себя ни в чем виноватой. Да, мы ссорились в свое время со Сталиной из-за парника, ссорились исключительно по ее вине, склочная она была баба… А потом ее убили. И пусть нашлись кумушки, которые смотрят на меня косо, но я-то знаю, что это не я ткнула ее ножом и не я положила сверху красную розу. А фальшиво размазывать по щекам слезы я не собираюсь, противно это.

Уж в чем, а в умении рассуждать здраво, Зинаиде отказать нельзя.

— Давно у вас дача? — спросила Надежда, решив зайти с другой стороны.

— Седьмой год, — ответила Зинаида, подумав.

— Раньше вы со Сталиной вроде бы дружили… — очень осторожно вымолвила Надежда.

— Было дело, — согласилась Зинаида, — общались.

Надежда быстро просчитала в уме: нынче у нас год 99-й, 99 минус 7 будет 92, то есть именно в тот год Сталина попала в больницу.

— В больнице ее навещали… — полувопросительно продолжила Надежда. — Что у нее было-то?

— Аппендицит, — живо ответила Зинаида. — Я теперь припоминаю, именно из-за больницы мы и подружились. Наши женщины меня очень просили ее навестить. А то, говорят, неудобно: человек в больнице лежит, а коллектив никак не реагирует. А никто идти не хотел, потому что у Сталины со всеми натянутые отношения. Я и пошла, потом навещала ее, она что-то долго с аппендицитом провалялась, осложнения получились.

— Что, хирург напортачил? — с замиранием сердца спросила Надежда.

Если Зинаида сейчас скажет, что не помнит ничего про хирурга, то нужно срочно откланиваться и уходить, больше говорить не о чем. Но Зинаида Павловна не подвела.

— Что ты, хирург-то был замечательный! — оживилась она. — Это уж потом ей какую-то инфекцию занесли. А хирург мастер своего дела попался, рука у него твердая. Хотя по виду и не скажешь, потому что росту он невысокого, уже немолодой и как будто не очень-то здоровый.

— А в чем это выражалось? — слишком настойчиво спросила Надежда.

Зинаида удивленно на нее покосилась, но ответила:

— Как-то он головой все время поводил в сторону, как будто ему что-то мешает или шею трет. Тик, что ли, нервный… но только не в операционной, там он полностью собирался и оперировал всегда удачно, мне сестрички рассказывали.

— Головой поводил… — задумчиво пробормотала Надежда. — У меня приятельница лежала в той же больнице года три назад, так тоже рассказывала про такого хирурга, ей щитовидку удаляли. Очень хвалила его, большой мастер, а с виду и не скажешь.

Надежда немного покривила душой, записав в приятельницы дворничиху Евдокию, но чего не скажешь для пользы дела?

— Как же фамилия-то его… — тянула Надежда, чтобы не дать Зинаиде вставить вопрос, почему это она, Надежда, вдруг так заинтересовалась событиями семилетней давности и болезнями покойной ныне Сталины Викентьевны.

— Как фамилия… — машинально задумалась Зинаида. — Что-то на «Т», не то Трефилов, не то Трешников… нет, не помню, да и зачем тебе?

— Действительно, о чем мы говорим? — рассмеялась Надежда. — Пойду я, с Новым годом вас, с наступающим!

— И тебя так же!

Надежда полетела на свое рабочее место. Губы ее сами собой расплывались в улыбке. Здорово! Есть прямая связь с хирургом! Значит, верующая Майя видела в парадной человека с характерным нервным тиком, он поводил головой. И Зинаида Павловна без всякой подсказки с Надеждиной стороны вспомнила — у хирурга, оперировавшего Сталину, был такой же тик. Теперь, если узнать фамилию хирурга и если эта фамилия совпадет хотя бы у двух убитых женщин, то можно этого человека арестовывать, а там уж милиция пускай разбирается, ищет доказательства и все такое прочее… Майю вызовут для опознания.

Сергей может ведь просто прийти к начальнику хирургического отделения в больнице святого Георгия, описать того человека и спросить фамилию.

Надежда подняла трубку городского телефона, потом подумала немного и попросилась позвонить в кабинет к начальнику, благо он как раз выходил. Ни к чему разговаривать о таких деликатных вещах в комнате, набитой народом. Но ее предосторожности оказались излишни, потому что капитана Гусева не было на месте, и, судя по всему, сообщила девушка, отвечающая на телефонные звонки, не придет до вечера. Понятно, пошел рыскать по больничным архивам.

Значит, Надежда сможет встретиться с ним и поговорить только вечером, ближе к ночи, потому что Сергей стал приходить домой очень поздно, не иначе как завелась у него девушка. А что, парень симпатичный, сейчас холостой, обязательно кого-нибудь себе подберет.

А если тот маньяк с розой решит, что убийства надо прекратить, и исчезнет, как Анна Давыдовна Соркина? Ведь использовал же маньяк уже четыре ножа лазерной заточки, и не его вина, что ему помешали использовать пятый. То есть как в анекдоте возможны два варианта: либо он угомонится и, как выражались в старых детективах, ляжет на дно, либо решит завершить эксперимент и убьет пятую женщину. И хотя можно смело предположить, что пятая жертва окажется такой же стервой, как и предыдущие четыре, но все же убивать нехорошо, это уголовно наказуемое деяние, и ее, Надеждин, долг, как всякого законопослушного гражданина, предотвратить убийство, во всяком случае, попытаться.

Таким образом, успешно уговорив себя, что без нее, Надежды, милиция никогда не справится с поимкой опасного преступника, и стараясь не думать о том, как бы отреагировал на то, что она собирается сделать, муж ее Сан Саныч, Надежда скоренько собралась, объявила начальнику о каких-то срочных делах и отправилась в больницу святого Георгия, бывшую Карла Маркса.

Надежда вошла в просторный, отделанный полированным гранитом вестибюль. За стеклянной перегородкой томилось несколько медсестер с телефонными трубками, жизнерадостная старуха планомерно двигалась из угла в угол, скользя по гранитному полу яркой синтетической шваброй, последняя стайка хорошеньких практиканток в белоснежных халатиках, хрустящих, как обертка от мороженого, пронеслась через холл, торопясь покинуть больничные стены.

Надежда огляделась и подошла к окошечку с надписью «Справочное». Полная крашеная блондинка в белом халате гнусавым голосом тянула в телефон:

— Да-а… Я ему так и сказа-ала… А он мне ничего не отве-етил… ну да-а… И так каждый де-ень…

Надежда деликатно кашлянула:

— Простите, могу я…

Блондинка нехотя повернула голову со сложной прической.

«Парик! — мелькнуло у Надежды в голове. — Или шиньон».

Взглянув на блондинку повнимательнее, Надежда заметила густо подведенные глаза, выщипанные в ниточку брови, веснушчатую дряблую кожу на лице. И поскольку дама в справочном опять отвернулась и сосредоточилась на телефонной трубке, Надежда наклонилась, сунула голову в окошечко и довольно громко произнесла:

— Могу я получить справку?

Блондинка повернулась к ней всем телом. При ближайшем рассмотрении, не через стекло, ей можно было дать лет пятьдесят.

«Точно, парик, — подумала Надежда, — вряд ли в таком возрасте можно так хорошо сохранить свои волосы».

Дама в справочном подняла на нее возмущенный взгляд и пробасила:

— Вы что, больная, не видите, я занята? — и продолжила в трубку: — Да не-ет… Это та-ак, тут одна больна-ая… Ну ла-адно, я тебе попо-оз-же перезвоню…

Повесив трубку, она взглянула на Надежду глазами измученного непосильной работой человека и раздраженно спросила: