— На планете, полной не воинственных религиозных типов? — Уотсон снова фыркнула, громче, затем сделала паузу. — Ну, Гутиэррес всё-таки морпех, так что, наверное, должен быть немного менее доверчив, чем мы, флотские. Но на данную минуту я считаю, что его чувства скорее ближе к отвращению. Я думаю, что он счёл ее одной из тех простодушных дамочек, которые думают, что вселенную населяют исключительно добрые, отзывчивые души.

— Абигайль? — Аткинс покачала головой. — Она же с Грейсона, мэм.

— Я это знаю. Ты это знаешь. Черт, даже Гутиэррес это знает! Но он также находится на планете, о которой мы на самом деле ничего не знаем, во всяком случае из первых рук, а его гардемарин только что ускакала общаться с местными в одиночестве. От подобного у морпехов не очень прибавляется веры в её здравомыслие.

— Вы думаете, что это было неверное решение? — с любопытством спросила Аткинс.

— Да нет, на самом деле. Я немного её за это отчитаю, когда она вернется на борт, и намекну, что послала с ней морскую пехоту не просто так. Но я не собираюсь наградить её за это дело черной меткой, потому, что мне кажется, я знаю, почему она так поступила. Кроме того, внизу находится она, а не я, и в целом, полагаю, я достаточно доверяю её рассудительности.

— Что же, — сказала Аткинс, взглянув на дисплей даты и времени на переборке, — она находится внизу уже почти четыре часа. Пока что ничего плохого не произошло, и я надеюсь, что она скоро должна вернуться.

— Вообще-то она прямо сейчас возвращается на бот, — согласилась Уотсон, — и...

— Гиперслед! — Голос рядового из тактическоё секции, чей доклад прервал старпома, казался удивленным, но голос его был четок. — Похоже на два корабля в группе, направление ноль-три-четыре на ноль-один-девять!

Уотсон развернулась к нему, подняв брови, затем быстро вернулась в командное кресло в центре мостика и нажала на кнопку, которая развернула показ тактической ситуации. Она глядела в него до тех пор, пока БИЦ не добавил красный символ, обозначающий неопознанный гиперслед справа по курсу “Кулака” чуть больше чем в шестнадцати световых минутах.

— Ну-ну, — пробормотала она, а затем нажала кнопку коммуникатора в подлокотнике кресла.

— Говорит капитан, — отозвался голос Майкла Оверстейгена.

— Сэр, это старпом, — сообщила она. — У нас неопознанный гиперслед на расстоянии примерно двухсот восьмидесяти восьми миллионов километров. Похоже, что это может быть пара кораблей.

— Вот как? — сказал Оверстейген задумчивым тоном. — Как вы думаете, что может кому-либо понадобиться в такой системе, как Тиберия?

— Сэр, если они не такие благородные, добродетельные и честные как мы, то я предполагаю, что это могут быть старые мерзкие пираты.

— Вот и я так подумал, — сказал Оверстейген, а затем его голос стал резче. — Поднимайте команду по боевой тревоге, Линда. Я скоро буду.

* * *

Абигайль откинулась в удобном кресле пассажирского отсека бота, наблюдая за тем, как темное индиго стратосферы Приюта уступает черноте космоса, и размышляя над тем, что узнала от брата Тобиаса и брата Генриха.

“Не очень много”, — решила она. В самом деле, она сомневалась узнала ли хоть одну вещь, которая уже не была включена в анализы РУФ, имевшиеся у капитана. Кроме того, что было довольно очевидно, что капитан оказался прав насчет того, как капитан “Звездного воителя” настроил против себя население Приюта во время своего визита в Тиберию.

Она подумала, что дело не в том, что Тобиас или Генрих сказали, а в том, чего они не сказали. Ей ужасно не хотелось признаваться в этом, но их отношение к “Звездному воителю” и его экипажу было точно таким же, каким оно должно было быть у неких грейсонцев, когда леди Харрингтон впервые посетила Звезду Ельцина. Неверующие чужаки вторглись в их звездную систему, принеся с собой все свои безнадежно мирские заботы и всю свою готовность пролить кровь — и они ненавидели это.

Абигайль казалось вероятным, что как капитан “Звездного воителя”, так и отряд с эревонского крейсера, который появился следом за исчезновением эсминца, взяли совершенно неправильный курс в отношениях с Братством Избранных. Она была уверена, что они не оскорбляли чувства приютцев намеренно, но наверняка излучали тот самый тип желания найти и уничтожить своих врагов, который религия Приюта находила совершенно отвратительным.

И было это или нет правдой в случае “Звездного воителя”, но крейсер, проследовавший за ним в Тиберию явно был в мстительном настроении. Очевидно, члены экипажа, разговаривавшие с братом Генрихом и другими старейшинами были озадачены и как минимум слегка презрительны по отношению к неприятию местными их собственного желания найти и уничтожить тех, кто напал на их эсминец.

Если быть справедливым по отношению к старейшинам Братства, они признавали, что какой бы мирной ни была их религия, но пиратство, жертвами которого, по-видимому, стали несколько тысяч их соверующих, было омерзительным в глазах Бога. Это, однако, не сделало их довольными отношением к делу эревонских посетителей. И не заставило меньше обращать внимания на заветы их религии в отношении неприятия насилия, и их содействие, пусть и искреннее, сопровождалось недовольством.

У самой Абигайль заняло не меньше часа преодолеть это недовольство, и она неохотно заключила, что капитан Оверстейген все-таки выбрал правильного исполнителя для данного задания. Это её невыносимо раздражало. Что, вынужденно признавала она, было недостойно... что, разумеется, вызывало ещё большее раздражение. Её собственные воззрения во многих отношениях очень сильно отличались от тех, что существовали на Приюте. Например, хотя Церковь учила, что насилие никогда не должно быть первым средством, её доктрина закрепляла убеждение, что долгом праведных было использовать любые необходимые инструменты, когда им грозило зло. Как сказал Святой Остин: “Тот, кто не противодействует злу любыми наличными средствами, становится его соучастником”. Церковь Освобождённого Человечества верила в это — наверняка, признала Абигайль, не без помощи угрозы, исходившей всё это время от Масады — и Абигайль обнаружила, что ей очень сложно понять нежелание приютцев взяться за меч. Или одобрить его. Но, по крайней мере, она понимала основу и глубину их веры, и это значило, что она, несомненно, была лучшим выбором на роль эмиссара “Стального кулака”, чем любой из остальных, безнадежно светских гардемаринов.

Вот если бы ещё высадка обнаружила хоть какую-нибудь важную информацию, которая привела бы их к пиратам! К сожалению, при всем желании старшин оказать помощь, в конце концов они не смогли поведать ей что-нибудь, что показалось бы ей существенным. Она записала всю их беседу, и капитан мог бы найти в записи что-то, что она пропустила, но она сомневалась в этом. Что значило...

— Прошу прощения, миз Хёрнс.

Абигайль подняла голову, вырванная из своих мыслей голосом старшины Палмера.

— Да, старшина? В чем дело?

— Мэм, капитан на связи. Он желает поговорить с вами.

* * *

— Ох, проклятье! — буркнул Хайчэн Рингсторфф с глубоким отвращением. — Скажи, что это неправда, Джордж!

— Если бы. — Если это было возможно, голос Литгоу был исполнен ещё большего отвращения, чем у его начальника. — Но есть подтверждение. Это таки Тайлер и Ламар. А наш любопытный приятель не мог бы прозевать их следы, даже если бы пытался.

— Черт, — Рингсторфф влез обратно в кресло и уставился на экран коммуникатора. Не то, чтобы он разозлился на Литгоу. Затем он вздохнул и покачал головой, смирившись.

— Что ж, поэтому мы и держали Маурерсбергера и Моракис на боевом посту. Эревонец уже вызвал Тайлера и Ламара?

— Нет, — скривился Литгоу. — Он поменял курс прямо по направлению к ним, но ещё не сказал ни слова.

— Уверен, что это не будет так и оставаться, — мрачно заметил Рингсторфф. — Не то, чтобы это имело большое значение. Мы не можем позволить ему уйти домой и рассказать о нас остальному флоту.