А когда взорвались цистерны, и с трифторидом, и с пентабораном, по нескольку тонн каждая, начался локальный Армагеддон.
Атлантический океан, 43 °с. ш, 14 °з.д. 16 ноября 1943 года
Дер эрсте батальоне марширен, дер цвайте батальоне марширен… В реальности же самый дотошный план, где, казалось бы, учтено всё, в неизменном виде живет до первого столкновения с действительностью. Исключения крайне редки – как распространенная легенда, что Наполеон, узнав, что Австрия объявила ему войну, тут же продиктовал весь план будущей кампании, закончившейся для австрийцев Ульмским разгромом, и все события, их время, место и результат, полностью совпали с действительностью. Так то были Наполеон и австрийцы – и то, источник этой легенды неясен, то ли сам Бонапартий, то ли кто-то из его маршалов – ну, а записать задним числом можно всё, бумага стерпит. Аналогично Франция сорокового года, где самым горячим сторонником версии, что гениальный план арденнского прорыва был творением единолично Манштейна, являлся сам Манштейн (в знакомой нам исторической реальности).
План нужен – но в дополнение к нему огромное значение имеет личность за штурвалом, которая может, заметив отклонение, оперативно всё подтянуть, отработать уже подготовленный вариант. Иначе будет, как в ту войну Бонапарта с австрийцами, идиотизм австрийского командующего фельдмаршала Макка, который накануне битвы под Ульмом никак не отреагировал на известие, что французы уже перешли Дунай и вот-вот атакуют – потому что был исключительно занят составлением своего плана победного форсирования того же Дуная с уничтожением противника, и был тот план, как писал Макк уже после, в своих мемуарах, «настоящим шедевром военного искусства, где была учтена каждая мелочь, предписан маневр каждого батальона». Написано это было уже после поражения – что сказать, если кто-то дурак, то это надолго.
И уж конечно, никто на войне не застрахован от случайной пули или снаряда. Которые могут внести существенные дополнения в план, каким бы совершенным он ни был.
Конвой вышел из Англии 13 ноября. Всего через двое суток после известия, что немцы начали наступление в Португалии. Сорок четыре транспорта под охраной более четырех десятков кораблей охранения, в числе которых старый линкор и целых восемь эскортных авианосцев. Рядом эскадра прикрытия, два новых линкора, «Саут-Дакота» и «Алабама», легкий авианосец «Монтерей», четыре крейсера, двенадцать эсминцев. А за ними, с задержкой на двое суток, вышел флот. «Не эскадра, – думал вице-адмирал Френк Дж. Флетчер, глядя с мостика «Нью-Джерси», – но флот, по боевой мощи превосходящий весь флот такой страны, как Италия или Франция, да и у Англии сейчас осталось всего три тяжелых авианосца и те недомерки, а здесь параллельным курсом идут три красавца типа «Эссекс», лучшие авианосцы мира, способные выпустить в воздух силу, которая разотрет в порошок любую эскадру, какую только можно встретить в этих водах! И сам «Нью-Джерси» – это, без сомнения, самый лучший, самый мощный линкор, превосходящий любой корабль своего класса в британском, немецком, итальянском флоте. Русские, правда, сообщили, что, по их сведениям, последние японские линкоры «Ямато» – это вообще что-то чудовищное: семьдесят три тысячи тонн, восемнадцатидюймовые пушки и полуметровой толщины броня – к этим сведениям, вызвавшим в штабе ажиотаж, близкий к панике, Флетчер отнесся спокойно. Поскольку и типу «Айова», к которому принадлежал «Нью-Джерси», даже в серьезных справочниках вроде британского «Джена» приписывались бортовая броня в сорок пять сантиметров и 35-узловая скорость (в реале бронепояс в полтора раза тоньше, а ход в тридцать узлов в процессе службы был зафиксирован лишь однажды, у одного корабля) – значит, правило «чтобы боялись» знакомо не только нам, но и японцам. О том, что сама «Айова» полгода назад была потоплена, причем этим же противником, германским линкором «Шарнгорст» под командой того же Тиле, который будет сейчас ждать у португальских берегов, адмирал старался не думать. Там была цепочка маловероятных случайностей, которая больше не повторится – а главное, зачем лезть врукопашную, когда у тебя есть кольт, а у противника нет? Без малого триста самолетов на авианосцах растерзают гуннов, не дав им вступить в морской бой – и остается лишь сожалеть, что лавры выловить из воды проклятого пирата Тиле достанутся парням с «Алабамы» и «Саут-Дакоты», которые будут добивать подранков.
С этими мыслями Флетчер вышел из боевой рубки, по прозаической причине… впрочем, точная причина отсутствия адмирала на посту в критический момент так и осталась неизвестной историкам, да так ли она важна? Примем же за факт, что командующий эскадрой покинул пост, совсем ненадолго. Однако это имело очень неприятные последствия.
Случайность звалась U-123, возвращавшаяся из похода в Южную Атлантику. Критичным оказалось еще то, что эскадра шла в режиме скрытности, не поднимая воздушные патрули, эта задача была возложена на четырехмоторные «галифаксы» с британских баз, должные с повышенной частотой просматривать океан впереди по курсу. Расследование позже показало, что в график патрулирования вкралась ошибка или небрежность – виновных британцы так и не нашли. И отдельные лица даже позволили себе оскорбительные высказывания в адрес английского союзника, что это была не просто халатность… но эта склока имеет лишь косвенное отношение к этому рассказу.
Хорст фон Шредер, командир U-123, был опытным моряком. В иной исторической реальности он получит Рыцарский крест в мае сорок четвертого, станет вице-адмиралом бундесмарине, и умрет в покое в 2006 году, в возрасте восьмидесяти семи лет. Но история уже перевела стрелку, сначала послав ему королевскую дичь, о которой может мечтать подводник – вражеский линкор и три авианосца, – ну а после… Что ж, жизнь такова, что ничего не дает бесплатно.
U-123 шла под шнорхелем. Подводники очень не любили этот режим – при волне, когда труба перекрывалось захлопкой, дизеля начинали сосать воздух прямо из отсеков, ощущение было ну очень поганое! Но с недавних пор эти воды – вблизи от базы, но также и рядом с Англией – стали очень опасными, так что лучше потерпеть, но с большей гарантией вернуться живыми. И если в самом начале была случайность, что американцы, совершая противолодочный зигзаг, сами выскочили на пересечение курса, то капитан-лейтенант Шредер, имевший на боевом счету восемь судов (одно, правда, было шведским, другое и вовсе испанским), увидев в перископ столь жирные цели, времени не терял.
Дистанция – шестнадцать кабельтовых, скорость цели – двадцать три узла. На такой скорости плохо работает акустика даже у БПК конца века, куда там эсминцам этих времен! Считалось, что большой ход, непредсказуемая смена курса и патрули береговой авиации, сообщающие, что лодок в этом районе нет, являются достаточной защитой. Действительно, встреча могла произойти лишь случайно, еще большей случайностью была сама возможность выйти в атаку – но бывает, что и на игральных костях выпадают одни шестерки. И как раз такой случай выпал сейчас, словно прилетела шальная пуля!
Еще одним обстоятельством, благоприятным для немцев и совсем наоборот для янки, было то, что в носовых аппаратах были заряжены четыре парогазовые G7a, оставляющие на воде след, но гораздо более быстрые. Чтобы скрытно стрелять с большой дистанции по тихоходным транспортам, лучше подходили электрические G7e, и Шредер вовсе не был безрассудным человеком. Встретив у Фритауна конвой, он не рискнул прорывать кольцо кораблей охранения, а дал залп с предельной дистанции, с какой был шанс попасть… ну не попали, но шанс точно был! После были еще случаи – короче, на борту остались как раз те демаскирующие торпеды, которые, как положено, зарядили в аппараты – такой порядок. Зато они имели скорость в сорок четыре узла против тридцати у электрических, что при стрельбе по быстроходной цели было решающим.
Заход на колонну авианосцев. Первый уже миновал угол стрельбы, зато второй вписывался хорошо. И сразу залп всеми четырьмя носовыми, время до попадания – две минуты с небольшим. А дальше азарт сыграл с капитан-лейтенантом Шредером очень злую шутку, ведь он заходил в атаку под дизелями со шнорхелем, рассудив, что при переходе на электромоторы восьмиузловый ход съест заметную долю заряда батарей, который будет очень нужен после, когда придется отрываться от преследования. Он оказался прав, в смысле, что именно благодаря этому рывку успел всё же выйти в положение для атаки – но когда уже после залпа отдал приказ перейти к полностью подводному ходу, услышал крик акустика: «Эсминец слева, пеленг 20, быстро приближается!» Будь на месте U-123 старая добрая «семерка», шанс спастись был бы хороший – но «девятка» слишком громоздка и неповоротлива, погружается медленнее. Впрочем, даже успей она погрузиться, спасение было под вопросом: эсминец бы прошел прямо над лодкой, сбрасывая бомбы – и если асдики этих времен часто давали ошибку на расстоянии – слишком много неизвестных параметров добавляет гидрология, – то с обнаружением лодки под килем, чтобы установить точную глубину подрыва глубинных бомб, эти приборы уже справлялись хорошо. Лишь новая лодка «тип XXI» могла бы успеть уйти в сторону и нырнуть глубоко – но Шредеру уже не придется вступить в командование одной из первых лодок этой серии, как это случилось в иной истории, судьба перевела стрелку.
