[1]

От Хорликовского университета в Питсбурге до озера Каскейд – сорок миль, и хотя в октябре в этих местах темнеет рано, а они сумели выехать только в шесть, небо, когда они добрались туда, было еще светлым. Приехали они в «камаро» Дийка. Дийк, когда бывал трезв, не тратил времени зря. А когда выпивал пару пива, «камаро» у него только что не разговаривал.

Не успел он затормозить машину у штакетника между автостоянкой и пляжем, как уже выскочил наружу, стягивая рубашку. Его взгляд шарил по воде, высматривая плот. Рэнди выбрался с переднего сиденья – не очень охотно. Конечно, идея принадлежала ему, но он никак не ожидал, что Дийк отнесется к ней серьезно. На заднем сиденье зашевелились девушки, готовясь вылезти.

Взгляд Дийка беспокойно шарил по воде, его глаза двигались справа налево, слева направо («Глаза снайпера» – тревожно подумал Рэнди) и вдруг сфокусировались.

– Вот он! – крикнул Дийк, хлопая ладонью по капоту «камаро». – Как ты и сказал, Рэнди! Черт! Кто последний, тот тухлятина!

– Дийк, – начал Рэнди, поправляя очки, но этим он и ограничился, так как Дийк уже перемахнул через штакетник и бежал по пляжу, ни разу не оглянувшись на Рэнди, или Рейчел, или Лаверн, но смотря только на плот, стоявший на якоре ярдах в пятидесяти от берега.

Рэнди оглянулся, словно собираясь извиниться перед девушками, что втянул их в это, но они глядели только на Дийка. Ну, пусть Рейчел, Рейчел же девушка Дийка, но на него смотрела и Лаверн – вот почему в Рэнди вспыхнула ревность, заставившая его действовать. Он стащил с себя рубашку, швырнул ее рядом с рубашкой Дийка и перепрыгнул через штакетник.

– Рэнди! – позвала Лаверн, а он только махнул рукой вперед в серых октябрьских сумерках, приглашая взять с него пример и злясь на себя за это: она ведь заколебалась и, возможно, предпочла бы не продолжать. План искупаться в октябре среди полного безлюдья перестал быть просто хохмой, родившейся среди приятной болтовни в ярко освещенных комнатах, которые он делил с Дийком. Лаверн ему нравилась, но Дийк был притягательнее. И черт его побери, если она не готова лечь под Дийка, и черт его возьми, тут можно озлиться.

Дийк на ходу расстегнул ремень и стянул джинсы с худощавых бедер. А потом умудрился и вовсе их сбросить, не замедляя шага – достижение, которого Рэнди не повторить и за тысячу лет. Дийк продолжал бежать в одних плавках, мышцы его спины и ягодиц работали на загляденье. Рэнди мучительно сознавал, какими тощими выглядят его собственные ноги, когда расстегнул свои ливайсы и неуклюже выпутался из них – у Дийка это был балет, у него – клоунада.

Дийк кинулся в воду и завопил:

– Холодище! Матерь Божья!

Рэнди заколебался, но только в мыслях, где все замедлялось. «Температура воды градусов пять, от силы семь, – шепнуло его сознание. – У тебя может остановиться сердце». Он учился на медицинских курсах и знал, что это факт… но в мире физических действий он не колебался ни доли секунды. Прыжок… и на миг сердце у него действительно остановилось – во всяком случае, ощущение было такое; дыхание перехватило, и он с усилием глотнул воздуха, а вся его соприкасающаяся с водой кожа онемела. «Это безумие, – подумал он, и тут же: – Но идея-то твоя, Панчо». И он поплыл за Дийком.

Девушки переглянулись. Лаверн пожала плечами и усмехнулась.

– Если могут они, то можем и мы, – сказала она, стаскивая блузку и открывая практически прозрачный бюстгальтер. – Ведь у девушек вроде бы имеется дополнительный подкожный слой жира?

В следующую минуту она была уже за штакетником и бежала к воде, расстегивая вельветовые брючки. Секунду спустя Рейчел последовала за ней, примерно так же, как Рэнди последовал за Дийком.

Девушки пришли к ним днем – во вторник к часу занятия у всех них кончались. Дийк получил свою ежемесячную стипендию – один из помешанных на футболе давних выпускников (футболисты прозвали их «ангелами») позаботился, чтобы он каждый месяц получал двести наличными, – так что в холодильнике стояла картонка с пивными банками, а на видавшем виды стерео Рэнди – диск Найта Рейнджера. Все четверо занялись ловлей кайфа. Ну, и разговор зашел о конце долгого «индейского лета», которое порадовало их в этом году. Радио предсказывало снегопад в среду, и Лаверн высказала мнение, что метеорологов, предсказывающих снегопады в октябре, следует перестрелять, и никто не возразил.

Рейчел заметила, что каждое лето, пока она была девочкой, казалось, длилось целую вечность, а вот теперь, когда она стала взрослой («дряхлой девятнадцатилетней маразматичкой», – сострил Дийк, и она пнула его в лодыжку), год из года они все короче.

– Тогда казалось, что я всю жизнь провожу на озере Каскейд, – сказала она, направляясь по истертому кухонному линолеуму к холодильнику. Заглянула внутрь и нашла банку «Айрон сити лайтс» за голубыми пластмассовыми коробками для хранения пищи (в средней остатки допотопного маринада давно превратились в сплошную плесень: Рэнди был хорошим студентом, Дийк – хорошим футболистом, но когда дело доходило до домашнего хозяйства, не стоили и плевочка). Банку она экспроприировала и продолжала: – Никогда не забуду, как я в первый раз доплыла до плота и проторчала там чуть не два чертовых часа. Боялась плыть обратно.

Она села рядом с Дийком, и он обнял ее за плечи. А она улыбнулась своим воспоминаниям, а Рэнди внезапно подумал, что она похожа на какую-то знаменитость или полузнаменитость. Только вот на кого? Ему предстояло вспомнить это позднее при менее приятных обстоятельствах.

– В конце концов брату пришлось сплавать туда и отбуксировать меня к берегу на надутой камере. Черт, ну и злился же он! А я обгорела – не поверите!

– А плот все еще там, – сказал Рэнди, просто чтобы сказать что-нибудь. Он видел, как Лаверн снова поглядывает на Дийка; последнее время она все время смотрела на Дийка.

Но теперь она посмотрела на него:

– Рэнди, так ведь ноябрь на носу – День Всех Святых, а пляж Каскейд закрывают после первого сентября!

– Но плот все равно на месте, – сказал Рэнди. – Недели три назад мы были там на геологической практике. Напротив пляжа, и я заметил плот. Он выглядел, как… – Рэнди пожал плечами, – …как маленький кусочек лета, который кто-то забыл забрать и отправить на склад до будущего лета.

Он думал, они начнут смеяться над ним. Но никто не засмеялся, даже Дийк.

– Но это еще не доказывает, что он и сейчас там, – сказала Лаверн.

– Я упомянул про него одному из ребят, – сказал Рэнди, допивая свое пиво. – Билли Делойсу. Ты его помнишь, Дийк?

Дийк кивнул:

– Играл во втором составе до травмы.

– Ну да. Вроде бы. Так он из тех мест, и сказал, что владельцы пляжа не отгоняют плот к берегу, пока озеро не начнет замерзать. Ленятся – во всяком случае, так он сказал. И сказал, что бывали случаи, когда они так затягивали, что он вмерзал в лед.

Он умолк, вспоминая, как выглядел плот на якоре посреди озера – квадрат сияющих белизной досок, а вокруг – сияющая голубая осенняя вода. Он вспомнил, как до них донесся перестук поплавков под ним, это «кланк-кланк», тихое-тихое. Но звуки далеко разносились в неподвижном воздухе вокруг озера. Этот звук и перебранка ворон над чьим-то огородом, урожай с которого был уже убран.

– Завтра снегопад, – сказала Рейчел вставая, когда ладонь Дийка словно бы рассеянно соскользнула на выпуклость ее груди. Она отошла к окну и посмотрела наружу. – Паршиво.

– Знаете что, – сказал Рэнди, – поехали на Каскейд! Доплывем до плота, попрощаемся с летом и вернемся на берег.

Не будь он полупьян, так никогда бы такого не предложил, и, уж конечно, он никак не ждал, что кто-нибудь отнесется к его словам серьезно. Но Дийк тут же загорелся.

– Идет! Потрясающе, Панчо! Потрясающе до хреновости! – Лаверн подпрыгнула и расплескала пиво. Но она улыбнулась – и от этой улыбки Рэнди стало не по себе. – Сгоняем туда!