Аделаида с тревогой осматривала комнату для школьных занятий, будто ожидала увидеть все свои обязанности, однако мать улыбалась, и клала ей руку на плечо.

– Не торопись, они придут сами. Вот тогда ничто не должно помешать тебе выполнить свой долг. И на твоем примере должна учиться Ида.

Ида была немного легкомысленна. Это объяснялось возрастом.

– Ты всегда должна подсказывать сестре правильный путь, – говорила герцогиня.

И Аделаиду это тревожило, так как она не знала, сумеет ли определить правильное направление, когда придет время вести за собой Иду.

И, конечно, ей приходилось останавливать Иду, когда та начинала топать ногами, если не получала того, чего хотела; приходилось говорить Иде, что неприлично пинать их нянек, разливать молоко по столу, смотреть в окно в то время, когда следует читать свои учебники.

Аделаида серьезно воспринимала свои обязанности, а поскольку наилучший способ научить Иду состоял в том, чтобы показывать добрый пример, Аделаида сама превратилась в образец хорошего поведения. «Аделаида такая хорошая», – говорили няньки. Однако Аделаида обнаружила, что Ида больше забавляла их и что именно Иде доставались ласки, тайком принесенные сладости. Именно Иду считали красивой.

Их отец часто приходил в детскую вместе с супругой. Его голова постоянно была забита государственными делами, но ему хотелось посмотреть, чем занимаются дети, и он очень внимательно расспрашивал их учителя Фридриха Шенка и слушал, как они читают по-французски и итальянски.

Герцог брал отличавшуюся невниманием Иду на колени и обнимал рукой Аделаиду, излагая в то же время свои мысли о важности учебы. Это путь к знаниям. Они никогда не должны забывать об этом. Нужно внимательно слушать герра Шенка, и они тогда поймут, насколько интересней приобретать знания, чем играть в пустые игры.

Он создавал школу для девочек в Мейнингене. Разве это не волнующее событие? Герцог считал, что не следует пренебрегать образованием девочек. Пожалуй, он питал особое пристрастие к ним, так как у него самого было две дочери. Ида, едва завидев улыбку на лице отца, начинала смеяться, и Аделаида позволяла себе лишь улыбнуться вместе с ним.

Да, он действительно хотел, чтобы его дочери служили образцом для всех девочек герцогства. В создаваемой школе их будут учить латыни. Поэтому его дочери должны упорно работать над своим латинским. Разве они позволят, чтобы их обогнали его подданные? Иду такая перспектива совершенно не трогала, но Аделаида считала это недопустимым и поклялась, что будет стараться еще больше и станет слушать герра Шенка еще внимательней.

Образование и работа приносят самое большое удовлетворение в жизни, говорил герцог. Человек не должен забывать о работе. Вот почему он распорядился, чтобы молодые люди в свободное от учебы время трудились в садах или обучались ремеслам. Они получали деньги, и в последние годы герцогство процветало благодаря работе и просвещению. Он хотел, чтобы так продолжалось и дальше.

Аделаида серьезно слушала отца, в то время как Ида играла пуговицами на его куртке.

Он говорил герцогине:

– Аделаида такой послушный ребенок. Когда придет время, она станет прекрасной женой. Я хочу, чтобы обеим достались хорошие мужья.

– Я уверена, что они удачно выйдут замуж. В Европе не так много принцесс-протестанток.

– О, ты думаешь об Англии.

– У короля так много сыновей, и они всегда приходят за невестами в Германию.

– Я хотел бы выдать их замуж в Англию.

– Будем надеяться, – ответила герцогиня, – а пока надо следить за их воспитанием.

– Сомневаюсь, чтобы систему образования в Англии можно было сравнить с нашей, – сказал герцог с гордостью.

– Теперь, когда ты ввел свои школы и герцогство процветает, я тоже в этом сомневаюсь.

– Как бы я хотел, чтобы у нас был сын.

– Не всегда же нас будет ожидать разочарование, – ответила герцогиня.

Аделаида ясно помнила седьмой год своей жизни. Тогда было очень холодно, и замок занесло снегом. Они с Идой стояли на коленях на подоконнике, глядя на запорошенные снегом ели и слушая свист ветра за стенами замка. Ида думала о катании на лыжах со склонов гор; Аделаида – о бедняках, у которых, возможно, недостаточно топлива, чтобы обогреть свои жилища и изгнать из них холод. Она спросила герцога, как бедняки ухитряются поддерживать тепло, и тот ответил, что разрешил собирать дрова в лесах при условии, что они не будут рубить живые деревья.

– Ведь наши леса, – сказал он, – обеспечивают большую долю богатства герцогства, и рубить молодые деревья было бы глупостью.

Аделаида знала: все, что делает ее отец, мудро и справедливо. Он очень суровый и добродетельный человек. И хотя его указы иногда кажутся строгими, народ понимает, что все это делается для его же блага и соглашается с ними.

«Это для твоего же блага», – Аделаида привыкла многое объяснять этой фразой Иде.

В замке ощущалась печаль. Ведь прошло уже три года с тех пор, как герцогиня родила мертвую дочку, и теперь казалось, что счастливые события, случившиеся когда-то с двухгодичным перерывом, больше не повторятся.

Значение маленьких принцесс еще больше выросло, чем раньше, потому что если у герцогини Элеоноры больше не будет детей, Аделаиде, как старшей дочери, придется брать бразды правления в свои руки.

Но Аделаида, конечно, серьезный ребенок, говорила герцогиня. Правда, ей нужно стать мудрой, чтобы понять весь громадный груз своей ответственности.

В классной комнате появился новый учитель, герр Хофратс Шмидт Букебург, и были введены еще более строгие правила. Теперь по воскресеньям запрещалось петь и танцевать.

– Это правило я ввел во всей стране, – сказал герцог, – и мы обязаны сами делать то, что просим делать наш народ.

Жизнь стала очень суровой. Когда той зимой сошел снег, принцессы должны были проехать со своими родителями по всей стране, чтобы увидеть, как живет народ. Они должны помочь трудолюбивым беднякам, раздавая им одеяла и одежду, которые сами шили. О, эти грубые рубахи, которые Ида поливала горестными и злыми слезами, исколов свои нежные пальчики и оставляя на рубахах капельки своей крови! Аделаида тоже не любила их шить, но она-то помнила о своих обязанностях.

Следующая зима выдалась не такой суровой, и к великой радости герцогини, она опять забеременела.

В замке и герцогстве ликовали, и Аделаиде казалось, что весь мир должен сходить с ума от радости в тот холодный декабрьский день, когда на свет появился Бернард Эрих Френд, наследный принц Саксен-Мейнингенский.

Аделаида почувствовала облегчение. Она перестала быть центром внимания. Теперь ей могли позволить вести нормальную жизнь маленькой девятилетней девочки, так как теперь она стала обычной принцессой.

– Как же они балуют Бернарда! – кривилась Ида.

Но Аделаида заметила, что так и должно быть. Он мальчик и как наследный принц, естественно, занимает самое важное место в детской. В один прекрасный день он станет править герцогством, в то время как они…

– А что будем делать мы? – хотела знать Ида. Аделаиде вдруг стало грустно.

– Скорее всего, мы выйдем замуж и уедем.

Уехать из этого замка-крепости, расположенного в лесах, откуда видны Рейнские горы, от холодных снежных зим и теплого лета, от дорогой мамочки с ее сдержанной любовью и от папочки, такого хорошего, который хотел, чтобы и они стали такими же, как он? Аделаида поежилась. Однако Ида начала танцевать, представив, что на ней сверкают драгоценности, так как они сверкают на маме по торжественным случаям.

Но ведь ей едва исполнилось семь, и от нее не требовалось быть такой же серьезной, как ее сестра.

Аделаиде хотелось бы быть такой же веселой, как Ида, так же танцевать – хотя и не по воскресеньям, – как это нередко делала Ида, нарушая запрет, – смеяться и отказываться учить уроки, однако привычки уже прочно укоренились в ней. Она отличалась постоянством в своих действиях.