— От одного из семейства Шлим.
— Не Гиацинта, ли?
— Нет, от его дяди по отцовской линии. Это важно?
— А что известно о самом Гиацинте?
— Что он пропал без вести, сбегая от преследователей. По крайней мере, это официальная версия.
— А в вашем заговоре против совета семейство Шлим принимало участие?
— Да, конечно. Они поддержали нас одними из первых и даже выдали одного из своих, правда, мы его не нашли. Его тотемное имя Лютикмилш.
— Не беспокойтесь, мы нашли, — вмешался король и, посмотрев на молча стоящую рядом с мужем Лилию, предложил: — Может, все же сядете, а я прикажу закусок принести?
— Да, мы… — начал Байрон, но Ставрас, повернувшись к королю и королевичу, отрицательно покачал головой.
— Не стоит. Мы уже заканчиваем. Сколько займет сам процесс назначения нового совета?
— Если Вольто объявится прямо сейчас, то максимум два дня. Один, чтобы ему как следует все обдумать, второй, чтобы пройти через все необходимые традициями церемонии.
— Прекрасно. Последний вопрос, и я очень быстро отвечаю на ваши, и вы идете отдыхать.
— Мы не устали, — неожиданно вмешалась Лидия, переведя взгляд с Шельма на Ставраса. — И я бы хотела поговорить с сыном без свидетелей.
— Разумеется.
Шельм попытался что-то сказать и даже уже начал отрицательно качать головой, но лекарь отрезал:
— И он обязательно уделит вам время. Столько, сколько понадобиться.
— С каких это пор ты решаешь все за меня? — глаза Шельма вспыхнули так, что даже его отец поразился ярости, зажегшейся в них.
— С тех пор, как ты начал вести себя как мальчишка, — бросил Ставрас.
— Я все могу решить сам.
— Нет уж. Решать будем вместе.
— Ты решаешь один!
— Я просто не оставляю тебе возможности пожалеть о собственном решении.
— Да? Ты снова не оставляешь мне выбора!
— Да, неужели? Ты просто можешь приказать им забыть, как когда-то заставил ящерок отрастить крылья, нет?
— Я не сделаю такого с родителями!
— Почему?
— Да, ты сам… сам понимаешь, что говоришь? Или у вас, драконов, так принято?!
— Считаешь, что твоя ложь была лучше этого?
— Я… — Шельм осекся и, кажется, до него только сейчас начало доходить, что именно он попытался сделать, отказав родителям в праве хотя бы просто узнать, что он жив. Он нервно сглотнул и встретился с глазами матери. В них застыли слезы. Голос дрогнул, стал сиплым, чужим, но он все равно выдавил из себя беспомощное, детское: — Простите…
— Шельм, ты это… — сзади подошел Веровек. — В саду поговорить можете. Мы скажем, чтобы вас никто не беспокоил.
Шут кивнул и, даже не обернувшись на него, протянул руку матери. Та приняла, и они оба вышли. Байрон остался.
— Думаю, пока они общаются, — проговорил лекарь. — Мне стоит обсудить с вами некоторые дела насущие, на прямую вашего сына не касающиеся. Разумеется, если вы все еще утверждаете, что не устали?
— Я хотел, чтобы отдохнула жена. Она давно не покидала поместье, и путешествие далось ей не легко. Я готов выслушать вас, но…
— Да?
— Вы сказали, что сможете быстро ответить на все мои вопросы.
— Неужели, рядовой Арлекин способен принять облик другой маски? Причем, заметьте, я понимаю, что он не личину накинул, а именно стал другой маской, однажды виденной им, и ведь вы это тоже понимаете, иначе не ошиблись бы.
— Понимаю, — согласился Байрон, но все равно смотрел на него с недоумением, пока над ним не сжалился Веровек, так и оставшийся стоять рядом с лекарем.
— Вообще-то, Шельм — Вольто.
Масочник застыл.
— Ну, а теперь, — хмыкнув, объявил Ставрас и обернулся к королю, — мы с вами поговорим в другом месте, а юный королевич, на правах кровного брата вашего сына объяснит отцу тонкости легенды о всесильной Вольто.
— Я бы еще не отказался послушать, что не легендарно, а конкретно этот шельмец умеет делать. А то у меня Миль нервничает, говорит, что драконы, принимая твоего избранника, подробностей не знали, и теперь горят желанием узнать.
— Ну, вот Веровек вам с Милем все и расскажет, а мы ушли.
— Да, идите уже.
— Да, кстати, — обернулся лекарь уже в дверях. — Завтра и после завтра нас не ждите.
— Я понял уже, — бросил король раздосадовано, вспомнив жаркий спор относительно выходных для шута в такое горячее предсвадебное время, и повернулся к подошедшему сыну.
Они вышли в коридор и только после этого, молча шедший рядом масочник поинтересовался, глядя в сторону:
— Кто такой Миль?
— Черный дракон Его Величества.
— А вы?
— Вы же видели, что бронзовый.
— И все?
— А что вас смущает?
— Король что-то сказал про то, что драконы одобрили ваш выбор.
— Он просто, по-видимому, уже записал вас в нашу большую, разношерстную семейку, вот и выдал семейную тайну.
— И я, действительно, могу её узнать?
Байрон посмотрел на мужчину, шедшего рядом с ним. Высокого, широкоплечего, в темно-коричневой, тонкой замшевой куртке с множеством карманов на груди, которую он носил на распашку, безрукавке со шнуровкой в области шеи, узких брюках, заправленных в короткие сапоги, с тупыми носами, но на толстой, основательной подошве. На бедре у него еще в тронном зале он рассмотрел нож в простых, безыскусных ножнах и в первый момент принял его за охотника или личного королевского егеря, но уж никак не за легендарного Драконьего Лекаря.
Это потом, уже после наглядной демонстрации драконьей ипостаси, он обратил внимание на почти желтый цвет глаз, даже при человеческих, круглых зрачках. Немного печальную улыбку человека, много повидавшего на своем веку. С волосами темно-коричневыми и жесткими, при этом они были острижены совершенно не по моде, образуя на макушке, аккурат, посередине головы, нечто напоминающее драконий гребень. Нет, мужчина даже с такой прической выглядел очень даже привлекательно, просто, все эти необычности в облике далеко не сразу складывались в общую картину, и вопросы возникали лишь сейчас, а не тогда, при первом вскользь брошенном взгляде.
— У вас уже есть предположения? — вопросом на вопрос ответил лекарь и бросил на него пытливый взгляд.
— Вы очень раскрепощено вели себя с королем. Не думаю, что это позволено любому дракону, как бы королевская семья не была бы обязана вашему роду. Хотя, я могу и что-то не знать.
— Мои сородичи чтят человеческие традиции, а они наши, драконьи.
— Догадываюсь. Ведь так вам всем завещал легендарный Радужный Дракон, — масочник печально улыбнулся и сбился с шага. — Но ведь вы же не…
Лекарь вздохнул. Они проходили по небольшой открытой анфиладе, из которой открывался дивный вид на парк.
— Давайте, остановимся здесь, — предложил он и прошел мимо колонн к самому краю, оперся руками на витую, кованую решетку (Мур сказал, что сковал бы лучше) и нашел глазами небольшую лавочку на одной из дорожек, ведущих в сторону тенистых аллей.
На ней сидели молодой человек и девушка, которой с такого расстояния можно было дать не больше шестнадцати. Глядя на них, можно было подумать, что юноша решил признаться даме сердца в любви. А она отнеслась благосклонно и вот только что даже разрешила ему голову себе на колени склонить. Она расчесывала его волосы пальцами, а лекарь смотрел на мать и сына и вспоминал мягкость его волос, перебирая пальцами воздух.
— Да, я Радужный Дракон, — признался он масочнику, который давно уже стоял рядом с ним и ждал ответа. — А он Вольто. И с этим уже ничего нельзя сделать. Завтра мы отправимся к вам, захватив с собой наших друзей — Филактета Шлима и Муравьеда Сиявича. Кто такой первый, думаю, вы знаете, второй — природный оборотень, это к тому, чтобы не возникло вопросов в дальнейшем. Как вы понимаете, насчет единоличного правления Шельм категоричен. Кстати, я все же хочу уточнить, раз уж в первый момент нас прервали. Последний вопрос, который я хотел вам задать. Вы желаете остаться в Совете?
— Нет, — твердо ответил мужчина, тоже смотрящий на жену и сына.