— Что, изменилась?
«Изменилась»?! Он не знал эту женщину с поредевшими волосами, с мощными бедрами, худыми плечами и с выпирающими ключицами. Ничего прежнего, кроме голоса! Попытался вызвать в памяти — тонкую, стремительную, с непокорными вьющимися волосами. А кожа… Воспоминание на мгновение стало осязаемым. Кристофер ощутил прохладное, нежное прикосновение и непроизвольно встряхнул головой. Глухо сказал:
— Я не знал, что ты здесь.
— Я приехала вчера. Папа очень болен…
Надо было продолжать разговор, а он не знал, о чем говорить. Кора спросила:
— Ты давно здесь?
— Я тоже приехал вчера. У меня отпуск.
Помолчали.
— Знаешь, я давно хотела тебе сказать…
— Не надо! — И пожалел, что перебил: не следовало так резко.
Она сказала спокойно:
— Не надо, так не надо.
— Понимаешь, — проговорил Кристофер, — все равно ничего не изменишь.
Кора взглянула почти с жалостью, и он почувствовал то, что чувствует человек, сказавший пошлость. К ней подбежал мальчик:
— Миссис Кора, сказали, что вы можете идти домой.
— Могу или должна? — переспросила она.
Мальчик передернул загоревшими плечами, с которых слезала кожа, и задумался: он не запомнил тонкости, которые так любят взрослые. Кора протянула ему деньги и, не оглядываясь, ушла. Мальчик зажал в ладони заработанный доллар и, довольный, побежал вдоль пляжа.
Кристофер поднялся и пошел в воду. Он плыл, удаляясь от берега. Некоторое время отдыхал, лежа на спине, и снова плыл, пытаясь физической усталостью сбить душевное смятение. Он не сказал Коре ничего из того, что столько раз говорил ей мысленно: «Ты должна познать меру своего предательства». Но эти слова предназначались прежней Коре, которую он когда-то любил. А нынешняя… Кристофер был потрясен, увидев ее. Что с ней произошло?.. Ему вдруг пришло в голову, что десять лет он думал о женщине, которой не существовало. Десять лет! Он мог прожить их, не замуровывая себя в клетке с компьютером… Стив прав: если ничего нельзя изменить, то, по крайней мере, не надо быть дураком… Он должен был поинтересоваться, что с ее отцом. Старик хорошо к нему относился…
Захотелось есть. Под ложечкой засосало, будто он голодал неделю. Возвращался Кристофер той же дорогой — через сад. Никто не заметил, как он вошел в дом. Заглянул в кухню, чтобы узнать, можно ли обедать…
Лиз стояла у стола. Одной рукой она придерживала кастрюлю, а другой черпала из нее ложкой и пробовала что-то очень вкусное: она улыбалась. Обнаженные до локтя смуглые руки быстро и ловко поставили кастрюлю на плиту и сняли с полки тяжелый белый кувшин. Она повернулась, чтобы переставить кувшин на стол. Солнце на мгновение задержалось в ее волосах, и они засветились темным золотом, образуя над головой прозрачную дымку… Лицо служанки было почти счастливым…
Кристофер стоял в дверном проеме и смотрел. Лиз почувствовала его взгляд, оглянулась, на ее лице проступила настороженность. Он сказал, что хотел узнать, готов ли обед.
— Сейчас подам. — Она говорила по-деловому, строго.
Кристофер прошел в столовую. Мать ждала его. Спросила, теплая ли вода.
— Да, хорошая.
— Дэвид снова приходил. Сказал, что будет в ресторане у Стива. Если ты хочешь…
— Я потом пойду…
Мэри одобрительно кивнула.
Лиз внесла блюдо с рагу, щеки у нее пылали. Она поставила блюдо на стол и молча вышла из комнаты.
— Что это с ней? — удивилась Мэри. — Мы, когда были вдвоем, вместе обедали. Одной тоскливо. Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Кристофер. — Позови ее, если тоскливо.
— Она не будет при тебе.
— Я такой страшный?
— Не страшный, сердитый. Не обижайся, Кристи. Ешь…
Его не надо было упрашивать. Он был чертовски голоден. Покончив с рагу, Кристофер поинтересовался:
— Кофе полагается?
Мэри позвала Лиз и попросила принести кофе. Служанка удалилась и вернулась с подносом, на котором стояли кофейник, кувшинчик со сливками и чашки. Кристофер перехватил ее взгляд, но не заметил ни смущения, ни недовольства.
Он поднялся к себе. Снизу донесся голос Нэнси. Девочка кому-то выговаривала:
— Я с тобой делилась! А ты только себе!..
Кристофер приблизился к окну: рядом с Нэнси стоял мальчишка, который передал Коре разрешение вернуться домой. Как он сразу не догадался, что это брат девочки! Значит, Рик не хочет отдавать сестре проценты с полученного от Коры доллара! Мальчишка прав: когда измазали его, Кристофера, машину, они действовали заодно, а здесь Нэнси восседала на «троне» и не участвовала в бизнесе. Но пару-то центов можно дать сестре! Нэнси тоже так думала. Она сказала:
— Больше не буду тебе помогать!
— Ну и не надо. Подумаешь!..
Они ссорились, и Нэнси побеждала. У нее был убийственный аргумент: она выходит из бизнеса и начинает самостоятельную деятельность! Кристофер с любопытством ждал, чем закончится конфликт компаньонов. Но появилась их мать и шепотом, звучащим громче нормального голоса, повторила требование «не надоедать мистеру Кристоферу». Она сказала не «сыну миссис Мэри», а назвала его по имени, и Кристоферу это было приятно.
— Так его здесь нет! — удивилась Нэнси.
— А вы думаете, он глухой и не слышит? — ответила Лиз.
Кристофер отпрянул, потому что Лиз и дети подняли глаза на его окно, и он не был уверен, что не замечен.
— А что мы такого сказали?! — возмутился Рик. — Мы же его не трогали!
Общее обвинение примирило его с сестрой, и они убежали…
Кристофер Холден сменил пляжный наряд на белую рубашку и белые брюки, которые достал из шкафа, и спустился в кухню. Лиз мыла посуду. Она резко обернулась и посмотрела на него, будто готовилась к отпору. Сколько ей лет? Двадцать восемь?.. Тридцать?..
— Лиз. — Он впервые назвал ее по имени. Заметил, как глаза служанки удивленно округлились. — Лиз, не надо нападать на них. Они не мешают. Мне даже интересно… — И умышленно, не ожидая ее реакции, ушел.
К Стиву идти было рано, а возвращаться в комнату не хотелось, и Кристофер без цели покинул дом.
Раскаленное солнцем шоссе тянулось в оба конца. Кристофер постоял, не зная, какое выбрать направление, и наконец пошел не к центру, а к въезду в город. С обеих сторон дорогу окаймляли аккуратно подстриженные кусты шиповника. За ними среди деревьев высились светлые крыши вилл.
Рубашка взмокла на спине. Кристофер снял ее, завязал рукава вокруг талии и продолжил путь. Он давно не чувствовал себя так легко и свободно. Утомившись, свернул на обочину, сорвал с куста шиповника цветок и уселся тут же, бездумно провожая взглядом проезжающие машины.
Промелькнувший перламутровый «мерседес» неожиданно притормозил, дал задний ход и остановился перед Кристофером. В опустившееся стекло со стороны водителя высунулась женская головка в темных очках, внимательно оглядела его и предложила:
— Вас подвезти?
Кристофер помолчал, потом попросил:
— Снимите очки.
Женщина сняла. Ей было за сорок. Серые глаза с подкрашенными ресницами и веками, широкие, выдающиеся скулы. Дав ему насмотреться, она сказала:
— Дойдешь пешком. — И уехала.
Ему действительно пора было возвращаться.
Перламутровый «мерседес» стоял возле виллы с зеленой крышей. Багажник был открыт. Горничная доставала из него пакеты, свертки и уносила в дом. Женщина в очках курила, облокотившись на крышу кузова. Кристофер подошел, посмотрел на ворота. Спросил:
— Не проще ли въехать во двор?
— Проще.
— В чем же дело?
— В моторе. Если не можете исправить, то хотя бы помогите внести эту коробку.
В багажнике стоял картонный контейнер, перевязанный ремнями. Женщина предупредила:
— Тяжелый.
— Понял.
Он протянул ей цветок шиповника. Она улыбнулась.
— Благодарю.
— Только подержать!
Он наклонился над багажником, поддел под ремни руки и поднял коробку. Коробка действительно была тяжелой.
— Гири у вас там?
— Гири.
