— Какой ужас... — Лескова вздрогнула. — И что же с ним теперь?

— Лежит в больнице. Врачи говорят, что руки у него будут двигаться... Честное слово, те люди, которые терпят аварии, совершают больше героического, чем спасатели.

Он подумал, вздохнул и сказал горько:

— Вот если бы мы, например, сняли рыбаков со льдины, оторвавшейся от берегового припая, тогда бы о нас писали во всех газетах, вплоть до «Известий».

Игорь говорил и внимательно смотрел на Лескову. Что-то изменилось в ней за то время, которое он ее не видел. Он подумал, что она стала красивой...

— Значит, ты не хочешь мне ничего написать? — спросила Ирина.

— Наоборот, очень хочу, — спохватился Игорь. — Можно, конечно, изобразить нас героями. Это нетрудно — выдать немного больше страху, чем бывает на самом деле. Я попробую, если вам это необходимо. Был один смешной случай. Хотите?

— Давай, — сказала Ирина и поудобнее уселась на стуле.

Игорь стал рассказывать:

— Мы снимали у Родшера с камней немецкий пароход. Работали пять дней, уродовались, как тигры, с полной отдачей. За него нам полагалась колоссальная премия — по целому окладу, а то и больше. Потом подошел морской буксир Ленинградского пароходства и стал нам помогать. А у нас кончились уголь и пресная вода. Мы пошли за углем и водой, а тот буксир взял да и сдернул пароход с камней. Вся премия досталась команде того буксира. Смешно?

— Странно, — сказала Ирина. — Вы же работали больше, чем они. Почему вся премия досталась им?

— Таков порядок на морях. Написать об этом случае?

— Как хочешь. Написать можно о любом случае. Главное, как написать, с какой мыслью... Ты что-то делаешь сейчас для Купавина?

— Это он вам сказал?

— Да, сказал, что ты согласился писать для него фельетон. Как обычно, выразил уверенность, что фельетон будет «по большому счету». Почему он в тебя так верит?

— А вы, Ирина Сергеевна, верите в меня? — спросил Игорь.

— Не задумывалась об этом, — сказала Ирина. Она взглянула на часы и поднялась. — Надо пойти пообедать. Пойдем вместе?

Игорь вспомнил, что у него в кармане только пятнадцать рублей, и отказался.

— Я недавно завтракал, — сказал он и подал Лесковой пальто.

Из редакции они вышли вместе.

— Я жду очерк, — сказала Ирина, прощаясь.

— Ну и ты написал ей этот очерк? — спросил Сергей.

— В тот же день, — сказал Игорь. — Я пришел домой и сразу сел писать. Торопился закончить его к восьми, потому что надо было идти к Купавину. Сочинять ему фельетон мне не хотелось. Но что-то надо было делать.

— Ты писал в очерке, как вы жалели, что не получили премию? — спросил Сергей.

— Совсем нет. Честное слово, мы об этом не жалели. Мы только радовались, что этот «Фленсбург» был уже на плаву, когда мы вернулись к Родшеру. «Смелый» стоял у него под бортом и откачивал воду из трюмов. У «Смелого» очень мощные помпы. Мы подошли, помогли откачать воду и заделать пробоины. О премии вспомнили только на обратном пути. Вспомнил второй помощник — он присмотрел себе в универмаге макинтош за две с половиной, и у него не хватало на этот макинтош денег... Отвези меня домой, Сережа. Что-то я устал от твоей кислятины. — Игорь щелкнул ногтем по пустой бутылке. — А завтра у нас с утра выход на Беломорск. Надоело таскать эти баржи... Скорей бы в Арктику.

— Недолго осталось, — сказал Сергей. — Июль кончается.

… Наступил август. «Сахалин» уже не работал, готовясь к арктическому плаванию. Старпому пришлось вылезти из каюты, чтобы получать имущество и продукты. Игорь ничем не мог ему помочь. На каждом складе требовалось личное присутствие старпома, на каждой бумажке — его подпись. Григорий Ильич кряхтел, ругался как биндюжник и пил пива в полтора раза больше, чем раньше. Однажды капитан вернулся из штаба отряда в наимрачнейшем состоянии. Он ни за что разбранил вахтенного и, отдуваясь, поднялся на мостик.

— Что случилось? — спросил Игорь, разбиравший в рубке путевые карты.

— Дайте-ка бинокль, — сердито сказал капитан. Лавр Семенович приставил к глазам бинокль и долго смотрел на рейд, пожевывая губами.

— Да, хлебнем мы с вами горюшка... — сказал он, положив бинокль на штурманский стол.

— Что такое? — не понял Игорь.

— Повесили нам на хвост этого обормота, — сказал капитан и еще раз посмотрел в бинокль на рейд.

— Какого?

— Один у нас обормот, — сказал Лавр Семенович и указал рукой на землесос. — Вот он стоит, красуется... Капитан порта отказывался его в море выпускать, да наш начальник уговорил. На условии, что там все будет законвертовано, а команда перейдет на буксир. Выбрали для этого дела «Сахалин» — как образцовое судно. Ах, черт, — Лавр Семенович почесал себе висок, — надо было мне хоть пару фитилей получить от начальства... Сходите туда, Игорь Петрович. Познакомьтесь с его капитаном.

— Я его знаю, — сказал Игорь.

— За бутылкой, должно быть, познакомились? — недоверчиво посмотрел на него капитан.

— В одном году мореходку кончали.

— Ах, так... Это серьезнее. Как он, ничего человечек?

— Первый класс регистра.

— Ну-ну... Хоть поможет нам в плавании.

Лавр Семенович сцепил руки за спиной. Игорь сложил карты по порядку номеров и свернул их в рулон. Походив по рубке, капитан немного успокоился и примирился с судьбой.

— Одно приятно в этом положении, — сказал Лавр Семенович. — Плавание у нас будет автономное. Во всяком случае до Диксона. А там, бог даст, оставим этого обормота. Не погонят же нас с ним во льды...

— А когда выход, неизвестно? — спросил Игорь.

— Послезавтра в ночь, — вы пока молчите. Завтра объявим.

Капитан еще походил по рубке, сказал:

— Скажите старпому, чтобы он распорядился насчет жилья для девяти человек. Сколько у них комсостава, я забыл?

— Командир, механик и электромеханик, — напомнил Игорь.

— Командиру дадим отдельную каюту. Механика и электромеханика разместим вдвоем. Остальных — где есть свободные койки.

— Я передам старпому.

— С картами все в порядке?

— Да. Весь комплект полностью...

Утром «Сахалин» отошел от дебаркадера и стал бортом к землесосу. Улыбающийся Сергей Огурцов забрался на мостик «Сахалина», познакомился с сердитым Лавром Семеновичем, потрепал Игоря по плечу.

— Значит, потащишь меня? Удачно получилось.

— Нам в этой ситуации радости мало, — сказал Игорь.

— Не грусти. Моя посуда добрая, не перевернется.

— Каким ходом вас сюда тащили? — спросил Лавр Семенович.

— Узлов шесть-семь, — сказал Сергей. — Больше не выходило.

— Похоронная процессия, — проворчал Лавр Семенович и спустился с мостика.

— Зато самостоятельное плавание! — крикнул Сергей ему вдогонку.

— Старпом подобрал твоей команде жилплощадь, — сказал Игорь. — Сейчас будете перебираться?

— Нет, завтра с утра. Сейчас пусть народ дырки затыкает. К нам сегодня инспекция Регистра придет конвертовку проверять. Пойду послежу...

Сергей ушел к себе, а Игорь, наведя порядок в рубке, спустился в каюту.

Следующим утром команда землесоса перебралась на буксир. Сразу стало люднее, веселее и суматошнее. После обеда капитан отпустил Игоря, и он с Сергеем поехал в город. Походили по магазинам, купили бритвенные лезвия, сигареты, одеколон, носочки...

— Как твой старпом в море без пива обходиться будет? — спросил Сергей.

— У него стоит ящик в каюте, — ответил Игорь. В каюте у старпома действительно стоял ящик с пивом.

— Надолго ли ему ящика хватит?

— На квас перейдет...

Зашли на почту. Писем не было ни тому ни другому. Игорь написал записку на одной стороне листка: «Сегодня в ночь мы уходим. Потянем на буксире землесос Сережки Огурцова. Мореходность у него (у землесоса, конечно, а не у Сережки) ничтожная. Если нас прихватит ветерком, один морской бог знает, что будет. Желай мне безветренной погоды. Напишу тебе из Диксона недельки через две. Целую твои четыре лапы. Игорь».