Больше всего Роман боялся одного: что полицейские откроют огонь на поражение. Собирался ведь тот, в штатском, явно собирался. И не важно пока, почему вдруг Мила вышла на улицу, как удалось превратить ее в безвольную куклу, и надолго ли, лишь бы она оставалась жива, а там разберемся, прогоним прочь посторонние злые наваждения. Безнадежна и окончательна лишь смерть, все прочее можно как-то поправить. Например, убрав из списка живущих явных врагов. Да еще едва не всемогущих по обычным понятиям.

– Ну, что? Набегалась? Думала, не найдем? – донесся голос, явно принадлежавший Седому. – Что тебе было сказано?

– Я не помню, – мертвым безжизненным тоном отозвалась Людмила.

– Я напомню тебе перед смертью. Отныне ты будешь помнить все и одновременно оставаться в сознании. Так наказание станет еще ужаснее. Сейчас ты умрешь, страшно умрешь, и сама поймешь: страдания твои – лишь достойное воздаяние за попытку к бегству.

Речь звучала, как у книжного злодея. Оставалось зловеще захохотать, и штампы были бы полностью соблюдены. Или Седой просто решил напоследок покуражиться над беззащитной жертвой? Есть же такая порода людей!

Но даже самое беззащитное создание порою находится кому защитить.

Сомнения, колебания, мысли о грядущих последствиях исчезли, как сигаретный дым на свежем воздухе. Какое расстояние до врагов? Метров тринадцать? Совсем немного.

Роман резко выпрямился и сразу начал стрелять. С двух рук, хотя мог бы и с одной, но все дополнительная гарантия. И не в корпус, попасть в него легче, только ранения не всегда будут смертельными, а в голову. Для гарантии.

Две пули Седому. Тот как раз стал поворачиваться на звук и схлопотал куски свинца прямо в лицо. Крохотный доворот, и вновь двойное нажатие на курок. Еще один.

Последний из гостей отреагировал, стал поднимать автомат, однако поздно. Иногда решают не секунды – мгновения. Но дерганье сыграло роль. Одна из пуль ушла в молоко, и пришлось потратить на полицейского не два патрона, а три.

Да ладно. Жадность – смертный грех.

Вся процедура заняла две-три секунды. Седой только касался земли, его первый помощник еще падал, а второй начинал падение. Однако помимо выведенных из строя врагов в деревне еще находились две пары полицейских. Разборок с ними было не миновать. И потому медлить не следовало.

Ветров одним махом оказался на улице. Взгляд направо дед да бабка, гости как раз куда-то свернули, взгляд налево вот другая парочка. Повернулись, смотрят, только пока не могут взять в толк, что же случилось? Ничего. Сейчас поймут.

Одной рукой подхватить с земли выпавший автомат, другой потянуть Милу. Нечего ей делать на линии огня. Рукой с зажатым «АКСУ» взмах старикам: уходите! Как ни странно, поняли, немедленно рванули прочь, благо подвернулась калитка. Шустрые такие старики, опытные. Ладно, дед. Все-таки летчик, у них реакция всегда отменная. Пусть воевал не на земле, да все равно представляет себе дальнейшее. Но бабка… Или тоже принимала участие?

Теперь убираться самому. Лишь идиот стреляет стоя на открытом месте. Пуля – дура, где пролетит, не узнаешь.

Вон как раз полицейские что-то стали соображать и вскидывают автоматы. Метров восемьдесят, даже от бедра есть шанс попасть сдуру. Великая вещь – рассеивание. И никакой калитки рядом. Придется так.

Ломанул в кусты, сразу заваливаясь с расчетом, чтобы Мила упала сверху. Жаль, не успел подобрать запасной магазин к «АКСУ». Да и не видно их на лежащих. Что менты, к бою-то нормально не подготовились?

А убрались с улицы вовремя. Ветров едва ударился боком и спиной, довольно больно, не один же, Людмила помешала толком сгруппироваться, как вдоль дороги ударила первая щедрая очередь. Никого она не достала, но пули зацепили пустой «жигуленок». Переднее стекло разлетелось, жалобно звякнул разбиваемый радиатор. Затем стрелок повел стволом в сторону ушедших с линии огня людей, и на головы беглецов посыпались срезанные свинцом ветки.

– Отползай! – рявкнул Роман.

Хотелось бы верить: Батурина хоть немного очухалась от наваждения. Или испугалась до такой степени, что готова шевелиться. В противном случае с такой обузой легко стать мишенью. В бою лучше быть свободным и одиноким. Объятия, дамочки, чувства до добра не доведут.

Мила продолжала лежать, и пришлось подтолкнуть ее в сторону двора, подальше от простреливаемой влет улицы. Сам же Роман извернулся, чуть высунулся и попробовал достать стрелка.

Зря Ветров грешил на неопытность приезжих. Один из полицейских стрелял с колена, другой тем временем несся вперед. Мгновенно заметил противника, упал, ушел в сторону перекатом. Выстрелы Романа пропали зря. И цель чересчур подвижна, и низко стригущие пули головы не дают поднять. Едва успел убраться, как буквально где лежал вспухли фонтанчики сбитой свинцом земли.

Другой пары стражей порядка видно не было. Наверняка сообразили – так недолго перестрелять друг друга. Гораздо вернее пробежать дворами и зайти противнику в тыл. Хреново. Был бы один, поиграл бы в прятки с отстрелом. Благо успел изучить каждый двор и каждый куст, а для противников деревня неизведанна, словно чужая планета. Но перепуганная женщина рядом – хуже колодок на руках, ногах и шее. Подловят не одни нападавшие, так другие, да и подстрелит обоих.

Положеньице!

– Куда?! – Людмила вдруг попыталась вскочить во весь рост и броситься прочь от летающих роями пуль. Едва успел схватить подругу за ногу, в результате она упала, зато осталась цела.

Лишние дырки калибра пять сорок пять никого не красят. Разве что в кровавый цвет.

– Ползком надо, ползком! Или – пригнувшись! – оставаться на месте тоже не стоило.

Шестым ли, седьмым или еще каким по счету чувством Роман ощущал – обходят. Секунды, в крайнем случае – пара минут, но выскочит вторая парочка, и что тогда?

– Давай к сараю! И низко, низко!

Сам же проворно передвинулся назад, поймал в стрельбе паузу, магазины не беспредельны, а садят, будто прямо к автомату присоединен патронный вагон, того гляди, коротенькие стволы перегреются, будут не выбрасывать – выплевывать пули. Мгновенно высунулся, узрел одного из полицейских в каких-то сорока метрах, торопливо поймал на мушку, всадил короткую, на два патрона, очередь. Поторопился, автомат повело, даже зацепить противника не получилось. Однако полицейскому не повезло. Он попытался выстрелить в ответ, но магазин оказался пуст. Напарник тоже как раз возился с перезарядкой, еще только вставлял рожок да передергивал затвор, и Ветров успел дать еще одну очередь.

На сей раз полицейский покорно опрокинулся на спину, задергался в пыли. Но второй уже прижал приклад к плечу, и пришлось спешно откатываться в сторону.

Взгляд в глубь двора. Батурина на четвереньках с довольно приличной для такой позы скоростью уже подползала к открытому входу в сарай.

Не успела! Из-за угла избы появился один из приезжих, здоровенный, как лось, и «АКСУ», крохотный в крупных ручищах, уставился на девушку.

Целиться не было времени. Ветров сделал, что мог. Просто выдал в сторону нового противника длиннющую очередь. Враг поневоле отшатнулся, бросился за избу, и только щепки полетели от сруба.

Девушка ввалилась в сарай, скрылась в царящем там полумраке. Но противник не пожелал мириться с утратой добычи и, оставаясь за углом, невидимый с позиции Романа, обильно полил свинцом тонкие стенки.

Рвануть к избе, застыть на миг, и едва показалась голова противника, практически в упор садануть в нее из автомата. Голова буквально лопнула перезрелым арбузом, брызнули в сторону кровь вперемешку с мозгами, а Роман все жал на спуск, пока затвор не щелкнул вхолостую. Даже не подумалось: появись сейчас напарник убитого, и судьба бывшего спецназовца была бы решена. Но за избой грохнуло, явно сработал не «АКСУ», а старый добрый АК-47. Все, понял Роман, нет у покойника больше напарника. Вернее, есть, только в тех же горних высях или, что вероятнее, подземных полостях.

Тянуло рвануть со всех ног к сараю, взглянуть, вдруг Мила жива, да на улице имелся последний из гостей, и въевшийся в кровь порядок призывал первым делом завершить работу.