Он послал улыбающемуся портрету воздушный поцелуй большой коричневой рукой и вновь склонился над покрытой колпаком пластиной курсопрокладчика. Мили микрофильмов, крохотные винтики, гаечки и шестеренки, немыслимых форм призмы и линзы давали полную стереоскопическую картину Системы в любой момент из тысячи лет. Интеграторы могли быстро рассчитать скорейший, безопаснейший и экономически выгоднейший маршрут из одной точки в любую другую.

Он нашел крошечную светлую искорку Оберона, внешнего спутника затянутого зеленым облаком Урана. Большие руки проворно двигались по дискам, ловя искорку в тройное перекрестье на смотровом экране. Он считал местоположение с индикаторов и набрал его на клавиатуре. А потом, пока гудящий механизм анализировал и опять интегрировал многие гармоничные факторы, вовлеченные в движение «Атома–Фантома» через биллионы миль пространства к безопасной посадке на холодном и безжизненном спутнике, сияющие бронзой глаза снова обратились к портрету на стенке.

— Ну что ж, Леруа, — произнес он медленно. — Я полагаю, нам надо попращаться. — Он грустно покачал рукой, прощаясь с белой и ироничной красотой. — Видишь ли, из нас могла бы получиться отличная парочка, будь у меня то, ради чего за мной гоняется Легион.

Бронзовая голова качалась, коричневое лицо было задумчивым.

— Но у меня этого нет, миледи. Я не безрассудный пират космоса — если в этом не возникает необходимости. Я — всего лишь обычный солдат Легиона, которому невероятно, немыслимо не везет. И у меня нет «таинственного и очень опасного оружия».

Голова его чуть приподнялась. Голос смягчился, стал проникновенным.

— Однако у меня есть один секрет, Леруа.

Вновь улыбнувшись, он показал на ряд цифр на странице журнала возле пластины под колпаком.

— Это не секретное оружие, — прошептал он. — И ничего похожего на тайну твоей жизни, Леруа. Но этого достаточно, чтобы дать мне новую надежду. — Большая голова резко поднялась, и в этом движении была горделивость. — Это означает еще один шанс.

Некоторое время он молча глядел на улыбающийся портрет зеленоглазой красавицы Леруа, смотревшей в ответ, как ему показалось, чуть ли не с ироничным сочувствием.

— Дело было так, моя дорогая, — сказал он. — В последний раз, когда за мной гнался Хал Самду, я оторвался на сто миллионов миль от его флота, забираясь к северу. Я ушел далеко за пределы видимости. Или за пределы нормальных масс–детекторов. Я осуществлял хитрый маневр, пытаясь выяснить, сидит ли у меня на хвосте старик Хал Самду, когда кое–что обнаружил.

Он погрозил ей пальцем.

— Не спрашивай, что именно, Леруа. Это слишком далеко, какое бы там ни было альбедо, чтобы можно увидеть в лучший телескоп. Однако масса объекта порядка двадцати миллионов тонн, а расстояние до него приблизительно десять миллиардов миль, как я установил методом триангуляции.

Неважно, что это. Глыба камня или обломок, прилетевший из созвездия Андромеды. Я направляюсь туда. Еще одна посадка для начала, на какой–нибудь удаленной станции, чтобы запастись едой и катодными платами. А после этого я отчалю. Я узнаю, что там. Я проведу кое–какие исследования, как и задумал. И… ну что ж, прощай.

Вдруг легкомысленное настроение Чана Деррона стало исчезать. В голосе появилась хрипотца.

— Подожди, — прошептал он медленно. — С помощью оборудования, размещенного на маленьком «Атоме–Фантоме» для производства воды, пищи и воздуха, я могу прожить длительное время. Я могу ждать и слушать. Даже на таком расстоянии я должен улавливать что–нибудь вроде радиоволн — этого будет достаточно для того, чтобы знать, что Чан Деррон сможет когда–нибудь вернуться. — Он опять попытался ухмыльнуться и помахал рукой портрету Леруа.

— Прощай, моя дорогая, — сказал он осипшим голосом. — Точнее, я надеюсь, до свидания. Тебе, Легиону и Системе. Всем мужчинам и женщинам, которых я когда–либо знал. Каждой улице, по которой я ходил. Каждой птице и каждому дереву. Каждому живому существу, которое я когда–либо видел. До свидания…

Внезапно Чан Деррон сглотнул. Он быстро отвернулся от портретов и уставился в пустынную даль космоса. Глаза моргнули раз–другой. А большие загорелые руки напряглись, стали как железо, застыв на ручке верньера «Атома–Фантома».

Геодины тихо музыкально гудели. Автопилот чуть слышно и медленно пощелкивал. Чан Деррон смотрел на север, вглядываясь во тьму в пятнах звезд. Там, где–то в созвездии Дракона, находился неведомый объект, единственная оставленная ему возможность.

Так и должно быть, подумал он. Молчание и темнота. Он должен был слышать шепот машин и собственный скрипучий голас, и ничего больше. Он слишком много разговаривал сам с собой.

Тчлинк!

Это был тихий короткий звук. Но Чан Деррон напрягся, словно услышал треск при ударе метеора. Он повернулся, и рука потянулась к бластеру, висящему в кобуре на стенке. Затем он увидел предмет, который произвел этот звук, — он лежал на смотровой пластине курсопрокладчика.

Дыхание покинуло его. Рука соскользнула с оружия. Огромные плечи слегка поникли. Он долгое время смотрел на него, и сила и надежда уходили из него, словно кровь из раны.

— Даже здесь. — Бронзовая голова устало качнулась. — Даже сюда добрались!

Наконец, он медленно поднял конверт из плотной красной бумаги, лежащий под грубой черной змейкой из обожженной глины. Он прочитал черные буквы текста:

«Мой дорогой капитан Деррон!

Поздравляю в связи с вашим великолепным и отважным бегством. Самду давно повернул назад, чтобы попытаться защитить Новую Луну — от меня! Сейчас вы в безопасности. Однако я считаю своим долгом предупредить вас о двух опасностях.

Вам следует соблюдать осторожность, когда вы приблизитесь к спутникам Урана. Потому что база Легиона предупреждена о том, что вы можете туда наведаться.

И боюсь, капитан, что на вас ляжет ответственность за то, что будет происходить каждую полночь на Новой Луне, — несмотря на то, что вы от нее в миллионах миль.

Ваша преданная тень, Василиск.»

Холодный ужас вонзился в позвоночник Чана Деррона, словно парализующая игла. Он стоял, недвижимый, ошеломленный. Издевательское послание — казалось, насмешка так и течет с красной бумаги. И холодный страх медленно полз по парализованному телу.

Было более чем страшно знать, что за каждым его шагом следит зловещая и неизбежная сила. Страшно знать, что безжалостная рука Василиска сможет дотянуться до него даже здесь. Всемогущество! Вездесущность! Власть, поистине божественная, в руках… чьих?

Он почти ощущал это страшное присутствие. Он осмотрел крошечную пилотскую рубку. Она была едва освещена лампочками приборов, прикрытыми колпачками, и слабым светом звезд через иллюминаторы. Он включил более яркое освещение. Захотелось обыскать корабль. Но, конечно, это было бесполезно. Здесь ничего не было. Детекторы массы, установленные им загодя, предупредили бы о приближении массы человеческого тела за миллионы миль до корабля.

Он затаил дыхание, пытаясь стряхнуть этот тряский холод, и заставил себя заговорить.

— Зачем тебе следить за мной? — взмолился он в пустоту. — Я полагал, что нужен тебе, чтобы взвалить на меня вину, потому что я был рядом, когда ты убил доктора Элероида. Но разве я недостаточно страдал ни за что?

Он поднял к груди огромные сжатые кулаки. Он заставил себя произносить слова и пытался при этом не дать страху и одиночеству сломать его мозг. Однако не мог справиться с потоком горьких воспоминаний. С того момента, когда он бежал на легком крейсере, который впоследствии переделал в «Атом–Фантом», он пытался уйти от безжалостного и всемогущего мучителя. Все, что он хотел, — шанс или половину шанса, чтобы начать новую жизнь под новой личиной. Где угодно!

Но этот человек, если это был человек, известный под именем знаменитого дракона и оставлявший на месте преступления следы, которые наводили на мысль об ответственности Чана Деррона, — этот Василиск не давал ему уйти.

Так было в тот раз, когда он приземлился на одинокой плантации на Церере, надеясь купить припасы на несколько фунтов платины, которую добыл, случайно оказавшись в метеорном потоке. Он нашел плантатора и его жену убитыми, их добро разграбленным, а крейсер Легиона — приближающимся. Ему едва удалось оторваться, вовремя вскочив в рубку «Атома–Фантома».