— Недолговечная вселенная, — пробормотал старый Хабибула, — в которой стареет сама материя!

— С помощью соответствующих тестов, — продолжал Стар, — мы проверили серию изотопов тория. Элемент торий имеет период полураспада около тринадцати миллиардов лет. Это означает, что через тринадцать миллиардов лет примерно половина любого заданного количества тория–232 распадется на изотопы свинца–238.

Стар помолчал.

— Выпей вина, Кен, — сказал старый Хабибула. — Оно вольет в твои жилы драгоценное тепло. — Он придвинул бокал к Стару. — Так каков же возраст камней?

— Они старые. — Он отодвинул вино, благодарно кивнув старому Хабибуле. Бросил взгляд в мою сторону. Словно нас здесь не было, он опять заговорил, обращаясь к Лилит: — Невероятно старые.

Жиль Хабибула нервно отпил вина. Стар поднял перевязанную голову. Сделав долгий вдох, словно стараясь успокоить нервы, Лилит протянула руку и схватила его за ладонь. Несколько минут он сидел безмолвно и ласково улыбался ей.

— Мы не знаем точно, каков возраст нашей вселенной. Наше солнце и его планеты имеют возраст около трех миллиардов лет. Старейшие звезды галактики всего на миллиард лет старше. Расчеты показывают, что вселенная образовалась шесть миллиардов лет назад, не раньше. Ничего более старого не существует, за исключением этих камней.

Медленно покачав головой, он устало посмотрел на Лилит.

— Никто не хочет нам верить, — сказал он. — Мы провели дополнительные проверки, эксперимент с ураном–238. Он образует другой изотоп, свинец–237, с периодом полураспада четыре с половиной миллиарда лет. Наш ответ поддерживает эту теорию.

У него были красные усталые глаза.

— Результаты нашего эксперимента показывают, что эти аномальные астероиды содержат меньше процента первоначального урана–238 и не больше 25% первоначального тория–232. Это означает, что возраст этих скал, по меньшей мере, двадцать пять миллиардов лет. Они в четыре раза старше нашей вселенной!

Лицо старого Хабибулы побледнело. Он испуганно откинулся на спинку кресла, словно возраст этих камней был смертельной болезнью, которой он боялся заразиться от Стара.

— Командор, — вмешался я, — можно задать один вопрос?

Он наклонил голову.

— Я несколько лет слежу за этими камнями, — сказал я. — Они во многом кажутся необычными! Почему вы считаете, что это остатки первичной материи? Может быть, торий и уран были привнесены в результате других процессов?

— Спасибо, капитан, — ответил он с болезненной улыбкой. — Я знаю, что эти камни необычны не только своим возрастом, но также размерами, формой и составом. Однако, я думаю, следует учитывать любую возможность ошибки. Дело в том, что мы измерили не общий состав тория и урана, а точное соотношение их с изотопами свинца. И проанализировали мы не только сплавы, из которых состоят астероиды, но также образцы пыли на поверхности. — Словно забыв обо мне и о моем вмешательстве, он повернулся к Лилит. Их пальцы сцепились на поверхности стола. — Даже эта пыль в четыре раза старше, чем самое старое вещество, известное за пределами Аномалии. Даже эта пыль подтверждает теорию, которая привела меня сюда.

Лицо Лилит было бледным и напряженным, как у него.

— Что это за теория, Кен?

Помолчав, собираясь с мыслями, он глотнул вина.

— Эта идея пришла мне в голову на Контр–Сатурне. Я изучал объекты, которые раньше называли квазарами. Это объекты звездного типа, однако способные превращаться в галактики. Самые большие бомбы во вселенной!

Один–единственный взрыв квазара заключает в себе энергию ста миллионов звезд.

— Какой ужас, — заморгал Жиль Хабибула. — По сравнению с этими чудовищными бомбами наше лучшее оружие — детские игрушки. Надеюсь, что ты не потребуешь от меня и от Лиль тягаться с таким страшным оружием?

— Я надеюсь, что мы сможем вести борьбу в других рамках, — хмуро улыбнулся Стар. — Но враг наш достаточно опасен.

— Кен, я не понимаю. — Глаза Лилит потемнели. — Что общего взрывающиеся галактики имеют с этой Аномалией или со враждебной машиной?

Усевшись поудобнее, Стар поднял ладони и потер виски под повязкой.

— У таких взрывов может быть только один источник. — Голос его звучал слабее, в нем чувствовалась боль. — Сто миллионов сверхновых, собранных воедино, и то не хватит. Единственный возможный источник — точка расширения пространства.

Вздрогнув, Жиль Хабибула залпом выпил вино.

— Вам известно, что масса искривляет пространство, — сказал Кен Стар. — Когда кривизна достигает так называемого Радиуса Шварцшильда, пространство сжимается. Это замкнутое пространство, обладающее массой, достаточной, чтобы оно было замкнутым, существует отдельно от нашего пространства–времени. Однако энергии, заключенной в нем, достаточно, чтобы уничтожить любую галактику — учитывая, что масса здесь умножается на скорость света.

— Ты считаешь, что эти камни были заброшены из другой вселенной?

— Такое возможно. — Стар осторожно отодвинул повязку, словно движение причиняло ему боль, и кивнул. — Моя теория — новая точка зрения на вселенную. Она предполагает, что все наши миры родились в результате расширения шварцшильдова пространства, заброшенного из более древнего пространства–времени около шести миллиардов лет назад. Можно допустить, что мы являемся свидетелями рождения новой пространственно–временной вселенной каждый раз, когда наблюдаем взрыв галактики.

— О, смерть моя! — вздохнул старый Хабибула. — Мир, в котором я жил, достаточно велик и коварен. Не думаю, что мне нужны твои подтверждения. Если природа столь сложна, то я предпочитаю машины — машины, построенные человеком.

— Поначалу эта новая космогония сбила меня с толку, но боюсь, что нам придется её принять. — В глазах Кена Стара светился испуг. — Если каждая взрывающаяся галактика представляет собой новую пространственно–временную вселенную, то настоящая вселенная в целом бесконечна, не только во времени и в пространстве, но также и во множестве!

Он взглянул на меня, словно давал ответ на незаданный мною скептический вопрос.

— Капитан, я посвятил этому годы, — сказал он. — Мои анализы показывают, что каждая изверженная вселенная становится нестабильной и расширяется снова. Дегенеративная материя её ядра взрывается и разлетается на части. Расширение генерирует атомы водорода, которые собираются в галактические облака вокруг разделяющихся фрагментов. Когда эти новые галактики стареют, они сжимаются, взрываются, и так возникают новые пространственно–временные вселенные. Цикл творения никогда не прекращается.

— Новая идея о возникновении вселенной! — Я сидел, пристально глядя на него. — Я и не думал возражать — это просто слишком много для меня.

— Я в замешательстве. — Лилит быстро улыбнулась мне. Она повернулась к Кену Стару, глаза её были темны. — Однако я все же не понимаю природу Аномалии.

— Поначалу я думал, что это всего лишь шрам — то есть пуп нашей вселенной. Я заподозрил, что наша пространственно–временная система не полностью отделилась от материнской вселенной. Я предположил, что эти древние камни каким–то образом выходят из раны в пространстве, которая еще не до конца затянулась.

— А как соотносятся с этими вещами ваши расчеты, сэр? — спросил я. — Может ли такая рана миллиарды лет оставаться открытой? Или она должна закрываться мгновенно?

— Честно говоря, не знаю. — Стар помолчал, массируя виски. — Вы должны понять тот факт, что каждая субвселенная может иметь собственную систему координат пространства и времени. Возможно, то, что здесь является временем, там — пространство, так что наши шесть миллиардов лет по материнской вселенной — один миг.

— Я об этом не подумал.

— Есть и другие факторы, — добавил он. — Кроме воздействий массы, предсказанных уравнениями Эйнштейна — Шварцшильда, существуют магнитные и радиационные эффекты, которые с трудом поддаются анализу.

Потемневшие глаза Лилит смотрели на стену за спиной Стара, словно она видела что–то далекое и опасное.