- Стой, куда?

Его голос вернул меня в реальность.

- Это просто светящиеся краски: флуоресцентные, - пояснил он. – Они проявляются в ультрафиолете. Вот видишь, здесь я замаскировал ультрафиолетовые лампы.

- Не вижу, - честно призналась я.

- Да вот же они: одна за рамой, другая у стены.

Он взял меня за руку, подвел ближе и развернул чуть влево.

- А, вот теперь вижу, с этого ракурса заметно. Классно придумано! – восхитилась я.

- Угу, нравится, - деловито улыбнулся он. – Экая хитроумная штуковина.

Хитренький Максик-изобретатель. Сначала я встретила его ненароком на Старом Арбате. Мы с приятельницей шли из бара Тайм Аут, было уже поздно, но, как всегда по выходным, многолюдно. И вдруг я уткнулась взглядом в мерцающие, словно большие звезды, огромные пейзажи. Рядом стоял автор. Познакомились, разговорились. Он пригласил в мастерскую. Недели через две выдалось свободное время, и мы нагрянули к Максу. Мастерская находилась всего в нескольких остановках метро от моего дома. Там весело угощались друзья художника, и мы как раз нарисовались в самый разгар застолья. Со всех стен на пирушку взирали с любопытством творения Макса, тоже вроде бы участвуя в общем веселье. Соучаствуя.

Провожая, Макс настойчиво упрашивал заглядывать, взял наши телефоны, но названивал, почему-то, одной мне. У нас долго длился телефонный роман, потом – встречи в барах, на вернисажах, где выставлялись его работы, а когда он однажды подвозил меня домой, перепутал маршрут, и припарковался у дверей мастерской.

- Заходи, так угодно судьбе, - сказал он.

Мы общались тет-а-тет за бутылочкой сухого при свечах. Макс поднял бокал, полюбовался густой красной жидкостью за тонким стеклом и сказал с мефистофельской усмешкой:

- Это не кровь. Это настоящее грузинское. Ну, давай…

Его смуглое лицо в темноте – с дьявольской бородкой – очерченное резкими тенями, светящиеся зрачки и ухмылки картин – нервный язычок пламени над свечой – липкое терпкое вино… Холодок жути…

- Ничего страшного, - ответил он моим мыслям. Просто во флуоресцентных картинах проявляется трансцендентная глубина, и от этого бывает улет за грань реальности. Тут дело не только в особых красках. У меня есть свой секрет, который я никому никогда не открою. Сия живопись раздвигает границы сознания и вводит в медитативный транс, некоторые картины вызывают явления, сходные с расщеплением психики, и полный улет, это покруче наркотиков. Но не все работы так действуют. Есть простенькие пейзажики, которые я пишу на заказ для оформления баров и ресторанов, они не несут особой психологической нагрузки, просто создают ощущение комфорта и уюта…

В барах, в которых мы бывали, висели его пейзажики и натюрмортики.

Макс поигрывал голосом, в котором звучали глубокие бархатистые нотки и слышалась музыка южной ночи, он рассказывал про странности своей личной жизни, и про свои бесконечные путешествия, про русалочьи острова и двухкилометровые пещеры. Мы допили третью бутылку и доели колбасу. И вдруг я ощутила себя высоко над креслом, в котором секунду назад блаженствовала – меня сжимали крепкие руки Макса, он нес меня в маленькую смежную комнатенку с диваном вдоль стены.

- Здесь удобнее беседовать, - произнес он. – И целоваться.

Его поцелуи оглушили меня. Да, он хорошо это умел. Он знал какие-то тонкости, и он прекрасно разбирался в женской психологии. Он умел быть по-особому ласковым. Чувствовался почерк опытного бабника. Но меня это не отпугнуло. Все, что произошло в следующие мгновения – часы – вечность – выпало за грань реальности. И я поняла, что такое трансцендентная глубина…

- Макс, ты дьявол… - прошептала я.

В ответ он продекламировал:

В белом пламени страсти

зарождается мгла,

сердце рвется на части,

все сгорело дотла…

- Ты сумасшедший, - простонала я.

- Нет, я просто немного чокнутый, как белая роза морфиниста, - сказал он севшим голосом.

С белой розой у этого смуглого жилистого брюнета не было ничего общего, разве что отблеск догорающей свечи в неистово черных зрачках.

Вот так-то, - заключила Ольга. – Таким уж неистовым самцом оказался один из моих друзей.

- Слушай, сколько же у тебя этих самцов было? – проворчал Серж, и стряхнул сигару на ее плечо.

- Дурак! – дернулась она. – Сколько надо, столько и было. А вот ты пока не рассказал ни одной нормальной эротической истории, все какие-то байки травишь. Я-то правду говорю, как на исповеди, а ты…

Она встала и отошла к окну. Устроилась на подоконнике, плеснула в бокал ликера.

- Какие байки? – обиделся Серж. – Какие байки! Между прочим, самый главный секс в моей жизни, это секс с самим собой, а точнее, с ней и с ним, что живут во мне. Вот когда занимаюсь этим с тобой, то на самом деле я через тебя вхожу внутрь себя и ухожу в поэта Леонида, который в это время входит в американку Леониду, и таким образом я трахаю Америку. Чуешь, где подлинная экзистенциальная глубина? Куда уж тебе со всем неистовством твоих самцов.

- Смотри не вычленись из самого себя квадратным корнем духовного спорыша, вслед за Солнышкиными и этой бабой, и не выпади в мочегонный осадок, - хихикнула Ольга, поставила бокал на подоконник и не спеша переместилась на тахту.

- Слушай, тебе не жарко? - сказал он, и метнул сигару в ее бокал. – А то могу натереть тебя мороженным.

- Не-а, - ответила она. – О, вспомнила очень забавную историю. У меня был приятель, детективы писал, Сашка Варенников, его все знают. Как-то он стал болтать, что за ним киллер охотится, ну ему никто не поверил, решили, что глючит с перепоя. А ведь и вправду оказалось. Он спрятался в каком-то захолустье, там его сбила машина, но он оклемался, только «сдвинулся» сначала. Все твердил, что он какой-то бизнесмен. Так ведь потом и впрямь бизнес раскрутил, и киллера этого нашел. И знаешь, кто оказался киллером?

- Кто? – напрягся бывший Александр. - Кто же?

- Киллером была Голый Пегас!

- Что-о-о?

- Ну, Голый Пегас. Кликуха такая. Стриптизерша в ночном клубе для геронтоманов, семидесятилетняя художница, у нее на ягодице татуировка: «голый пегас». Варенников по пьяни имел с ней близость, вскружил голову, а потом ужаснулся и свалил. А она - особа мстительная. Решила стереть его с лица земли. Но потом с ней разобрались.

- Вот как! – засмеялся Сержик. – Она киллер и Голый Пегас, старуха-стриптизерша!

- Ну да, она самая. Помнишь, выставлялась в ЦДХ в нижнем зальчике слева, ну как в фойе входишь, у нее картины еще такие гремучие, ну эта, как ее, Ветта Павлин. ****ь еще та, ее похождения пол Москвы помнит.

«Хороший сюжет для детектива», - подумал он.

Написать детектив о самом себе. Занятно. Нет, не занятно. Паршиво. Странно все вышло. Мистика проклятая. И все из-за его запоев. Но ведь не один же он такой запойный, миллионы людей на земном шаре страдают от этого. Так почему же именно к нему прицепилась вся эта чертовщина? Почему?

Сначала за ним гоняется какая-то старуха с пистолетом, хочет его продырявить. Потом на него обрушивается джип с богатым чуваком, который с ним меняется телами. Видно, чувак-то не простой бизнесмен, он, верно, как-то связан был с магией, что ли. Судя по блоку памяти в его башке, с ним все не так просто.

Да, Варенников не только ощущал себя в чужом теле, он еще и «зацепил» кое-какую информацию и об этом Сержике.

Вскоре он хорошо приспособился к своей новой роли. Он пил, гулял, нанял шофера и телохранителя, разъезжал на черном «джиппере», и успешно проматывал бизнес в казино и ночных клубах. Он чувствовал себя в полной безопасности, и кайфовал. У него не было никаких конкурентов – все они постепенно отпали, учуяв, что соперник спился.

Однажды, после казино и борделя, наш Сержик, как всегда теперь, совершал утренний променад перед сном. В 5 утра он прогуливался в парке возле дома. Жил он теперь в престижном районе на Ленинском, на улице Воронцовские Пруды. Парк был ухоженный, весь в цветниках и подстриженных деревьях. Гулял без телохранителя, один, т.к. писательская душа Варенникова внутри сержикова тела любила одиночество. Он обдумывал сюжет очередного детективного романа – его снова потянуло за перо. И он чувствовал, что роман будет недурен. Очень даже недурен. Так, размечтавшись, не сразу понял, что на пути возникло некое препятствие.