Версия Варкоча — Паули недостоверна. Она резко противостоит традициям составления великокняжеских завещаний на Руси. В ней много противоречий. В. И. Корецкий, ссылаясь на сообщение Варкоча, писал, что «Шуйские широко использовали против Годунова это завещание»[391]. Данных в пользу такого утверждения нет. Не менее сомнительна и диаметрально противоположная догадка о том, что версия Варкоча — Паули была создана не при имперском дворе, а при русском и должна была подкрепить план Годунова выдать Ирину замуж за кого-либо из Габсбургов[392]. Поскольку такого плана, как увидим далее, не существовало, то догадка надуманная. Легенда об эрцгерцоге Эрнсте как наследнике русского трона, конечно, появилась в тех кругах, которым она была выгодна, т. е. в среде имперских дипломатов.

Подведем некоторые итоги. После гибели Ивана Ивановича и, очевидно, незадолго до смерти Иван IV составил последний вариант духовной. Наследником он назвал Федора, а в удел Дмитрию отвел г. Углич[393]. С целью обеспечить нормальное управление государством при слабоумном царе Грозный определил состав регентского совета, куда вошли родичи нового царя — И. Ф. Мстиславский, И. П. Шуйский, Н. Р. Юрьев, шурин Федора Б. Ф. Годунов. Был ли в числе регентов Б. Я. Бельский, с уверенностью сказать трудно. Завещание до нас не дошло. Возможно, оно было уничтожено. После того как в 1586/87 г. Борис расправился с Шуйскими, а Н. Р. Юрьев и И. Ф. Мстиславский к тому времени умерли (Б. Я. Бельский находился в опале), завещание становилось неприятным для Годунова документом не потому, что он сам в нем якобы не упоминался, а, наоборот, потому, что в нем наряду с ним упоминались лица, воспоминания о которых становились теперь для него нежелательными.

Итак, Федор вступил на престол в полном согласии с традицией престолонаследия и в соответствии с завещательным распоряжением отца. Расстановка сил в придворных кругах была довольно сложной. Существовали две основные группы знати, хотя внутри их единство не всегда было прочным. Первую представляли княжеско-боярские семьи, связанные с земской средой, вторую — те, возвышение которых определялось не родословными традициями, а придворной, в первую очередь опричной, службой. К 1584 г. в Боярскую думу входило 11 бояр и 5 окольничих. Ее главой формально был маститый старец кн. И. Ф. Мстиславский, которому перевалило за 80. В начинавшейся большой игре за власть он был скорее представительной, чем действующей, фигурой. Зато его сын Федор (также боярин) был в расцвете сил. Мстиславские принадлежали к крупнейшим землевладельцам страны. Их владения (волость Юхоть и Черемха), располагавшиеся на Ярославщине, восходят ко времени, когда Мстиславские находились на полуудельном положении «служилых князей»[394]. Первым браком кн. И. Ф. Мстиславский был женат на дочери казненного при учреждении опричнины виднейшего боярина кн. А. Б. Горбатого и Анастасии Петровны Головиной, вторым — на сестре жены боярина Н. Р. Юрьева, которая была дочерью кн. В. И. Воротынского[395].

Пожалуй, наиболее влиятельным лицом в Думе был дядя царя Н. Р. Юрьев. Он, как И. Ф. Мстиславский, тоже был «в возрасте», служил при дворе около 40 лет. Первая его жена была внучкой Д. В. Ховрина, а вторая — дочерью кн. А. Б. Горбатого. Дети Никиты Романовича с их мужьями и женами составляли сплоченный клан. Так, второй сын Никиты — Александр женат был на дочери кн. И. Ю. Голицына; дочь Анна была замужем за кн. И. Ф. Троекуровым; Евфимия — за кн. И. В. Сицким; Марфа — за служилым князем Б. К. Черкасским; племянница Фетинья — за кн. Ф. Д. Шестуновым. Через Троекуровых Юрьевы состояли в родстве с Шереметевыми (отец И. Ф. Троекурова был шурином И. В. Шереметева). Известно также, что «Федор Романов и князь Иван Ситцкой и князь Олександр Репнин меж собою братья и великие други» (1598 г.)[396]. К старинной знати принадлежали и свойственники бояре кн. В. Ю. Голицын и кн. П. И. Татев (Голицын женат был на дочери кн. Ф. И. Татева). Примыкал к этой группе и окольничий Ф. В. Шереметев. Несколько особняком держались князья Шуйские, связанные родством с Малютой Скуратовым и опричной службой, хотя боярин кн. В. Ф. Скопин-Шуйский женат был на дочери П. И. Татева[397].

Разнородной коалиции земских княжат и бояр противостояли Годуновы, их родичи и доброхоты. Это бояре Д. И. и Б. Ф. Годуновы, окольничий С. В. Годунов и их родственник боярин Б. Ю. Сабуров. Поддерживал Годуновых опричный боярин кн. Ф. М. Трубецкой. Возможно, близкими к этой группе были окольничий кн. Дмитрий и дворецкий кн. Федор Хворостинины, служившие ранее в опричнине[398].

Не было единодушия и в административном аппарате государства. Влиятельнейшие дьяки Андрей и Василий Щелкаловы, а также казначей П. И. Головин[399]. поддерживали земскую часть Думы, а дворцовый аппарат — Годуновых. Головины принадлежали к влиятельнейшей боярской фамилии, связанной родством с Юрьевыми и Мстиславскими (тетка Петра Ивановича была матерью жен И. Ф. Мстиславского и Н. Р. Юрьева). Сына Василия Петр Иванович женил на Юлиании Богдановне Сабуровой (дочери боярина). Через Репниных Головины находились в родстве и с Шуйскими. Казначеем П. И. Головин служил давно — с 1575 г. С 31 мая по 24 декабря 1584 г. в качестве казначея упоминается его двоюродный брат Владимир Васильевич[400].

Оружничий Б. Я. Бельский — любимец Грозного — вызывал раздражение у земской знати влиятельностью и приверженностью к опричным методам правления. Сохраняя особенную позицию, Бельский склонен был блокироваться с Годуновыми. Кравчий кн. Д. И. Шуйский, как и Борис Годунов, женат был на одной из дочерей Малюты Скуратова. Вряд ли его позиция отличалась какой-либо четкостью. Особое положение в Думе занимали Нагие, как родичи удельного князя Дмитрия. Старший в роду Федор Федорович с 1576 г. носил звание окольничего. Его брат Афанасий, один из виднейших деятелей последних лет правления Грозного, считался дворовым воеводой и дворянином Ближней думы.

Если попытаться оценить соотношение сил в Думе, то можно заметить, что земская ее часть пользовалась значительно большим влиянием и имела достаточно оснований, чтобы после смерти Ивана IV укрепить свои позиции: в нее входило семь бояр и один окольничий, тогда как дворовую часть составляли четверо бояр и два окольничих. Но реальное соотношение сил определяется не столько формальными данными, сколько активными действиями. А в этом земские бояре явно уступали дворовым. К тому же в момент смерти Грозного в Москве, очевидно, не было нескольких бояр, в их числе трех Шуйских (Иван Петрович находился во Пскове, В. Ф. Скопин — весной и летом 1584 г. на наместничестве в Новгороде, В. И. Шуйский с Б. Ю. Сабуровым, возможно, в Смоленске)[401]. Так что реальное соотношение бояр в Москве было пять к трем. Если учесть преклонный возраст И. Ф. Мстиславского и энергию Бориса, то положение сторон было почти равное.

Столкновения среди бояр начались сразу же после смерти Ивана IV. Вероятно, речь шла в первую очередь о дележе чинов. По словам одного московского летописца, дьявол «нача возмущати боляр между себя враждовати, како бы друг друга поглотити, еже и бысть. Власть же и строение возложи на ся шурин». Согласно другому летописцу, «у бояр было меж собя смятенье великое». И в Пискаревском летописце «враг роду человеческому», т. е. все тот же дьявол, становится виновником боярских свар, «в боярех мятежа… и разделения». Конкретен рассказ об этом позднейшего «Нового летописца», основанный в данном случае, очевидно, на более ранних источниках: в ночь после смерти Ивана IV Борис «с своими советники возложи измену на Нагих и их поимаху и дата их за приставы»; та же участь постигла многих, «коих жаловал царь Иван»: их разослали по дальним городам и темницам, их дома были разорены, поместья и вотчины розданы[402].