На этот раз Блэк подумал, прежде чем ответить. Четырехглазый был, конечно же, прав.

— Ну, так поговори с ними, а мы подойдем поближе да послушаем их россказни! — ответил капитан с чисто дьявольской усмешкой и заставил меня войти в верхнюю башенку. Броненосец уже считал нас, по-видимому, совершенно в своей власти и продолжал подходить к нам, так что вскоре очутился в каких-нибудь ста саженях от нас. Я выглянул в окно и увидел, что у нас на палубе не было ни души и что машина наша совсем не работает. Но вот раздался резкий звонок и в машине послышался страшный скрип. Наше судно сделало резкий разворот и затем, пеня воду, нос его стал погружаться постепенно под воду, двигаясь прямо на неприятельское судно. С ревом и рычанием, точно раненый зверь, наше судно устремилось вперед, навстречу своей гибели. Вдруг задумка Блэка стала мне понятна: он хотел потопить броненосец своим тараном. Я никогда не забуду этого страшного момента. Вцепившись изо всех сил в скамью, приделанную к стене стальной башни, я ожидал, когда раздастся страшный удар, и секунды мне казались часами. И вот послышался под водой как бы глухой удар грома, я упал на стальной пол башенки. Стены ее как будто пошатнулись, крыша покривилась; в ушах у меня стоял какой-то страшный шум. Клубы пены захлестывали окна. Шум, треск, крики, вопли и проклятия — все это слилось в один общий хаос звуков. Вдруг Блэк распахнул дверь башенного помещения и вытащил меня просто за шиворот на палубу.

— Посмотрите! Да посмотрите же! — скрежетал он не своим голосом сквозь сжатые зубы. — Ведь они идут ко дну, эти бродяги! Ведь каждый из них полетит к чертям! Ха-ха-ха! Да взгляните вы на эти лица! Мрите, мрите, жалкая мразь, бессильная мошкара! Ребята, слышите, как они орут и молят о пощаде?!

Никто не в состоянии себе представить подобного ужасного зрелища. Мы ударили броненосец под самую его середину киля, где броня всего тоньше, и наш таран прорезался сквозь нее. В первый момент громадное неприятельское судно легло на бок, так что все его орудия, соскочив с подставок, полетели в море. Экипаж же, с криком отчаяния, цеплялся за что попало, чтобы не скатиться вслед за орудиями. С минуту броненосец оставался в этом положении, затем, тяжело перевернувшись, пошел ко дну.

Только человек сорок несчастных матросов еще боролись в волнах; некоторые подплывали к нашему судну с мольбой о помощи, но наши люди добивали их выстрелами из ружей, другие тонули сами, призывая Бога.

Мы же оставались неподвижны. В машине стоял настоящий содом: наши люди положительно охмелели от вида крови и сознания своего отчаянного положения. Остальные два броненосца были еще далеко, но наугад открыли огонь. Из трех первых их снарядов два задели нашу мачту — щепки полетели во все стороны. Но вслед за пятым выстрелом раздался страшный треск снизу и люди выбежали наверх, крича, что в трюме на три фута воды. Остальной экипаж принял это известие с глухим ропотом, затем посыпались проклятия — и все пираты, подобно разъяренным зверям, устремились на Блэка, не слушая его приказаний. Тогда он, стоя против них с заряженным револьвером, стал убивать одного за другим, так же спокойно, как если бы отдавал самые обычные приказания; я же искал спасения в стальной башенке. Разбойники свирепели все сильнее, сознавая, что скоро всему конец, и с каким-то озлоблением накинулись на спиртные напитки. Теперь большинство из них было пьяно до последней степени. Некоторые имели при себе огнестрельное оружие. Кто-то выстрелил в Блэка почти в упор, но спьяну промахнулся. Мою же башенку положительно бомбардировали целыми залпами ружейных выстрелов.

Некоторые в припадке пьяного безумия кидались прямо в море и тонули, другие преследовали злополучного Четырехглазого, желая выместить на нем свою злобу за то, что он не сумел добыть смазку, которая могла спасти всех их от гибели. Озверевшие люди стали наносить ему удары ножами куда попало, пока он, наконец, не упал у самой двери башенки. Мы с капитаном втащили его в башню, но помочь несчастному уже не могли. Он тут же и умер со словами:

— Помоги мне, Господи! Если бы мне привелось умереть на родной стороне, было бы легче на душе!

Тем временем оставшаяся у нас машина продолжала работать, а громоздкие броненосцы так медленно двигались вперед, что все уже было кончено, прежде чем они успели подойти. Вдруг пираты устремились к шлюпкам и без всякого распоряжения стали спускать их, убивая друг друга, как дикие звери, устремляясь десятками на одну шлюпку, которая тут же утонула на глазах у всех. Крик, гам, проклятия стояли в воздухе. Даже два сына инженера, поддавшись общей панике, бросились было к шлюпкам и потонули вместе с другими. Мы с капитаном молча следили, как отчаливали шлюпка за шлюпкой и потом одна за другой переворачивались и как тонули люди. Одним из последних погиб Дик со страшным богохульством на устах. Когда пробило шесть часов пополудни, на безымянном судне оставались только три живых человека: Блэк, Карл и я. Кругом воцарилась мертвая тишина, и вдруг среди этой давящей тишины раздался страшный треск и громкий крик инженера, к которому в этот последний страшный момент вернулась речь.

Блэк схватил меня за руку и проговорил:

— Милый мой мальчик, они не оставили нам ничего, кроме маленького ялика! Судно это погибло, и вам пора уходить с него, дольше мешкать нельзя!

— А вы? — спросил я.

Он взглянул на меня и на Карла. Я знал, что он хотел умереть вместе со своим судном, но то магическое влияние, какое имело на него мое присутствие, и на этот раз одержало верх, — и он медленно, точно человек, действующий в полусне, последовал за мной на корму, где помог мне снять с баканцев последнюю лодку, забытую пиратами в момент охватившей их паники. Затем этот железный человек так же медленно, как бы нехотя, сходил в свою каюту и принес оттуда ящик вина и ящик сухарей, а я притащил два бочонка пресной воды. Все это мы поставили в лодку.

На эти приготовления у нас ушло с полчаса времени. Когда все было готово, Блэк спустился вниз, в машину, и притащил за собой на палубу Карла. Но ни уговоры, ни угрозы, ни мольбы Блэка не могли убедить гениального немца покинуть безымянное судно, создание его гения.

— Он хочет умереть вместе с судном, и, право, мне кажется, поступает хорошо! — проговорил Блэк и протянул своему верному товарищу руку. После долгого пожатия они молча расстались. Мы на своей утлой маленькой лодочке очутились среди Атлантического океана. В тот самый момент, когда мы отпихнулись багром от своего судна, первый из броненосцев дал залп по нему, но это уже не имело значения, так как в это время Карл пустил водород во все цилиндры и при ярко вспыхнувшем пламени произошел страшный взрыв. Яркое зарево огня осветило море и небо на протяжении нескольких миль, превратив в ясный день только что наступившую ночь. На мгновение золотая крепость приподнялась над водой и затем разом пошла ко дну.

Пока над морем разливалось красное зарево, в моей памяти воскресла подобная картина — страшное зарево пожара яхты «La France» и страшный образ мертвого лица Холля, который видел в своем деле всемогущий перст Божий, и у меня невольно мелькнула мысль, что теперь дело его доведено до конца.

Блэк, уцепившись обеими руками за борт лодки, рыдал в порыве безумного горя и отчаяния.

— О, мое судно! Мое судно!

И горе этого железного человека могло бы тронуть самое черствое, каменное сердце!