В «Листе работы Ниггля» Толкин использует образ дерева как своего рода метафору, что позволяет нам понять, как именно автор воспринимал собственное искусство и его значимость в своей жизни. Нечто вроде пространной притчи или аллегории. Во вступительной заметке Толкин сообщает, что однажды он проснулся с готовой историей в голове и тут же ее записал. Случилось это около 1939 года, когда (по его собственным словам) он почти отчаялся выяснить, что именно сталось с Гандальвом и кто такой Бродяжник. Хоббиты уже добрались до Бри; автор понятия не имел, продвинутся ли они дальше. В ушах его, надо думать, эхом звучало брюзжание ученых коллег: нечего тратить силы и время на какие–то там сказки. Надвигалась война.

Притча рассказывает о художнике–любителе по фамилии Ниггль и о его соседе по фамилии Пэриш. Ниггль трудится над великой картиной; на ней изображено гигантское дерево на фоне горного пейзажа. Как рассказывает Толкин, все началось с попытки изобразить один–единственный лист, трепещущий на ветру. Ниггль, разумеется, символизирует автора. Его фамилия подразумевает прозаическую, приземленную, рутинную суть творчества^[14]. Словосочетание «лист на ветру», возможно, пришло из англосаксонской поэзии, с которой мы уже сталкивались. Толкин, по всей видимости, часто ощущал, что вся его жизнь растрачивается на пустячные текстовые мелочи, тогда как неохватные горизонты Сильмариллиоиа с незапамятных времен ширятся в его сознании, и их еще только предстоит воплотить. (Читатели «Истории Средиземья» отлично себе представляют всю масштабность этой возни Толкина с мелочами!)

Сосед Ниггля, мистер Пэриш, разумеется, воплощает всех тех, кто посягает на время художника и отвлекает от миссии (в его собственном представлении). Как христианин, Толкин считал, что каждый из таких людей представляет Христа, как члена христовой «паствы», и принимал обязанность «возлюбить ближнего как самого себя», возлагаемую на него Евангелием. Однако почти все требования Пэриша кажутся пустячными, в особенности — преувеличенные жалобы на болезнь; из–за них сам Ниггль простужается и умирает, не закончив работу.

Толкин рисует смешной автопортрет, в котором все мы в той или иной степени могли бы опознать себя. Многие из нас настолько убеждены в своей значимости, что чужие нужды кажутся менее важными: нередко самые обычные любезности вроде светской беседы или болтовни о том о сем оказываются тяжкой повинностью. Охваченный вдохновением художник в этом отношении еще несноснее прочих.

Значительное место в притче отведено аллегорическому описанию посмертного состояния, именуемого чистилищем. Поскольку именно это католическое учение стало во времена Реформации яблоком раздора, стоит отметить, что Толкин изображает чистилище очень логично и убедительно. Со всей очевидностью, это что–то вроде лечебницы. Как много времени занимает исцеление, никому неведомо; за гробом привычные единицы времени уже неприменимы. Можно сказать, что последнее очищение происходит непосредственно в миг смерти. Толкин повествует, что Ниггля поместили в Работный дом на целый век или около того, не без иронии обыгрывая расхожее представление об отбываемом в чистилище сроке. Как образованный католик, Толкин знал, насколько оно ложно. Цель Работного дома — не наказать Ниггля. Там учат «делать одно дело за раз», пока человек не станет «внутренне более спокойным».

Потом совесть Ниггля придирчиво освидетельствует Святая Троица (три таинственных Голоса, звучащие во тьме). Воля, добрая в своей основе, несмотря на скверный характер, брюзжание, обиды, в итоге засчитывается в его пользу. Для католиков чистилище — это состояние тех, кто спасся, «но так, как бы из огня» (1 Кор 3:15). Суд над душой Ниггля уже состоялся, хотя в притче он готов выслушать приговор только тогда, когда очищение практически завершилось.

Теперь его восприятие мира отмыли добела, и Ниггль обрел способность видеть все сущее как «дар» из рук Божьих. Его отсылают в солнечный свет. Загородный поезд, поданный специально для него, привозит Ниггля в неожиданное место — в тот самый пейзаж, который он старался нарисовать. Дерево закончено. Оказывается, на земле важно не достижение художника, неизбежно обреченное на гибель, но намерение, которому суждено осуществиться в небесах. Мало того, самые лучшие фрагменты Дерева — не те, которые Ниггль рисовал, ни на что не отвлекаясь, но те, в создании которых сыграли роль его отношения с назойливым соседом.

Глава 2. Великая легенда

Ну, вот тебе, пожалуйста: ты — хоббит среди урукхаев. Так поддерживай в сердце неугасимый хоббитский дух и думай о том, что все истории таковы, если посмотреть изнутри. А ты попал в легенду и впрямь великую!Из письма Дж.P. P. Толкина к сыну Кристоферу во время Второй мировой войны (L 66).

Двадцать тысяч солдат полегло в первый же день битвы при Сомме. Давая выход чувствам — «вскрывая нарыв», Толкин начал писать

в грязных армейских столовках, на лекциях в промозглом тумане, в бараках, под богохульства и непристойности или при свете свечи в круглых палатках, а кое–что так даже в блиндажах под артиллерийским обстрелом. Разумеется, оперативности и присутствию духа это не способствовало, так что офицер из меня получился не ахти себе… (L 66).

В этой военной кампании ланкаширские стрелки заслужили рекордное количество крестов Виктории^[15]. Толкин ордена не удостоился, зато узнал и научился уважать героев первой «современной» войны — самых обыкновенных английских солдат, которые сражались и умирали в грязи; солдат, наделенных неистребимым чувством юмора и упрямой храбростью хоббитов. «На самом деле мой Сэм Гэмджи списан с английского солдата, с тех рядовых и денщиков, которых я знал во время войны 1914 года и которым сам я уступал столь во многом^[16]»^[17]. Роман «Властелин Колец» выявляет суть английского героизма в войнах, заложивших основы современного мира.

«ХОББИТ»: ТУДА И ОБРАТНО

И тем не менее «Властелин Колец» никак не мог быть написан в 1917 году. Возможно, Толкин уже повстречал Сэма, но Сэм еще не стал хоббитом. Волшебное слово возникло само собою в начале 1930–х годов. Толкин проверял студенческие работы, под руку ему подвернулась чистая страница, и он позволил себе на минутку отвлечься. «В норе под землей жил хоббит»^[18], — набросал он — и задумался: а что бы значило это слово?

Оказалось, что ростом хоббиты — от двух до четырех футов, этот «веселый народец» одевается в яркие цвета, а обуви почти не носит, потому что «ступни их с загрубевшими кожаными подошвами покрыты густой курчавой шерсткой». Механизмов сложнее водяной мельницы хоббиты не признают, хотя есть у них и часы, и зонтики, и фейерверки. Словом, это оседлый, чуждый авантюрам народ фермеров — добродушный шарж на английских селян, с которыми Толкин познакомился в детстве.

К 1930 году Толкин уже писал повесть для детей; это и был «Хоббит». Благодаря этой книге — а свет она увидела семь лет спустя — Толкин сделался популярным писателем. Бильбо Бэггинс, хоббит из названия, вынужден распрощаться с мирным житьем–бытьем в усадьбе Бэг—Энд в Хоббитоне. В один прекрасный день (Бильбо к тому времени около пятидесяти лет; для хоббита он еще молод) перед его круглой зеленой дверцей появляется маг Гандальв и устраивает так, чтобы хоббит отправился с гномом Торином Дубощитом и его спутниками в поход — отвоевывать утраченное сокровище у дракона по имени Смауг. Начало комическое; однако мало–помалу повествование приобретает все большую серьезность, по мере того, как Бильбо, к вящему своему удивлению, оказывается храбрецом, спасает гномов от бесчисленных опасностей и в итоге если не побеждает дракона, то, по крайней мере, ловко грабит его логово, а под конец становится мудрым дипломатом. В ходе Битвы Пяти Воинств (в ней сражаются орки, гоблины, волки, люди, эльфы и гномы) Бильбо вовлечен в великую историю Средиземья.