Выясняется, что все это — дело рук изгнанного мага Сарумана. Он решил раз и навсегда отомстить хоббитам, повинным в разрушении Ортанка. Штаб–квартира Сарумана находится в Шире; зараза порчи распространяется из Бэг—Энда, а ведь Бэг—Энд — дом Бильбо, и Фродо, и, в конечном счете, Сэма, здесь самое сердце внутреннего мира Толкина.

Хоббиты никогда бы не разделались с этим последним злом так успешно — и так убедительно, — если бы не прошли через эпическое приключение и если бы мы своими глазами не видели их преображения в героев песен и легенд. Когда они вновь погружаются в обыденность Шира, им удается побороть зло через благодать — с помощью даров, полученных в странствиях. Хоббиты, которые не были посвящены в герои, не могут противостоять порабощающей силе, орудия которой — страх и своекорыстие. Но наши путешественники прошли сквозь тьму Упокоищ и Мории, сквозь битву и сам Мордор. Полутьма повседневного зла их уже не напугает. Они были сломлены и перекованы заново через свое служение ближним — Фродо, Теодену, Денетору, народам Средиземья.

Мерри и Пиппин должным образом подготовлены к делу, которое им предстоит. Мерри поступил на службу к Теодену, прискакал вместе с всадниками Марки на выручку Гондору и помог Эовин уничтожить Кольцепризрака, одно дыхание которого повергало в отчаяние. Таким образом, особый дар Мерри — преодолевать отчаяние и возрождать надежду; а символ его — древний Рог Марки, подаренный ему Эомером на прощанье. Пиппин служил Денетору, Наместнику Гондора, затемненному отражению Теодена, учась повиноваться — и выходить за пределы повиновения, когда ради высшего блага приходится нарушать правила. Так, Пиппин спасает Фарамира, которого Денетор повелел сжечь заживо.

Когда хоббиты возвращаются в Шир, именно Пиппин срывает со стенки «Правила», навязанные людьми Сарумана и безропотно принятые хоббитами, а Мерри поднимает боевой дух соплеменников, затрубив в Роханский Рог. Кроме того, оба они прошли хорошую подготовку, поучаствовав в нападении энтов на Ортанк Сарумана. Сама природа поднялась против мага, у которого на уме, по словам Древоборода, лишь «железки, колеса и тому подобное».

Книга Премудрости Соломона говорит нам: «тварь, служа Тебе, Творцу, устремляется к наказанию нечестивых» (Прем 16:24). Саруман, дрожащий от страха в своей башне, — живая иллюстрация этих слов.

Ибо и самое потаенное место, заключавшее их, не спасало их от страха, но страшные звуки вокруг них приводили их в смущение, и являлись свирепые чудовища со страшными лицами… Пали обольщения волшебного искусства, и хвастовство мудростью подверглось посмеянию (17:4, 7).

По прибытии в Шир хоббиты сталкиваются с одним из людей Сарумана. При словах Фродо: «И по трактам теперь скачут гонцы Короля Гондорского, а не хозяина Изенгарда»^[27], тот презрительно ухмыляется. И Пиппин не выдерживает.

— Королевский посланец перед тобой! — объявил он. — Ты имел наглость неуважительно говорить с близким другом Короля, одним из самых прославленных героев Запада! На колени, безмозглый разбойник! Встань на колени и моли о пощаде, если не хочешь испытать на себе остроту этого меча, отведавшего крови троллей!

Очищение Шира — это не просто рассказ о психологическом и духовном путешествии автора. Это клич «К оружию!», обращенный к читателям, это звонкое пение Роханского Рога, призывающего нас на выручку к друзьям и на исцеление нашего мира. Если в воображении своем мы сопровождали хоббитов в путешествии от обыденности к эпосу, туда и обратно, мы тоже посвящены истины, сокрытые за пологом повседневности. Толкин дает понять, что тот же героизм должен пробудиться и в нас, когда мы видим, как современный мир страждет в кое–как прикрытом рабстве «потребительского общества», а полуорки, презирающие традиционный образ жизни, разоряют и грабят нашу страну.

Такой героизм проявляется не в битве (хотя и к ней нас могут призвать), но в том, чтобы посвятить себя служению Свету, в какой бы форме оно ни потребовалось в сложившихся обстоятельствах. «Я искренне верю, — писал Толкин, — что малодушие и мирские страхи не должны препятствовать нам неуклонно следовать свету»^[28].

КОЛЬЦО СЕГОДНЯ

В 1944 году Толкин написал Кристоферу очередное письмо. Откликаясь на рассказ о первом самостоятельном полете сына в составе Королевских военно–воздушных сил (полет этот ничуть не походил на бесшумное скольжение птиц, о котором так мечтали люди, пытаясь воспарить в небо), он отмечает: «Вот — безысходная трагедия всех машин, как на ладони» (L 75).

В романе «Властелин Колец» Айзенгард под властью мага Сарумана наглядно иллюстрирует «безысходную трагедию» ориентации на технику. В современном мире мы насмотрелись на разрушительные, обезличивающие последствия чисто прагматического и количественного подхода к природе. Романтики, от Блейка и Кольриджа до Барфилда и Толкина, верили в возможность альтернативы. Гёте даже пытался заложить для нее основы в так называемой науке качеств. В конце своего замечательного эссе «Человек отменяется» К. С. Льюис пишет о «другой науке»^[29] будущего, которая «не дерзнет обращаться даже с овощами или минералами, как обращаются теперь с человеком. Объясняя, она не будет уничтожать. Говоря о частях, она будет помнить о целом». И добавляет:

Нельзя все лучше и лучше «видеть насквозь» мироздание. Смысл такого занятия лишь в том, чтобы увидеть за ним ничто. Окно может быть прозрачным, но ведь деревья в саду плотны. Незачем «видеть насквозь» первоосновы бытия. Прозрачный мир — это мир невидимый; видящий насквозь все на свете не видит ничего^[30].

Льюис эхом вторит тревоге Толкина в том, что касается техники. Он сравнивает Фрэнсиса Бэкона с Фаустом из пьесы Марлоу. Современная наука и черная магия стремятся к одной и той же цели — к власти. Магия и суеверие уступают науке лишь в силу прагматических причин; наука оказалась более действенной. Но «сделка с чертом» напоминает о цене подобной власти над силами природы, а цена — наши души. Как пишет Льюис,

низводить себя, человека, на уровень природы дурно вот почему: если ты сочтешь себя сырьем, ты сырьем и станешь, но не себе на пользу. Тобою будет распоряжаться та же природа в лице обесчеловеченного человекодела.

Победа над природой оборачивается тем, что природа (иначе говоря, наши желания или желания других) одерживает победу над ними и Властелин становится марионеткой.

В письме №131 Толкин противопоставляет «магию» (технику) эльфов магии Врага. Цель первых — Искусство, второго — «подчинение и деспотичная переделка Творения». Действия эльфов благодатны. Эльфы работают с природой не «против волокна», а «вдоль». Толкин противостоит не технике как таковой, но той технике, которая порождена определенным мышлением, стремящимся к контролю. Жажда власти, пишет он, ведет «к машине (или магии)», к использованию наших талантов и изобретений для того, чтобы насиловать чужую волю.

Кольцо Власти, Единое Кольцо, призванное «всех отыскать, воедино созвать и единою черною волей сковать»^[31], — это символ или пример такой техники, квинтэссенция машины. Создавая приспособления вроде Кольца для того, чтобы упрочить свою власть над другими, мы неизбежно ослабляем самих себя, попадая к ним в зависимость (L 211). Они увеличивают нашу силу, но при этом еще и облекают ее в некую конкретную форму, овеществляют, так что, пользуясь ими, мы истощаемся. Если приспособления уничтожить, обнаружится слабость. С гибелью Кольца Саурон в буквальном смысле слова развеивается по ветру.

Стремление к контролю над миром — к власти над природой и другими, то есть к «технической» и «психологической» власти — в конце концов обращается против себя же. Истинная власть — это власть духовная, причем в первую очередь власть над самим собою. Правитель, который начинает с управления собою, и в самом деле достоин представлять свой народ. Он не одинок; он пользуется любовью и поддержкой. Если он не навязывает свою волю, тем самым не распыляя ее, воля подчиненных станет ему опорой и залогом преуспеяния. Именно такой правитель — король Элессар. В самом последнем итоге, общество, построенное на уважении и взаимной поддержке, всегда окажется сильнее, чем псевдообщество, основанное на страхе и своекорыстии.