Функции метрдотеля в буфете нашего постоялого двора выполнял Жорик, красавец в самом расцвете жизненных сил. Он восседает на жердочке посреди просторной клетки, подвешенной под потолком, и чистит здоровенным, соломенного цвета клювом свое ослепительное оперение. Жорик относится к благородному виду гиацинтовых ара и блюдет свой имидж. Как только новые посетители появляются в стеклянной двери-вертушке, он вопит на весь зал:
— Пр-росим! Пр-росим! Ор-рганизуем пр-рием! Р-располагай! Р-раслабон!
После этого он переворачивался вниз головой, страшно довольный, если вошедшие удивленно остановились на пороге, пораженные лингвистическими способностями Жорика.
Мы со Скорпионом в этот раз не обратили внимания на болтовню попугая, хотя обычно спрашивали его о здоровье, а сразу набросились на поданные блюда. Только Жан, который ничего не знал о Жорике, удивленно открыл рот, но, опомнившись, поспешно присоединился к нам.
Жорик висел как раз над нами и, слегка обиженный, но в то же время заинтересованный, перелез на стенку клетки, изогнулся в неестественной на человеческий взгляд позе и уставился на наш столик одним глазом. Жан тихо рассмеялся, а я подмигнул мальчишке, дескать, представление только начинается. Через пару минут попугай не выдержал и крикнул:
— Пр-рошу пр-робу! Пр-рошу пробу!
— Фигу тебе с маслом! — ворчливо ответил Скорпион, хотя было видно, что он еле сдерживает улыбку.
Жорик решился на хитрость. Через несколько секунд он гаркнул, чуть не свалившись на пол клетки:
— Тар-релка! Жир-рный тар-ракан!
Такого ни я, ни Скорпион от попугая еще не слышали ни разу. Как по команде мы перестали жевать и принялись шарить взглядом по посуде, ища названное насекомое, но, очевидно, Жорик блефовал. Жан не выдержал и расхохотался. Окружающие тоже отложили вилки и с интересом глядели на нас, гадая, вынудит ли попугай дать себе кусочек. Скорпион решился на месть. Он демонстративно широко открыл рот и на глазах изумленного Жорика положил в него ломтик ананаса. От избытка чувств птица захлопала крыльями:
— Жор-рик хор-роший! Хор-роший! Пр-робу!
Мой канонерщик уплетал лакомства, как ни в чем не бывало. Попугай был теперь уже взбешен:
— Пр-ридурок!
Жан поперхнулся, и я похлопал его по спине, посоветовал не смеяться с полным ртом. Скорпион тем временем продолжал дальше издеваться над птицей. Когда же Жорик увидел, что последний ломтик ананаса уже надет на вилку и вот-вот исчезнет в пасти этого неуемного обжоры, из его гортани вырвался полный отчаяния, панический крик:
— Кар-раул! Гр-рабят! Пр-резер-рватив!
Последнее слово было произнесено явно по недоразумению из-за нервного потрясения, да так сочно и раскатисто, что Скорпион выронил вилку и покраснел. Весь буфет затрясся от гогота присутствующих. Жорик, ободренный этим, выкрикивал еще какие-то бессмысленные фразы. Канонерщик вытирал слезы и схватился за живот:
— Меня сейчас выворотит. Ха-ха-ха! Ой, не могу! Хо-хо-хо! Ну, достал, паршивец. Ха-ха-ха! Жан, прошу тебя, мой мальчик, подай этому подхалиму кусочек ананаса. Ох, крендель...
И восторженно голосивший Жорик получил кусок с нашего стола.
* * *
Наша гостиница стояла на отшибе, около небольшого поселка геологов, километрах в двух от западной окраины Спирит-Сити. Ее хозяином был Макс. Мне известно, что он тоже искусственник — один из первых, коих вырастили сразу до взрослого состояния. Вероятно, это-то и сближало, притягивало сюда нашу братию, ибо мы находили взаимопонимание. Правда, Макс пил, пил ежедневно и помногу. Несмотря на сей порок, он все же неплохо справлялся с хозяйством, и данный неоспоримый факт бесил его конкурентов.
Постоялый дворик «Кабачок Макса» — совсем небольшой, всего на сорок жильцов, зато, как я уже сказал, имеет свой контингент. Поэтому атмосфера здесь душевная и даже дружеская.
Первый день моего пребывания на Марсе пронесся в бесполезной суете. Сейчас мне даже трудно вспомнить, чем я, собственно, занимался, пока в четыре часа по марсианскому хозяин не пригласил меня, Скорпиона и Жана к себе на вечеринку, обещав, что все закончится до полуночи, то есть в полпервого по земному. Макс встретил нас, горячо обнимая каждого, и, несмотря на наше смущение, широким жестом показывал на заваленный пивом и яствами стол. Мы расселись, выпили по бутылочке и начали беседу.
— Мир движется к кризису! — утверждал хозяин гостиницы. — Люди слишком оборзели. Природа не потерпит этого!
— Разговор такого рода ведется уже не одну тысячу лет,— возражал ему Жан.
Но Макс не слушал оппонента:
— А главное! Налоги! Мой бог! Это добром не кончится...
Мы со Скорпионом молчали. Я задумчиво наблюдал, как пузырьки отрываются от стенок моего стакана, а канонерщик был занят не менее важным делом — он решил перепробовать все бутылки.
— Мой юный друг... — как сквозь вату долетел до меня голос уже подхмелевшего Макса. — Я сейчас вам объясню...
Пока их дискуссия продолжалась, я, не отрывая взора от пива, шепнул, обращаясь к Скорпиону:
— Ты не намерен остановиться?
— А что такого? Гулять, так гулять! Коль забава — так забава!
— Имей совесть, хоть заплати за все.
— Ну, если ты такой совестливый... — Скорпион вытащил из кармана кредитку. — Нынче я не жадный. Доверяю это дело тебе.
Я взял карточку:
— Заодно я сниму все деньги, которые ты мне задолжал.
— Э-э! Мы так не договаривались! — Канонерщик потянулся за кредиткой, но она уже исчезла у меня за пазухой. — Он пустил меня по миру! — констатировал Скорпион, повысив голос.
Макс с блаженной улыбкой воззрился на меня:
— О чем это он? Что, тоже большие налоги?
— Да так, — перебил мой ответ Скорпион. — Мелочи жизни. Издержки производства... А давай-ка лучше споем?
— Извольте. — Макс достал из ящика стола синтезатор.— Мой ак... мпанимент.
Первые две песни были еще туда-сюда. Но затем вокальный дуэт затронул тему любви. Я понял, что пора уводить Жана. Извинившись, я приподнял упиравшегося стрелка и настойчиво выпроводил его за дверь. Макс сидел закрыв глаза и покачиваясь, проникшись сокровенным смыслом песни, а Скорпион потянулся за незамеченной им ранее бутылкой голландского пива, поэтому на наш уход они не обратили ровным счетом никакого внимания. Уже когда я тихонько притворял дверь, неожиданно Макс затянул частушку:
— Через по-оле... Через ме-ежу...
Хрен манде кричал: «Заре-ежу...»
Жан обиженно пробубнил:
— Я не ребенок.
Мне с трудом удалось остаться серьезным:
— Именно поэтому ты должен слушать командира и не капризничать. Логично?
Стрелок промолчал и угрюмо поплелся за мной.
Немного поспав, я решил-таки заняться делом и заказал себе авиетку. Только я облачился в скафандр, ко мне в каюту завалили Макс и Скорпион.
— Все гуляете? — спросил я осуждающе.
— Не зуди! — Скорпион погрозил мне кулаком. — Мы с Максом идем гулять!
— Этого еще не хватало...
Однако я понимал, что без кровопролития их не остановить и предложил:
— Я сейчас лечу в каньон Титана. Вот вам и будет прогулка.
«По крайней мере, они будут у меня на глазах», — резонно подумал я.
— Заметано, — отозвался из коридора Макс.
Разреженный воздух Марса оказался на удивление прозрачным для сезона песчаных бурь. Сиреневый горизонт светился горстками городов-светлячков. Впереди лежала бескрайняя равнина Амазония, житница Марса, покрытая сотнями тысяч куполов фермерских хозяйств.
Когда мы проделали полпути, Скорпион подозрительно прищурился и поинтересовался:
— А шо ты шукаешь в каньоне?
— Школу.
— За штурмовиками значит?
— Догадливый ты.
Он помолчал немного, а потом сказал, скорее, уже просто рассуждая вслух:
— Понятно. Хочешь ребят с особой подготовкой.
— Мало ли что случится...
Тут проснулся доселе дремавший Макс. Он проглотил пару таблеток восстанавливающего и глянул в окно:
