Ромка сразу подумал об еще одном своем знакомом старичке, который жил на самом краю Медовки, в домике, окруженном простым деревенским плетнем. Дед этот, как и все старики, был общительным и радовался любым собеседникам, а Ромка, когда ему было надо, умел слушать, не перебивая, и потому пришелся ему по душе. А еще у этого старика во дворе был колодец с очень вкусной водой. Но как его зовут, Ромка до сих пор не удосужился спросить.

— А колодец у этого вашего Матвея Егоровича есть?

Владимир Владимирович немного подумал и кивнул:

— Был, во всяком случае. А скажи мне, почему ты заинтересовался той усадьбой?

— Говорят, она несчастья людям приносит.

— Я об этом не слышал. Если, конечно, не считать сломанную Матюшкину руку. Но он сам виноват, неловко со стены спрыгнул. — Владимир Владимирович снова помолчал, о чем-то раздумывая, и новая мысль пришла ему в голову: — А насчет построек всяких ты с Матвеем поговори. У него то ли отец, то ли дед в том поместье конюхом служил.

— Обязательно поговорю. Спасибо вам большое!Юный сыщик вылетел из дома бывшего библиотекаря и как на крыльях понесся на край Медовки к знакомому деду с насупленными бровями.

Перескочив через плетень, Ромка подбежал к колодцу и прямо из ведра выпил холодной свежей воды. А дед выглянул из окна, узнал своего приятеля и вышел ему навстречу.

— В гости пришел? Ну, здравствуй. — Старик подвел Ромку к небольшой лавочке, усадил его, уселся сам. — Рассказывай, что нового, зачем пришел.

Поскольку Ромку мучили сомнения, тот ли это дед, который ему нужен, или другой, то он, прежде чем приступить к беседе, сказал:

— А ведь мы с вами до сих пор не знакомы. Меня Ромой зовут.

— А меня — Матвеем Егоровичем, — ответил старик, и юный сыщик облегченно вздохнул. Значит, никакого другого деда ему искать не надо.

Начать разговор Ромка решил издалека.

— Вы когда-то мне говорили, что здесь еще ваш прадед жил и все остальные ваши предки тоже.

— Ну да, говорил, — с важностью кивнул Матвей Егорович. — Деревенька эта здесь не один век стоит, и мы все исстари в ней проживали.

— А раньше ею владели помещики, графы Сокольские. О них вам что-нибудь известно?

Старик покивал и пальцем указал в противоположную от леса сторону.

— Имение Сокольских находилось вон там, жаль, что сейчас от него почти ничего не осталось. Проходил я там недавно, даже душа заболела, столько мусора кругом навалили. Раньше там чисто, хорошо было. А дом барский каким красивым был, ох и красивым! Четыре колонны впереди, а сверху башенка шестиугольная. Прямо как царский дворец, разве что поменьше чуток.

— Погодите! — вскричал Ромка, вспомнив, как Владимир Владимирович сказал, что они с Матвеем родились позже, чем был сожжен этот дворец, и что уцелели только две колонны да крыша, но ни про какую башенку бывший библиотекарь не упомянул. Или забыл? — А откуда вы знаете, какая там была башенка?

— Посиди-ка тут, — сказал старичок, а сам с кряхтением встал со скамьи и скрылся в доме. Обратно он вернулся с небольшим картонным ящичком от посылки и с важностью пояснил: — Это мой архив.

Матвей Егорович поставил ящик на скамью, вынул из него свернутый вчетверо плотный бумажный лист и развернул. Ромка увидел полудетский карандашный рисунок большого дома с башенкой, колоннами и растущими поодаль высокими деревьями. Бумага была желтой и высохшей, грозила рассыпаться прямо в руках.

Юный сыщик аккуратно взял картинку в руки.

— Откуда это у вас?

— Это мой дед рисовал, когда был таким, как ты сейчас. Когда подрос, стал в поместье конюхом работать. А потом, в революцию, сам же его со своими дружками и подпалил. А граф Сокольский с семьей за границу уехали, люди говорили, что во Францию. Семья у него большая была, детей трое да жена, да еще какие-то родственники.

— А ценности их куда подевались?

— И драгоценности они с собой увезли.

— Драгоценности — это мелочь, — махнул рукой Ромка, — их и в кармане уместить можно. А то, что с собой не увезешь, где теперь может быть?

Дед встал, завел Ромку на свою половину дома — вторую он сдавал дачникам — и подвел к старому резному буфету.

— Вот эта вещь как раз оттуда. Тогда думали, что грабить усадьбы — не преступление, а экспроприация экспроприаторов. — Старик с трудом выговорил трудные слова.

— Мебель — это тоже ерунда. А кроме мебели? Что-нибудь еще там было? — Ромка в нетерпении даже подпрыгнул, но дед его разочаровал.

— Да не было там больше ничего. Разве что вазы высокие, но они, должно, все побились, а картины графские сгорели. И книги тоже. А какая библиотека была!

— А о тайниках вам ничего не известно?

Дед покачал головой:

— Не было там никаких тайников. Я здесь вырос, уж знал бы о них.

— Ну а погреб хоть у них был? — взмолился Ромка.

— А это как у всех. И погреб, и ледник большой, он в отдалении стоял. Холодильников-то тогда не было, и, чтобы продукты не портились, у богатых людей имелись специальные ледники.

— А где он был, этот ледник?

— Где-то рядом. Но в нем ни тайников, ни сокровищ не было, уж поверь мне. А теперь он, должно, с землей сровнялся.

— А Владимир Владимирович, библиотекарь бывший, сказал мне, что вы там когда-то руку сломали.

— Было дело, — кивнул дед Матвей.

— Значит, та усадьба несчастья приносит? Все об этом говорят. — Ромка замер, ожидая, что хоть сейчас дед Матвей вспомнит о чем-нибудь еще, но тот только плечами пожал да рукой махнул.

— Все это предрассудки. Руку я там случайно сломал, и она у меня вскоре зажила, а если кто еще что себе повредил, так это дело житейское, со всяким бывает, и усадьба здесь ни при чем. Люди странные пошли, болтают о том, чего сами не знают.

— Значит, вы тоже об этом слышали?

— Слухи-то далеко разносятся, да только я им не верю.

Они снова вышли из дома, дед хотел еще посудачить о том о сем, но Ромка засобирался домой. Ничего нового он не узнал, и получалось, что только зря суетился. Лучше бы сидел себе сейчас в шезлонге под яблоней, а не бегал по жаре с высунутым языком.

Он снял с плеча видеокамеру, запечатлел на прощание деда и его картинку и уже открыл было рот, чтобы сказать «до свидания», но Матвей Егорович все еще что-то бормотал себе под нос. Ромка прислушался да так и замер с камерой на весу и весь превратился в слух.

— Всегда так, стоит мне с одним о чем-нибудь потолковать, как другой тут же появляется, — говорил старик.

— С кем поговорить?

Дед Матвей показал рукой на соседнюю дверь.

— А жилец мой новый тоже той усадьбой интересовался, выспрашивал о ней всякие подробности вот так же, как и ты.

От потрясения юный сыщик утратил дар речи. Открыв рот, он молча смотрел на деда, а тот продолжал как ни в чем не бывало:

— Правда, его все больше графские фонтаны интересовали и источники воды. У помещиков этих тоже вода была хорошая, лечебная, как и в моем колодце.

— Но там нет никаких источников, — возразил Ромка, который наконец пришел в себя. — Мы там все-все облазили и ничего такого не заметили.

— Был там родник. Где-то в стороне. — Дед снова бережно развернул свою картинку и задумался, а потом указал на край листа, где ничего не было нарисовано. — Может быть, здесь?

— Так тут же свалка.

— К сожалению. Надеюсь умереть до того момента, когда мусорные кучи до меня доберутся, — невесело пошутил старик.

Ромка снова сел — его не держали ноги. Теперь его больше всего на свете интересовал дедов квартирант.

— А чем ваш жилец занимается? Зачем к вам приехал?

— Так воду же искать. Он мне сказал, что я на золоте сижу и этого не понимаю. А я, может, и понимаю, только зачем мне на старости лет золото? Я свою жизнь менять не хочу, меня и такая устраивает.

Как же, воду он ищет! Никакую не воду, а тайник с графскими сокровищами! А из этого следует, что тайник существует!

— А где он сейчас? — изобразив полнейшее равнодушие, небрежно поинтересовался юный сыщик.