Общее господствовавшее настроение. Незадолго до совещания (оно и созвано было в связи с этим) потерпел аварию при спуске советский стратостат «Осоавиахим-1», установивший мировой рекорд высоты, 22 тысячи метров, погибли стратонавты П.Ф. Федосеенко, И.Д. Усыскин, А.Б. Васенко. Похоронили их на Красной площади, урны с прахом героев установили в Кремлевской стене члены Президиума проходившего в те дни XVII съезда ВКП(б).

Несколько раньше плохо кончились высотные подъемы стратонавтов также и за границей.

Под свежим впечатлением от всех этих аварий и катастроф собравшиеся обсуждают проект Гроховского – стратопланер.

Первым, как положено, докладывал автор. Верный своей любви к эффектам, Гроховский сразу же ошеломил аудиторию заявлением, воспринятым, видимо, не иначе как нахальное: что все сделанное до тех пор в мире для завоевания больших высот никуда не годится. Стратостаты лопались, гондолы отрывались от оболочек, падали и разбивались, стратонавты задыхались на высоте из-за отказов кислородных приборов… И все эти случаи везде в мире – в Америке, у нас, у знаменитого Пиккара^[22] – абсолютно закономерны. Иначе, объявил Гроховский, и быть не могло, потому что стратостат 30-х годов нашего века ничем не отличается от древнего воздушного шара. «Как нашими конструкторами, так и американскими был взят старый шар XVIII века с прибавлением только герметической кабины». Чтобы он поднялся выше, с него, как и встарь, сбрасывают балласт – лишний вес. Чтобы шар спустился обратно на землю, в его оболочке, в самом верху, открывают клапан, выпускают часть газа, для этого к клапану из гондолы протянута длинная веревка. Эта веревка может оборваться, клапан может заесть – как тогда спуститься?

(Представляю себе, как возмутилась аудитория! Как у нее руки зачесались… Доклад прямо напрашивается на возражения, и опять вполне научные.)

…А если оборвутся стропы, на которых гондола подвешена к оболочке? Это тоже бывало. Все, конец, спасенья нет! Гондола камнем падает на землю, разбивается в лепешку.

Позор! Аэропланы и дирижабли непрерывно совершенствуются, а стратостаты законсервировались!..

«Мною лично предлагаемый проект сводится к следующему»:

Берется оболочка существующего стратостата, но из нее выбрасываются клапан и клапанная веревка. Их больше нет, стало быть, они нас больше не подведут. Оболочку наполняем водородом с таким расчетом, чтобы она поднялась на заданную высоту и подняла туда груз, людей. Балласт ей при этом тоже не нужен, так как спускать ее потом на землю не потребуется: ее задача – в единый прием, безо всяких остановок в пути прибыть в расчетную точку в небе, и только. На землю стратонавты спустятся без нее, потому что к оболочке подвешивается не беспомощная гондола-шар, а планер с герметической кабиной!

Все ли всем ясно?

Ясно ли, что планер в любой момент, в соответствии с программой или в случае возникновения аварийной обстановки, отцепляется от оболочки и летит вниз совершенно самостоятельно, нисколько не боясь этого полета? Сначала в сильно разреженной атмосфере, где крылья его еще не держат, он пикирует носом вниз, отвесно. Затем, набрав скорость и достигнув плотных слоев атмосферы, переходит в режим нормального планирующего полета.

Система эта практически абсолютно безопасна. Гарантия безопасности тройная. Во-первых, сам планер. Планер – это уже не то, что шаровая гондола, обреченная без оболочки. Вторая гарантия: если и с планером что-то случилось, – мало ли что, как и с любым летательным аппаратом? – тогда мощный парашют срывает с него герметическую кабину (она может отделяться от планера, соскальзывать с него по специальному рельсу) и целиком, с экипажем внутри, спускает ее на землю. И третья гарантия: если что-либо случилось также и с мощным парашютом, или с рельсом, или с замками, держащими кабину на планере, тогда кабина раскрывается, раскалывается пополам, как орех (раскрывающее ее устройство тоже предусмотрено), и стратонавты покидают ее с индивидуальными спасательными парашютами.

Или, предположим, в кабине отказал кислородный прибор, вы задыхаетесь («кислородный аппарат должен работать так же надежно, как сердце, но этого очень трудно достигнуть в настоящее время»). Чтобы на обычном стратостате снизиться до высоты, где вы сможете открыть люк, глотнуть наружного воздуха, вам понадобятся два-три часа: за это время вы понимаете, что произойдет?.. Стратопланер же вы в таком случае, отцепив его от оболочки, переводите в резкое пике – и через 6-7 минут достигаете высоты 7-8 километров. Пожалуйста, открывайте люк!

С предлагаемой системой мы решим множество проблем или приблизимся к их решению. По расчетам, стратопланер, перейдя в режим нормального, хотя и безмоторного полета, сможет «ощупать» над землей круг диаметром не менее 1100 километров и совершить посадку в любом месте на земле внутри этого круга, на любом аэродроме, по выбору пилота. Следовательно, увеличивается безопасность посадки. Расширяются научные возможности стратонавтов: сидя в обычной гондоле, они могут брать пробы воздуха, исследовать космические лучи и тому подобное только в точках на линии подъема и спуска стратостата, а находясь в стратопланере – во всей зоне его полета.

А приблизит нас стратопланер, выложил в конце Гроховский свой главный, прибереженный эффект, к решению самой важной проблемы в авиации: к созданию стратосферного самолёта!.. Заграница идет к этому с земли, то есть намерена создать аппарат, который прямо с земли будет вынесен моторами сквозь плотные слои атмосферы на большую высоту. Таких моторов пока нет, когда-нибудь они появятся, но, дожидаясь их, мы упустим время. Дождемся – и только после этого полетим в стратосферу? Только тогда примемся изучать особенности полета на больших высотах, с большими скоростями, измерять силы вибрации и прочие неизвестные нам сейчас воздействия на такой самолёт, искать его наивыгоднейшие формы, размеры, конструкцию?

Нет, мы должны опередить заграницу в этой предварительной научной работе! Если мы поднимемся в стратосферу, сидя в планере, подвешенном к шару, пройдем, таким образом, плотные слои атмосферы, на высоте отцепимся от оболочки и, спикировав, разогнавшись, перейдем к планированию на большой, недостижимой пока в моторном полете скорости – это и будет полет в стратосфере. В таких полетах мы заранее проведем исследования, необходимые для постройки стратосферного самолёта, и подготовим кадры для такой авиации.

Справка. Р.Л. Бартини читал эту стенограмму сначала просто с удовольствием, хотя и посмеиваясь:

 – Ведь он их поддразнивает, вы согласны? Только зачем?

А дальше, дойдя до «самой важной проблемы»:

 – Вот это да! Не снизу, а сверху – с другого конца предлагал идти к решению задачи! Оттуда, куда никто не отважился посмотреть… И, возможно, был прав.

Также П.А. Ивенсен рассказывает, что году в тридцать пятом, на Соловках, он однажды подумал, что приближается пора реактивной авиации. Раньше он никакого отношения к этой проблеме не имел и считает, что мысль эта, да еще и в столь неподходящем месте, была ему навеяна чем-то виденным на свободе, но в свое время не задевшим его внимания:

 – Не у Гроховского ли? Нет ли у вас в материалах о нем каких-либо упоминаний о такой его деятельности? Ведь, работая над проектом стратопланера, наверняка рассчитывая строить потом в Осконбюро также и стратосферный самолёт, он должен был учесть, что такой летательный аппарат скорее всего будет реактивным или ракетным!

Есть у меня такое упоминание – в материалах П.В. Ильинского, под номером пять. Изобретатель Тверской в 1933 году разрабатывал в Осконбюро жидкостный ракетный двигатель. Ставить его собирались, я об этом упоминал, на дрезины с 250-килограммовыми бомбами, против бронепоездов. Но затею с дрезинами Гроховский позже отменил, решив, пишет Ильинский, что для ЖРД это слишком узкое применение.

И следом еще одно упоминание, номер шесть: о пороховом ракетном двигателе уже самого Гроховского. Шашки в двигатель, чтобы управлять его тягой (а это нужно прежде всего на пилотируемых, «человечных» летательных аппаратах), предполагалось подавать дозами из магазина.