…Фотографии из папки «1923 год»: Москва, зима. Старый дом в Мерзляковском переулке – общежитие Реввоенсовета СССР. Комнатенка с окном на уровне земли, потолок и стены сшиты отесанными бревнами, чтобы не рухнули от ветхости. Обстановка – стол, тумбочка, койка, табурет, аптечка на гвозде.
Убогость жилья не пугала Роберто, он живал и в ночлежках. Распаковав и разложив нехитрый свой багаж, он прилег на койку и задумался: что было, что стало, что будет дальше?
Ему 26 лет. Что с ним было – он вскоре изложил в автобиографии, вступая в РКП (б) по рекомендации ЦК Компартии Италии. Родился… Семья… Отец, которого Роберто любил и уважал как человека прогрессивных воззрений, хотя и непоследовательного в жизни (королевский сановник). Один из переданных сыну отцовских идеалов: во всех без малейших отступов отношениях с людьми ни при каких обстоятельствах нельзя пользоваться привилегиями, если ты их не заслужил. И решать, заслужил ты их или нет, – не тебе. В 1915 году окончил гимназию, был призван в австрийскую армию, определен в летную школу, превращенную затем в офицерскую школу ускоренного выпуска. В 1916 году на русском фронте попал в плен. В 1917-м, в России, стал убежденным социалистом. В 1920-м репатриирован в Италию, поскольку Фиуме стал итальянским городом. Из-за своих сформировавшихся политических взглядов не вернулся к отцу, уехал в Милан, стал рабочим, был принят на заочное отделение политехнического института. В 1921 году вступил в компартию, после захвата власти фашистами ушел в подполье…
Твердо, на всю жизнь усвоил: партия – не учреждение. Революционная партия – это добровольный союз единомышленников, готовых идти на любые жертвы в борьбе за установление социальной справедливости.
В старом обществе человек богат тем, что он сумел отнять у других, в новом – тем, что он дал другим. Чем больше даст каждый, тем больше будет у всех.
Для победы нового общества решающее значение имеют рост самосознания народа, рост экономических возможностей государства и его военной силы, рост интернациональной солидарности людей труда.
Все это, начала всего этого Бартини нашел тогда в Советской России.
…Быстро, по-зимнему, стемнело. Во дворе зажегся фонарь, скрипя, качался под ветром. Большой крест – тень оконного переплета – вытягивался и сжимался на полу. Блестел лед в углах наружной стены. Комендант позаботился о новом проживающем: возле печки были сложены дрова, приготовлены газеты на растопку.
Что было дальше, в следующие пятьдесят лет, теперь тоже известно, но, как уже говорилось, публикации об этом человеке стали появляться лишь незадолго до его смерти. До конца 60-х годов сведения о главном конструкторе Бартини крайне редко выходили за узкий круг работников опытного самолётостроения, на что, понятно, имелись и веские причины. Его дела и сам он упоминались в некоторых не очень распространенных изданиях, в основном сугубо технических и академических. Упоминались его рекордные и боевые самолёты: экспериментальный «Сталь-6», на котором была исследована возможность значительного увеличения скорости истребителей монопланной схемы, дальний арктический разведчик ДАР, морские разведчики, переделанный из пассажирского «Сталь-7» бомбардировщик Ер-2 (ДБ-240), названный по фамилии В.Г. Ермолаева, ставшего главным конструктором, когда Бартини упрятали в тюрьму. Обсуждались – причем не все участники обсуждений знали, чей проект они рассматривают, – разработанные в тюремном бюро в первые годы войны околозвуковой истребитель «Р» с треугольным крылом и стреловидный перехватчик Р-114 с расчетной максимальной скоростью уже в две скорости звука. После войны – транспортные самолёты, огромная по тогдашним понятиям, да, пожалуй, и по нынешним тоже, сверхзвуковая амфибия «летающее крыло» и другие. Одни из этих машин были построены, летали, многие остались в чертежах, расчетах, моделях, и это в порядке вещей у всех конструкторов, даже у самых благополучных. Все знают, скажем, истребители МиГ-3, МиГ-9, МиГ-15 А.И. Микояна и М.И. Гуревича, а каким «МиГам» достались промежуточные номера? Известны Ил-18, Ил-28, Ил-62, Ил-76, Ил-86, – а что было между ними?..
Кибернетик У. Эшби пишет, что любая самоорганизующаяся система использует прошлое для определения своих действий в настоящем, что предвидение – тоже, по существу, операция с прошлым. Очевидно, это справедливо и для таких сложных самоорганизующихся систем, как коллективы конструкторов. Там также используется драгоценный опыт прошлого для определения действий в настоящем и будущем, в том числе опыт, по разным причинам не вышедший в свое время за пределы ОКБ.
Одна из этих причин – неожиданность некоторых проектов и даже готовых машин, уже испытанных, и успешно. Они или слишком превышали тогдашние практические потребности, или их характеристики оказывались далеко в стороне от ожидавшегося направления развития техники. Годы, иногда многие годы спустя сведения об этих машинах, проектах доходят до историков и до публики, но порой в виде настолько фантастических слухов, что верить им просто боязно, пусть даже они подтверждены какими угодно актами с печатями. Все равно… И уж не подобраны ли эти акты? Знаете, чтобы свою концепцию защитить, показать: смотрите, какими мы великолепными идеями пробросались по чьей-то вине! Не поняли гениев…
Да хоть бы и Бартини взять. Реально ли такое – две скорости звука в начале 40-х годов? То есть около 2400 километров в час. Невероятно! Ну 700, ну от силы 750 километров – это еще было тогда мыслимо: такую скорость показал немного позже Як-3, между прочим, признанный в заключении Научно-испытательного института ВВС лучшим из всех известных тогда отечественных и иностранных истребителей. Ну 800-850 километров, полученных в конце войны на экспериментальных истребителях Су-5 и И-250 со вспомогательными воздушно-реактивными двигателями.., (И то, говорят, на Су-5 эта скорость не достигалась, а лишь могла быть достигнута, если бы в полете не отказал двигатель.) Чтобы даже не превзойти скорость звука, «звуковой барьер», а только приблизиться к нему, требовались и новые двигатели, и новые, непривычные формы летательных аппаратов. Искали новые формы давно, считалось, что не очень успешно и что оптимальные варианты появятся не скоро. Это тоже была ошибка: по крайней мере, один из оптимальных вариантов, о котором мы расскажем дальше, появился задолго до войны, но, видимо, опять же «слишком опередил свое время»; Су-5, И-250, а также наш первый ракетный истребитель БИ-1 по внешнему виду были обычными по тогдашним представлениям самолётами, с прямыми крыльями. Только БИ-1 – без винта, что очень удивило и насторожило летчиков.
Такие сомнения должны возникнуть, они справедливы. Поэтому пройдемся по упущенным чудесам медленнее, с остановками для раздумий. Предварительно замечу только, что в 1943-1944 годах боевой самолёт со скоростью 2400 километров в час (даже, точнее, 2410) начали строить в Германии на фирме Мессершмитта. Стало быть, не считали его фантастикой. Более того, явно надеялись построить его быстро, так как война шла к концу, и самолёт этот наряду с другими видами «оружия возмездия» был нужен гитлеровцам для возможного поворота событий.
4
«Да, мы знали о вашей огромной силе, – сказал в 1967 году на праздновании 50-летия Октябрьской революции Умберто Террачини. – И все же мы не могли не испытывать тревоги и волнения, когда мы видели, что первое в мире социалистическое государство было избрано объектом многочисленных и опасных угроз… В своей борьбе трудящиеся капиталистического мира, которым было трудно помочь советскому народу… сами получали его постоянную помощь, и не только примером и советом. Тем больше они любили Советский Союз, чье падение означало бы тяжелое поражение всего мирового революционного движения на период, который не поддается определению».
Решив, что Роберто Бартини будет работать в русской авиационной промышленности, никто в ЦК Итальянской компартии не предвидел, естественно, будущих масштабов этой работы. Предполагалось лишь его посильное участие как рядового инженера, одного из многих тысяч, в строительстве воздушного флота страны. Можно было надеяться, впрочем, что Роберто – хороший инженер и летчик: кроме авиационного отделения Миланского политехнического института он окончил Римскую летную школу. Еще в институте, выполняя учебное задание, он исследовал аэродинамические характеристики разных профилей крыла и убедился, что эти профили надо не подбирать только на ощупь, как чаще всего делали в то время, ошибаясь и на ощупь же исправляя ошибки, убирая лишние выпуклости и вогнутости, снова испытывая, продувая модели в аэродинамических трубах, пока не находили что-то более или менее удовлетворительное, – а определять и профили, и форму всего крыла главным образом расчетами. Математика это позволяет. Тогда крылья будут без чересчур долгих и дорогих проб и ошибок идеальнейшим образом «соответствовать» обтекающему их воздушному потоку, будут легче рассекать воздух, создавать большую подъемную силу – и скорость, дальность, грузоподъемность самолёта увеличатся.
