— Ты боишься?
— Да не особо.
— И правильно. Я мог бы убить тебя давно. Но в действительности я тебе признателен. Только лишь после смерти я узнал, что за мной охотилась инквизиция. Я вынужден был бы принять яд, чтобы под пытками не выдать друзей и единомышленников, всех, кто служит Повелителю в миру. А смерть от яда — подлая. Ты дал мне честную и легкую смерть, и здесь, за краем жизни, я получил все, о чем когда-либо мечтал. Разве я могу питать к тебе неприязнь? Ты ведь не уничтожил, но спас меня. А если ты завтра убьешь Эрика… — Вальтер многозначительно помолчал. — Если ты его убьешь, то нам двоим обеспечено место у подножия трона нового Владыки Мира. Мы будем его наперсниками, его верными рыцарями на всю вечность. Ибо ты, Оттар, получишь бессмертие.
— Смерть Эрика так важна?
— Да. Потому что Карл Арантавский еще не взял силу отца, и сейчас его можно убить. А Эрик — боевой маг, и убийство таких, как Карл Арантавский — его долг и призвание. Мы надеялись, что они подружатся, тогда мы стали бы непобедимы, но обстоятельства, к несчастью, против нас: вместе с даром Эрику передалась ненависть. Да и кроме того… — Вальтер слегка поморщился. — У Повелителя много слуг. Не все из них так же умны, как старательны. Они совершили ошибку, и привлекли к Эрику внимание одного давнего врага Повелителя. И если этот враг и Эрик объединятся, нам придется очень сложно. Потому ты должен убить Эрика. А в награду получишь графство Брадо на мелкие расходы — чтобы ты до воцарения нового Владыки Мира не страдал от нужды, — и все то, что я тебе обещал сегодня. Согласен?
— Подумаю, — хмуро буркнул Оттар.
Вальтер обновил содержимое кубков, подтолкнул коньяк ближе к Оттару, мягко сказал:
— Ты пей, пей. Тебе надо. Этот напиток — особенный. После того пойла, которое вы хлещете здесь, наутро болит голова. А после вина из моих владений — наоборот. Тебе предстоит тяжелейший бой, — произнес он все тем же тоном, так что Оттар не сразу понял, о чем речь. А когда понял, нехорошо сжалось сердце, он в упор посмотрел на Вальтера. Тот покивал: — Вот именно. О том, что Эрик — боевой маг, можешь не беспокоиться. Он сам еще не вошел в полную силу и пока боится выдавать себя. Но победить того, кто принес оммаж, чрезвычайно сложно. Эрик может оказаться никудышним поединщиком, но у него сильные покровители, такие, что магия не потребуется. А у тебя — никаких.
— А ты? — насторожился Оттар.
— В этом и заключается сложность нашего с тобой положения. Я не имею права защищать тебя… в таких случаях. Я могу помогать тебе в мелочах. Ничего не требуя взамен. Богохульство, мелкие грешки — это ничего не значит, милый мой Оттар. Ты уже сам понял, верно? Можно покаяться, искупить грех… и вот ты уже ничем со мной не связан. Да и нет у меня права связывать тебя, если честно.
— И… что? — Оттар похолодел.
— В действительности завтра ты уйдешь из жизни во цвете лет. У тебя нет иного надежного оружия кроме шпаги, которую тебе подарил Эрик. Ведь так? А ты помнишь Писание? Даже Лангдир, меч дивной силы, подвел моего Повелителя в нужный миг. Он вильнул в сторону, не позволил нанести рану рабу. История повторяется. Эрик пока мало, на что способен сам. За него все сделает его покровитель. Ты споткнешься на ровном месте и упадешь на острие своей шпаги. И умрешь.
Оттар молчал, глядя в пол. Вальтер ронял тяжелые, как кандалы, слова:
— Он непобедим не потому, что маг, а потому, что принес оммаж. А ты никому не клялся в верности, и никто не станет тебя защищать. Но стоит тебе принять мое предложение…
— А без меня вы никак не обойдетесь? Что, твой Повелитель не способен придавить Эрика сам? И у вас тоже есть магия…
— Которая на Эрика не действует — он берсерк. И Повелитель… Увы, Оттар, законы мироздания таковы, что он может убить Эрика лишь руками смертного. Почему бы не твоими? Ведь тебя Эрик уже вызвал, и ты обязан с ним драться. Мы-то найдем другого героя, но останешься ли в живых ты без нашей помощи?
— А если я сейчас откажусь от поединка? — глухо спросил Оттар. — Откажусь, признаюсь в клевете, приму постриг в дальнем монастыре… Что тогда?
— Попробуй, — Вальтер не обиделся. — Но что тебе это даст? Ты приговорен: Эрик тебя ненавидит и считает угрозой для себя. А от любой угрозы его защищает покровитель. Тот самый, которому ты станешь бить поклоны в монастыре. И однажды ты от усердия разобьешь лоб. Насмерть. Или случайно уморишь себя голодом во время поста. Или келья твоя загорится от забытой свечи, и ты погибнешь в пламени. Да мало ли что может произойти в дальнем монастыре?
— Значит, выхода нет?
Вальтер развел руками. Оттар почувствовал, как внутри него что-то отмирает — с криком, судорогами и болью. "Другого выхода нет, потому что Эрик меня убьет, а я хочу жить", — твердил он себе, спускаясь вместе с Вальтером в холл. Спускался, чтобы вернуться другим человеком. Или не человеком уже, а полубесом.
Внизу ждала карета. Черная, лаковая, без герба на дверце, но явно принадлежавшая богачу, запряженная шестериком вороных, у которых из ноздрей вырывался пар, подозрительно похожий на белое пламя, а дикие глаза сияли алым светом.
— Из моей конюшни, — лениво обронил Вальтер, усаживаясь в карету.
Оттар занял место рядом с ним. Кучер отсутствовал, но, едва захлопнулась дверца, кони взяли с места бодрой рысью. Удивительно и страшно было ехать по ночным улицам Сарграда, в карете без кучера, с упряжкой, которая сама знала дорогу. И за весь путь ни Вальтер, ни Оттар не проронили ни слова.
Кони свернули на аллею, миновав ворота. Остановились, жутко всхрапывая и рассыпая синие искры из ноздрей, у крыльца небольшого аккуратного особнячка в Овраге. Здесь жили люди состоятельные, тем не менее, квартал пользовался дурной славой. Настолько дурной, что барон Зигмунд предпочел снять развалюху на улице Кожевников, а не куда более привлекательный домик в Овраге за ту же цену.
Их никто не встречал. Оттар выпрыгнул, минуя подножку, потянулся — старался выглядеть равнодушным. Хотя ему было страшно.
Очень страшно.
— Что делать-то надо? — спросил он у Вальтера и поежился: собственный голос показался мерзким, как скрип железа по стеклу.
— Увидишь, — коротко бросил Вальтер.
И замер на крыльце, гнусно ухмыляясь. Двери без скрипа распахнулись, Оттара обдало тяжелым запахом теплой могилы. Он едва не кинулся прочь, но совладал с собой. И шагнул внутрь.
До последнего казалось — он знает, что поджидает его за дверью. Жутковато, конечно, особенно смущал запах, но Оттар полагал, что выдержит. В конце концов, Гран посетил черную мессу и потом описал "богослужение". Помнится, морщился от отвращения.
— Черная месса — такое же мракобесие, как и месса обыкновенная, — говорил он. — И там, и там требуется рабская покорность. Нет, Оттар, месса — не для нас. Любая месса.
Сейчас Оттар ждал увидеть свечи черного воска, вставленные в детские черепа, ритуальные изображения Устаана и его демонов повсюду, заплеванную статуэтку Хироса, подвешенную вверх ногами, или же икону, где голый Хирос участвовал в непристойной сцене… Так рассказывал Гран. Могло случиться нечто похуже, например, жертвоприношение — зарежут кролика или собаку. О таком Оттар тоже слыхал.
Однако он обманулся в ожиданиях. Из внутренностей дома вырывались клубы все более теплого воздуха, пока не стало нести сухим жаром. Свечей не видать. Никаких — ни черного воска, ни обычного. Как и картин. Одни только очень старые облупленные стены — и лестница, залитая слабым красным светом, идущим непонятно откуда. Она тянулась прямо от дверей, вниз, и занимала все пространство внутри особняка. Ступеньками служили аккуратно положенные друг на друга мраморные плиты — потрескавшиеся, с пятнами испражнений и гнездами отвратительных вонючих грибов.
— Что это? — шепотом спросил Оттар.
— Это? — Вальтер рассмеялся. — А это, дорогой мой, и есть та самая дорога из благих намерений, о которой все говорят, но никто не знает, где она начинается… Сегодня ночью она начинается здесь. И если есть у тебя благие намерения — учти, они лягут сюда новой ступенькой.
