Ковалева залпом допила остатки коктейля и добавила:

— Тебя, Женя, Славка часто вспоминал. Все говорил, что никого не хочет так увидеть, как Роджера. Теперь я его прекрасно понимаю, — улыбнулась Вика.

— Значит, Гошка совсем недавно был у вас? — я оставила без внимания дурацкую кличку.

— Да, и они с мужем сильно ругались, — кивнула Славкина жена.

— Странно, но на вечере я не заметила ничего такого между ними.

—

Я напрягла память, пытаясь вспомнить тот злополучный вечер. — А что было после?

— После вечера? — Виктория приподняла тонкую бровь. — А ничего. Славка приехал какой-то возбужденный, все про ребят рассказывал, кто, где... Сама понимаешь, десять лет прошло... Потом ушел к себе в кабинет и все. Больше я не видела мужа. Утром мы с сыном поехали к моей маме. А поздно вечером позвонил следователь и попросил приехать в морг на опознание трупа. Это все.

Значит, Рыжов! По-моему, Хомяк говорил Мулле о каком-то Рыжем. Мне не хотелось верить, что наш Гошка Рыжов каким-то образом причастен к убийству Ковалева. Забавный Гошка всегда помогал мне в неблаговидных делах: подпилить ножку учительского стула, намазать доску у химички парафином, сорвать контрольную по алгебре.

Все шишки Рыжов принимал на себя, потому что я была почти отличницей, и мое реноме не должно было страдать. Ему же, отпетому двоечнику и хулигану, терять нечего! Гошкины родители перестали обращать внимание на его выходки где-то к середине седьмого класса, решили: будь что будет, и забыли дорогу в школу.

— Вика, Славка оставил свою машину возле моего подъезда. Я воспользовалась ею. Если хочешь, я ее верну немедленно.

— Да ладно! У нас вон в гараже еще три машины стоят, — женщина махнула рукой, — я все равно водить боюсь, меня шофер возит. Могу доверенность тебе написать, чтобы менты не цеплялись. Думаю, Славику было бы приятно знать, что ты пользуешься его машиной. И потом, она тебе сейчас нужнее, чем мне. Пообедаете со мной? — внезапно предложила Виктория.

Ромашка, исправно изображавший глухонемого в течение всей беседы, встрепенулся и принялся закатывать глаза, что, по его мнению, должно было меня сильно напугать и помочь понять, как проголодался мой телохранитель.

— Нет, спасибо, Вика. Пожалуй, мы поедем, — отказалась я.

— Как угодно.

Эта дама мне понравилась, честно говоря. Она могла быть и светской львицей, и домашним котенком. Видимо, она была великолепной женой и матерью. Мы тепло попрощались. Ковалева проводила нас до двери и, протянув изящную руку, тихо сказала:

— Я прошу тебя, Женя, не пропадай! Мне очень тяжело сейчас. Обещай, как только сможешь, навестить меня!

— Хорошо, Вика, я к тебе приеду, — твердо пообещала я.

Широкими шагами Ромка прокладывал путь к машине напрямик через сугробы. Я хорошо представляла себе, что творится у него в душе. Мало того, что я выдала его за своего телохранителя, так еще и лишила права голоса! Бедняга, он так страдал! Вероятнее всего, он сочинял какую-нибудь страшную месть, по сравнению с которой Мулла, Хомяк и сумасшедший старик покажутся мне лишь наградой! Несколько раз приложившись лицом к сугробам, я с облегчением уселась в салоне. Ну вот, теперь эта ласточка почти моя! Я любовно погладила автомобиль по приборной доске.

— Не трожь руками! — рявкнул Алексеев.

— Не ори на меня! Ты вообще глухонемой! Вот и молчи. Вези домой, разговорчивый ты мой, — приказала я, невольно рифмуя текст.

Вместо того чтобы исполнить просьбу, глухонемой телохранитель закатил глаза и жалостливо запричитал:

— Господи! Ну за что ты меня так наказываешь?! За что ты послал мне эту женщину, которая вместо того, чтобы рожать детей, ублажать мужа, готовить обед, завтрак и ужин (Ромка от волнения перепутал последовательность приема пищи, что для него совершенно немыслимо!), носится в поисках приключений на свою... ну, ты в общем понял! Это ж хуже не придумаешь, десятый круг ада! И это чудовище, которое издевается надо мной и втягивает в авантюры, я вынужден любить! За что, я тебя спрашиваю! Стоял бы себе спокойно и штрафовал нарушителей! А вместо этого мотаюсь с этим гоблином по всему городу, не ем, не сплю... Может, сдать ее все-таки в милицию, а?

Роман замолчал, прислушивался, наверное, к ответу бога. Я для порядка тоже послушала. Не дает ответа! Ну, раз господь молчит, придется говорить мне самой.

— Значит так, небесам нет до тебя никакого дела, поверь на слово. Это первое. Второе, кого это ты назвал нехорошим словом «гоблин»? И третье, поясни, будь любезен, кого ты вынужден любить?

Роман с сожалением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— Молчишь? И это правильно! А то разговорился, чисто Трандычиха! Сколько патетики, сколько пафоса, и все впустую. Тьфу, прости господи! Теперь о деле. Что ты думаешь по поводу услышанного? Неужели Гошка оказался тем самым казачком засланным?

— Может, он, а, может, не он. Рано делать выводы. Славка вполне мог еще куда-нибудь прокатиться.

— Так давай съездим к Рыжову и осторожненько расспросим. — На мой взгляд, предложение было замечательным.

— А если твой Гоша — человек Муллы? Ты от дома отъехать не успеешь, как тебя успокоят навеки. А я им подсоблю, — не удержался от шпильки Ромка.

Я пригорюнилась. Опять он прав! Из груди вырвался глубокий вздох, потом еще один, потом еще... Видя мое томление, Ромка сжалился и предложил:

— Сейчас поедем к Рыжову. Я пойду к нему, а ты, — тут он сделал свирепое лицо, — только попробуй выйти из машины! Вот этими руками порву и скажу, что так и было.

Для пущей убедительности он продемонстрировал свои кулаки. Да, размер имеет значение! Я сделала вид, что убоялась, и поклялась не выходить из машины, даже если инопланетяне приземлятся рядом и попытаются войти со мной в контакт. Немного удивившись такой странной клятве, Алексеев все же принял ее, и мы покатили.

Гошка Рыжов жил в «старых домах». Так местные жители окрестили бывшие бараки для работников ткацкой фабрики. Когда-то эта фабрика была известна на всю страну, и много народу понаехало в наш город в поисках лучшей доли. Им пообещали райскую жизнь и, разумеется временно, поселили в трехэтажных бараках. Многие и по сей день там обитают. Фабрика давно приказала долго жить, и населению этих строений рассчитывать было бы не на что, если бы не грянула перестройка. Как поганки после дождя, стали появляться бандиты-бизнесмены, гордо именуемые «новыми русскими». Они-то и начали выкупать эти домики для своих офисов и особняков. Жителей, которым повезло, расселяли по новостройкам, а некоторых, не очень везучих, определяли сразу на кладбище. Гошка жил в одном из трех домов, которых еще не коснулось великое переселение. Старожил поражал своей убогостью: облупившиеся стены, изрисованные местными любителями граффити, треснувшие рамы на окнах, дверь единственного подъезда висит на одной петле... Население дома уже привыкло к нищете и совсем не обращает внимания на все эти мелочи. Да и зачем? Городские власти, кажется, уже списали эти развалюхи с городского баланса и, соответственно, денег на ремонт не выделяют. Брать затраты на себя тоже бессмысленно: все равно скоро появится какой-нибудь очередной нувориш, выкупит сарайчик и перекроит все по своему вкусу. Так зачем же тратить собственные кровные на какие-то там краски, рамы и тому подобную ерунду? Лучше уж пропить их со спокойной совестью, а за стаканом водочки поругать государство, буржуев, «новых русских» и империалистов. Поэтому старая постройка выглядела падчерицей на фоне стоящих рядом красавиц.

Ромашка плавно затормозил возле одного из сверкающих евроремонтом зданий. Отсюда открывался великолепный вид на Гошкин барак. Я уже распахнула было дверь, чтобы выйти, подышать воздухом и размять затекшие члены, как на меня обрушилась грозная команда: