— Пикнешь — убью, — пообещала я и для убедительности продемонстрировала кулак. Никакого другого оружия под рукой не было, а моим кулаком можно напугать разве что блоху. Однако бармен рот захлопнул и притворился, что вид ползающих девушек вовсе не является для него из ряда вон выходящим событием. По правде сказать, за последние сутки я больше проползла на коленях, чем прошла. Я и сама перестала удивляться и даже находила некоторые прелести в таком способе передвижения.

«Прав был Ромашка, скоро ходить разучусь».

Уютно расположившись за барной стойкой, я схватила бармена за штаны, заставляя опуститься до моего уровня. Парень некоторое время волновался и пытался отцепить мои руки от своих штанов. Как же он ошибался, несчастный! Если я во что-нибудь вцеплюсь, даже бульдозер не оторвет, что же говорить о слабом мужском организме! Осознав, наконец, собственную несостоятельность как мужчины, бармен опустился на четыре точки.

— Он ушел? — прошептали мои губы.

— Кто? — надо же, какой бестолковый!

— Орангутанг!

Зубы бармена громко клацнули:

— К-кто?

— Ну, козел тот, который с охранником трепался?

— Женька, что ли? — спросил работник сервиса.

Здрасте, орангутанг еще и мой тезка! Захотелось не только измениться внешне, но и сменить имя: этот примат тоже Женька.

— Ну да! Что ж ты такой бестолковый, а?

— Сама посиди здесь с этими педиками, посмотрим, что с тобой будет, — обиделся парень.

— А чего ж ты сидишь? Или тебя кто заставляет? — удивилась я.

— Жизнь заставляет. Я студент, а тетка у меня инвалид. Вот и приходится подрабатывать. А хозяин здесь хорошо платит, да еще разрешает остатки продуктов домой забирать, — бармен вздохнул и пригорюнился.

— Звать тебя как? — сочувственно спросила я.

— Машка, тьфу, то есть Мишка. Это местные меня Машкой окрестили. Сначала обижался, а теперь привык, — опять последовал глубокий вздох.

Мы мирно беседовали, уютно расположившись на четвереньках за стойкой бара. Неизвестно, сколько могла продолжаться наша трепотня, но сверху раздался уже знакомый мне голос орангутанга.

— Машка! — рявкнул он во всю силу легких. — Куда пропала, б... такая?!

Сердце екнуло: а ну как он сюда заглянет? Тут и конец настанет моей молодой жизни. Я пригорюнилась. Михаил распрямился, как пружина.

— Да вот, пролил кофе на пол. Чего хотел-то, Жень?

— Накапай-ка мне, подруга, грамм сто пятьдесят. Что-то нехорошо мне.

Еще бы ему было хорошо! Явился с утреца к даме, а ее и нету. Вот и расстроился, бедняга. Мне бы на его месте тоже нехорошо сделалось. Я сидела под стойкой и грустила. Что ни говорите, а орангутанг тоже человек, к тому же подневольный: ему приказали — он пошел. А тут такая незадача приключилась. Ему же еще и попадет от начальства, что поручение не выполнил, выговор влепят, а, может, и премии лишат. Представив, как орангутанг получает нахлобучку от шефа и остается без денежного довольствия, я совсем приуныла. Хоть вставай и сдавайся. Перед мысленным взором проплыла недавняя картинка: я расположилась на диване у себя дома, а этот Женька крушит мой столик. Скорее всего, он бы и порешил меня сегодня. Нет, пожалуй, сдаваться рано, мы еще повоюем! Я соорудила фигу и злорадно ухмыльнулась. Хрен тебе с маслом, а не Женька Зайцева!

Неожиданно Мишаня вновь оказался передо мной и занял исходное положение на четырех точках.

— Ушел, — облегченно вздохнул он, — не в настроении сегодня Хомяк.

— Кто это Хомяк? — удивилась я.

— Да этот твой орангутанг. Кликуха у него такая — Хомяк. К шефу отправился. Говорит, получит по пятое число. Бабу какую-то упустил, ох, и переживает! Видно, крутая тетка была.

— А шеф кто?

— Да шеф у нас чеченец, Мулла. Деловой мужик! Его даже бандиты местные не трогают. Менты мимо проезжают, словно и нету нашего клуба. Другие конторы шерстят каждую неделю, ну, проституция там, наркотики... А нас не трогают. Крыша у Муллы крутая — городская администрация. Вот так!

А кто-то думает, что в администрации святые сидят. Да там бандюгов больше, чем населения в городе!

— Слушай, Мишка, знаешь, какую тетку Хомяк упустил? — я решила завербовать бармена.

— А ты как будто знаешь, — недоверчиво ухмыльнулся Мишка.

— А то! Могу даже показать.

— Ну покажи!

Я гордо расправила плечи и напустила море серьезности на лицо.

— Врешь!

— Век воли не видать, — поклялась я страшной клятвой, учитывая мою подписку о невыезде.

Мишаня был готов. В его глазах светился такой неподдельный восторг, что я даже устыдилась: ну что, в самом-то деле, не Павлик же я Морозов!

— Михаил, — торжественно начала героиня, — ты должен мне помочь.

— Согласен, — не раздумывая, ответил вновь обращенный, — что я должен сделать?

— Сейчас ты проведешь меня туда, откуда я смогу услышать разговор Хомяка с Шефом, потом я задам тебе несколько вопросов, а дальше будет видно.

Мишка кивнул, и мы поползли. Добравшись таким способом до длинного полутемного коридора, мы дружно встали на ноги и уставились друг на друга.

— Кабинет Муллы — последняя дверь направо по коридору. Рядом — раздевалка для персонала. Возьми ключ. Как войдешь в раздевалку, сразу запрись изнутри. Давай двигай. Я тебя жду в зале.

С этими словами мой агент словно растаял в воздухе. Мне ничего не оставалось, как двинуть. Передвигаться пришлось короткими перебежками (в кино все время так ходят, когда попадают в логово врага). Ноги у меня дрожали, зубы клацали, как в ознобе, но я продолжала упрямо стремиться вперед. Едва оказавшись в раздевалке, рухнула на пол, пытаясь унять сердцебиение. Нелегкая, оказывается, работенка у шпионов! Из соседней комнаты раздавались громкие голоса. Я припала к стене. Слов разобрать невозможно, только монотонное бу-бу-бу. Голоса, правда, мужские. Да это и понятно, раз там Хомяк и Мулла. Что же делать? Так можно пропустить самое интересное! Я заметалась по помещению в поисках выхода. На глаза мне попался стакан.

«Спасибо, господи!» — мысленно поблагодарила я высшие силы.

В розовом детстве мы с двоюродной сестрой Иркой использовали такую уловку для подслушивания разговоров родителей, когда нас отправляли спать. Разговорчики были так себе, не особо интересные, но сам процесс доставлял нам величайшее наслаждение. Вот теперь навыки работы со стаканом и пригодились. Я превратилась в слух.

— Мулла, — голос Хомяка раздавался, как из чайника, — защемилась телка. Видать, припугнул я ее малость того... немножко много...

— Того, сего, козел пархатый! Говорил тебе, придурку, нормально беседуй, по-человечески. Рассказывай по порядку, — приказал голос с кавказским акцентом.

— Я пришел, а она в отказе. Фуфло мне гонит. Не при делах, мол, и знать ничего не знаю. За лоха меня приняла, коза! Ну, я и осерчал малость. По столику тюкнул — он вдребезги. Я телку-то предупредил, что сегодня нарисуюсь, она и соскочила.

— С кем работать приходится, аллах свидетель, таких уродов я не видел в своей долгой жизни, — голос с акцентом добавил несколько слов на незнакомом мне языке.

«Ругается, наверное, или с аллахом своим беседует, вразумить просит», — догадалась я.

— Значит, пленка у нее, — уже спокойно сказал шеф. Видать, аллах подарил ему терпения.

— Да точно у шмары этой позорной. Рыжий зря трепаться не будет, — заверил Хомяк.

— Ты вот что, Хомяк. Собирай ребятишек, обрисуй им коротенько ситуацию, делайте, что хотите, но чтобы пленка завтра была у меня, иначе я тебя в цемент укатаю, понял, недоносок?! — голос Муллы сорвался на визг.

— Понял, Мулла, понял. А с мочалкой что делать? — До чего ж глупый, ей-богу! Даже я поняла, что ожидает эту самую «мочалку».