Я открыла рот для вопроса, но Ладочников погрозил пальцем.

— Потом, Насть. Так во-от. Сдружился я с Генкой. Тормозной он был абсолютно. Доходит до него на третьи сутки. Бывало, пятнадцать километров марш-броска, все падают на подходе к казарме, а он еще по плацу пробежится в сторону столовой, сядет за стол и только там понимает, что есть от усталости не может. Бил редко, но метко и сильно. Шуток не понимал вообще, но на всякий случай не обижался. Он по жизни такой расп… широкого характера! Из института со второго курса вылетел, на занятиях спал, а когда его преподаватель будил, объяснял, что ему очень скучно было. Откровенный парень. И служили мы нормально в части, без особых эксцессов. Дедовщина в меру, как положено, офицерский состав не обижает, к сержантскому мы попривыкли.

Отслужили полтора года, и в городке рядом с нами — ЧП. Представляешь — лето, в городе половина населения с утра на реке, на пляже. Там, естественно, детишки, мамаши и безработные любители пива. Не пляж, а демонстрация. Вот именно на нем и зарезали троих мужчин. Утром, часов в десять, их нашли… Мы бы в своей части об этом узнали через день из газет или по местной программе телевидения, но днем к нам приехала комиссия. Оказалось, что трое убитых являлись большими армейскими чинами.

Приехавшую из Москвы комиссию поразил сам факт присутствия всех троих мужчин в одном месте. Троих генералов, между прочим, из разных родов войск. Не могло такого случиться ни по какой теории вероятности и невероятности. Что они там делали — никто не мог сначала объяснить. Жены пересказали то, что им наврали мужья — поехали на охоту. Комиссия решила разобраться, что за охота такая, если в местных лесах обыкновенного лося и то не каждый год видят, не говоря уже о кабанах или еще какой живности, в это время года абсолютно линялой. Да и вообще не охотничий сезон.

Короче, через сутки выяснилось, что зарезанные генералы вложились в местную промышленность. Инвестировали заводик по производству чего-то химического. Инвестировали на такую сумму, что завод закупил английское и германское оборудование и нанял обратно двести своих уже два года безработных сотрудников. Комиссия сильно заинтересовалась, откуда у пенсионных генералов взялись деньги и почему их именно теперь прирезали, если они все деньги вложили в производство.

В местной прессе убитых называли «военными среднего звена», в центральной прессе вообще ничего не появилось. Через три дня комиссия снялась из части, а на местном кладбище в лесочке появилась безымянная могила. То есть для всех она была безымянная, да и сам факт захоронения не афишировался, но мы с Генкой Задорновским, сходив за грибами, увидели, как хоронят члены комиссии, в количестве трех человек, закрытый гроб. Не знаю, какая накладка получилась в военном ведомстве, но гроб был деревянный. И даже не гроб, а ящик из-под снарядов.

Мы с Генкой — парни любопытные, тем более что в нашей части развлечений мало, и на следующий день мы могилку ту проведали. А в могилке оказался командир нашего дивизиона в спортивном костюмчике, с развороченным от выстрела виском.

Закопали мы его быстрее, чем откапывали, раза в два. Полковник наш, что лежал в ящике, на днях подал прошение об отставке и выехал на родину. Все удивлялись — у него не было родственников, детдомовский, холостой. Мы с Генкой очень удивились месторасположению такой родины. Позже, через год наверное, до нас дошли слухи, что наш полковник был четвертым в компании инвесторов…

Лейтенант подвинул бутылку лимонной поближе к себе.

— Ты все ждешь, когда смешно будет? Прямо сейчас. Среди закапывающих могилу был новый человек, привезший от местного командования продукты в длинных деревянных ящиках из-под снарядов. Такой подтянутый молодой парень в штатском. Твой брат Андрей. Хочешь водки?

— Не хочу. Он что, убил их?

— Нет. — Ладочников щелкнул по бутылке, вздохнул, но наливать не стал. — Тех порезали местные мафиозные воротилы, они с военными по деньгам не договорились. А вот «голову» всего предприятия, нашего, местного полковника, убрал, я думаю, твой братец.

Нет, это слишком. Столько отрицательной информации за короткий период времени может быть только в войну.

— Костя, я ничего не понимаю.

Он развел руки.

— Я пока тоже.

— А при чем твой друг Гена?

— Гена? Он действительно мой друг, даже стал родственником. После армии влюбился в Эльвирку, сестру мою, женился, перетащил нас в Москву. Мы с ним в Высшую школу милиции пошли. Учились. А он во время какой-то попойки рассказал, как однажды по грибы сходил и наткнулся на могилку. Он в чужой компании рассказывал, без меня. Утром мне позвонил, признался в дурости. А днем вышел с занятий в ларек за сосисками и отравился. Вечером умер. Ларек закрыли. Меня два раза вызывали на предмет выяснения подозрительных фактов из Генкиной биографии.

День сегодня выдался прохладный, что-то меня начало от Костиного рассказа тихонько трясти.

— Костя. Боже мой… Подожди, а как же собака? Мастиф? Муж Толик?

— Это второй муж Эльвиры. Тоже мой друг. Они через два года после смерти Гены расписались, первая девочка у сестры от Генки, а общему с Толиком мальчику сейчас седьмой год пошел.

— Значит, ты думаешь, это он, Андрей, убил Гену?

— Нет. Ведомство его. Кем он работает?

— Аналитиком в МВД.

— Не знаю, что он там анализирует, но оружие всегда при нем. Заметила?

— Не-а.

— Приглядись. А аналитикам, между прочим, табельное оружие на каждый день не положено, им положено думать, схемки чертить и по клавиатуре компьютера пальцами тюкать.

Ладочников достал «Яву» и смачно закурил. Я не люблю этот запах, у нас в семье не курят. Но тут я попросила налить мне водки и выделить сигарету. Костя водки налил, но сигарету не дал.

— Травись, как пассивный курильщик, с тебя и этого хватит. Я сегодня у тебя переночую? На всякий случай? Да и выпить хочется, устал. Дома у меня Эльвирка генеральную уборку затеяла, так что ты вовремя объявилась, я под хорошим предлогом сбежал.

— Ночуй, Костя, не жалко. А как же ты с Татьяной Степановной?..

Разговор прервал телефон. Я как только утром вошла в квартиру, так по привычке схватила его и теперь сидела с трубкой в руках.

— Алло.

— Настя! — Голос Милы выбивался из мембраны на волю и рыдал. — Я не могу! Ты по пансионатам отдыхаешь, а я вся в трансе! Я с Шуркой поругалась. Навсегда! Он такой гад!

— Мил, подожди, подожди. Не кричи. Ну поругалась, и фиг с ним, не самое большое сокровище потеряла.

— Да-а, а мне плохо второй день. Мне нужно дружеское участие, я сейчас к тебе приеду!

— Подожди, Мила!

— И не перебивай меня, пожалуйста.

Мила зарыдала. Ладочников с преувеличенным сочувствием покачал головой.

— Красивая?

— Да. Только громкая очень.

— Пусть приезжает, отвлечемся.

— Мил, ты через сколько будешь?

— Через полчасика. А кто это у тебя?

— Приедешь, увидишь. Бери такси, я оплачу.

Мила тут же положила трубку. Я представила, как она после звонка полезла за косметичкой приводить себя в порядок и одновременно стала ловить машину. Ловит она их прямо там, где стоит, не знаю, как ее водители видят, но останавливаются и разговаривают иногда через улицу.

Я отвлеклась. А разговор был о важном, об очень важном.

— Костя, так каким образом вы с Татьяной Степановной в квартире на Коровинском шоссе появились?

— Очень просто. Ты помнишь тот день? Татьяна Степановна взяла у тебя деньги для Алексея и пошла к себе, я в ванне плавал, в твоей розовой джакузи. Ребята вышли, а мне пришлось отодвинуть тумбочку, которую к двери ванной придвинули, и вылезать на волю через щель в десять сантиметров. Я человек не худой, коренастый, весь ободрался. Чего я себе ободрал, прямо сказать стыдно.

— Представляю.

— Не совсем. У тебя этого нет. Сразу же после всей истории я позвонил начальству, доложился. Сергей Дмитриевич спустил на меня всех собак и пообещал при встрече убить. Удивляюсь, как с его характером он до сих пор только майор, видимо, не на ту ногу начальству наступил. Пока я одевался и с ребятами с четвертого этажа связывался, появился Андрей, весь перемазанный. Как оказалось, ты его послала… в гараж. Он сразу сориентировался и успокоился, он тебе в сапог, в левый, «жучок» успел пихнуть.