― А когда он, тетя Валя, сам станет взрослым, с кем он будет дружить, со стариками?
Тетка Валентина Макаровна поднялась. В уголках ее губ залегла резкость. Но ответила она не сразу. Подошла к окну и, глядя на Сергея у калитки, протерла пальцами и без того чистое стекло.
― Я, Олюшка, понимаю тебя... От матери ведь ничего не скроешь. Знаю, что дружил он с тобой. Но тут уж не моя вина, да и не его, не Алешкина... Тут уж все так устроено, что мы это должны, бабы... Не удержала ты его — вот и весь сказ. А я и сама, глядя на вас, радовалась. Что ж ты не удержала, а? — Она обернулась. — И мне бы спокойней, и тебе хорошо.
На щеках Алены под тонкой, будто прозрачной, кожей, задрожал румянец.
― Мне это все равно, тетя Валя, — с кем он дружит. Честное слово. Я не потому...
― Да мне-то ты не ври! — в досаде поморщилась тетка Валентина Макаровна, отходя от окна и не зная, где пристроиться, чтобы не разговаривать лицом к лицу. — Я это все вижу! Но ведь и детишками вы были... Мало ли что в голову придет? Так что уж его ты не суди!.. А может, одумается...
― Я правда не потому, тетя Валя, — негромко и грустно повторила Алена. — Я как товарищ...
― Ну и ладно! — остановила ее тетка Валентина Макаровна. — Хорошо, что сама понимаешь. А перемелется это — мука будет! Девка ты видная, парней еще сколько надо найдешь: вон хоть Сережка тот же... Хотя мне, говорю, и по душе ты...
― Я сегодня познакомлю вас с Галей, — твердо повторила Алена. — Она очень просила, будет ждать.
* *
*
Голову Лешки почти до бровей скрывали бинты. Здесь, один среди белизны, он и в самом деле казался намного старше себя: худой, невозмутимый, отрешенный. Прямой, с небольшой горбинкой нос его заострился, в приспущенных уголках рта обозначились упрямые складки.
Взрослость Лешки — а может, это была и не взрослость— проявлялась давно. Во всяком случае, на жизнь он смотрел дерзко, в мыслях не допуская, что она будет руководить им, а не он ею. Когда мечты о галактических кораблях и дальних плаваниях стали казаться наивными, проблему своей будущей профессии Лешка решил так: «Я их все перепробую, а тогда буду выбирать». И уже попытал счастья в мореходке. Теперь, оказывается, хотел поступить в автоколонну. При его характере можно было поверить, что он действительно «перепробует» сотню профессий, прежде чем остановится на одной. Но ведь ему это было и не трудно... Хоть и без отца Лешка, но один у матери. А Алена четвертая, например. Да еще подкидыш... Эта мысль впервые не вызвала у Сергея веселости.
Тетка Валентина Макаровна осталась в палате, а он и Алена следом за медсестрой на цыпочках вышли в коридор.
Алену с незапамятных времен Лешкины соседи называли невестой: «Макаровна, невестка приехала!..», «Справная у тебя невеста, Алексей!..» Лет, может быть, до одиннадцати Алена краснела, потом краснеть перестала.
Первый вальс на танцах с Аленой, как правило, танцевал Лешка. И последний он чаще всего ухитрялся оставить за собой.
Сергей не знал, как выглядит Алена, танцуя с ним. Но уж очень красивой становилась она, когда выходила с Лешкой. Потому что была гибкой и гордой. А распущенные волосы тяжело падали с плеча на плечо... Алена и так могла бы дать сто очков форы любой девчонке, но когда танцевала — на нее заглядывались даже тридцатилетние мужчины.
...Вслед за сестрой к выходу Алена не пошла—направилась в другой конец коридора, где за фанерной перегородкой начинались кабинеты медицинских работников и висела предупреждающая надпись: «Посторонним вход воспрещен». Заглянула в одну дверь, в другую, около той, где была дощечка «Главврач», задержалась, поманила Сергея и вошла первой. Между прочим, белый халат шел к ее волосам, а если бы надеть как у медсестры: отутюженный, с широким поясом, мини...
Тот же низенький врач хотел было выговорить им за вторжение, но страдальчески поморщился и невыразительным голосом повторил, что за Лешку волноваться не следует.
― А можно нам дежурить возле него? — спросила Алена.
― Вам? — зачем-то переспросил главный, словно вопрос был недостаточно ясен.
― Ну, нам, — повторила Алена, — или мне.
― У нас для этого сестры, няни... — Он сделал непонимающее лицо. — Зачем вы ему сейчас?
― А зачем другим разрешаете? — ответила Алена.
― Ну, знаете ли!.. — Он ерзнул, глянув мимо нее на вход, то ли прикидывая, как ему выскользнуть, то ли намереваясь позвать кого-нибудь.— А кто вы ему?.. Именно вы! — Он ткнул острием шариковой ручки в сторону Алены.
― Друг! — ответила она, поведя бровью, как будто своим вопросом он хотел застать ее врасплох, а она ждала этого вопроса.
― Сколько же у него друзей?! — изумился, подавив страдальческую улыбку, главный. — Вот мужик попался...
Алена подняла голову, так что взгляд ее сделался высокомерным.
― Если нельзя— значит нельзя никому! — строго объяснила она и шагнула мимо Сергея к выходу.
* *
*
Тетка Валентина Макаровна объявила, что хочет оставить Алену при себе, в Южном. Прежде всего ей невмоготу одной в чужом доме, хозяйка обещала вернуться только к вечеру; да и не годится в ее возрасте бегать каждую минуту в больницу, справляться, как Лешка; наконец, если он придет в себя — нужен кто-то, кто заменил бы ее, когда понадобится отойти от постели, что-то узнать или что-то принести...
Сергей чуть не ляпнул, что можно позвать Галину та с удовольствием возьмет это на себя. Одна не справится, так пригласит Николая, Костю ― всех, чьи интересы теперь ближе Лешке, чем интересы его, Алены... Сергей стал раздражительным и, где надо, было проявить сочувствие, ничего, кроме злости, не испытывал. По-хорошему он и сам должен бы оставаться в Южном. Но тетка Валентина Макаровна не выказала такого желания. А репликой: «Серега там обойдется без тебя...»— напротив, дала понять, что в услугах Сергея не нуждается.
Алена выслушала ее с отсутствующим лицом. Сергей вмешался:
― Я тогда приеду попозже за Аленой...
― Чего ей в ночь таскаться? — отозвалась тетка Валентина Макаровна. — Мы вдвоем на диван-кровати как-никак уляжемся.
Алена подала голос только для того, чтобы предупредить какую-то новую, заведомо бесполезную уловку Сергея:
― Я чуть-чуть провожу его, ладно?.. — И до самого выхода из поселка шла. замкнутая, словно ей безразлично, с кем оставаться, где быть. Теперь раздражение Сергея распространялось и на нее. В жизни еще не доводилось ему видеть Алену в такой жалкой роли, как теперь, и она ничему не противилась.
В кедровнике Алена замедлила шаг. Подпрыгнула на одной ноге, извлекая колючку из-под ремешка босоножки.
― Чего я вырядилась?
Вот именно: чего?..
― Чтобы выглядеть импозантней!
― Это если с тобой, — возразила Алена. — А если одна — ничего оригинального.
― Зато можно казаться обаятельной, женственной...
Алена свысока покосилась на него.
― Тебе не кажется, что ты портишься, Сережка?..
― А зачем ты нянчишься с ними?!
― С кем?..
― Со всеми! С этой... обаятельной. Да и с теть Валей тоже! Пусть бы Галка шла ухаживать за нею!
Алена остановилась.
― Сережка, ты психуешь, а сам не знаешь из-за чего. — Она повысила голос: — Ни с кем я не нянчусь! Будто не понимаешь, что иначе нельзя — ни тебе, ни мне! Знаешь ведь?! — Голос ее задрожал.
― Одно дело я, другое — ты... — ответил Сергей, старательно изъяв из голоса даже нотки упрека. — Почему ты должна быть для них сверхправильной, сверхтерпеливой?
― Я, Сережка, никакой не хочу быть: ни сверхправильной, ни сверхособой... — неожиданно тоскливо ответила Алена, словно бы взывая к сочувствию. — И что это все за меня решают... Я хочу быть просто человеком... Напридумывали, будто такая я, сякая... А я — ничего особенного. Я даже космонавтом хотела стать только ради вас, потому что вы хотели! А мне это все равно — кем... Но человеком, Сережка, я буду. Честным человеком! Понял?.. — И будничным голосом добавила: — А в Никодимовку я тебя сегодня не отпущу.
