105. Войско же Брута благодаря своей необыкновенной отваге пришло в Филиппы, где к нему присоединился и приплывший туда Тиллий, и куда сошлось и все войско.
Филиппы - город, раньше называвшийся Датом, а еще раньше - Кренидами; последнее название объясняется тем, что вокруг холма много полноводных источников. Филипп Македонский укрепил это местечко, удобное для действий против фракийцев, и по своему имени назвал его Филиппами. Город расположен на обрывистом холме, равняясь по величине ширине холма. С севера к нему примыкают леса, через которые Раскуполид провел войско Брута; с юга болото, а за ним море; с востока - Сапейское и Корпилийское ущелья; с запада - равнина, доходящая до Миркина и Драбиска и реки Стримона и простирающаяся приблизительно на 350 стадий, очень плодородная и красивая. Здесь, как говорят, произошло похищение Коры, собиравшей цветы. Есть здесь и река Зигакт, в которой, по преданию, при переправе бога кони сломали колесницу, отчего река и получила свое имя. Равнина эта имеет наклон, что удобно для поднимающихся по ней из Филипп, но представляет трудности для направляющихся из Амфиполя.
106. Недалеко от Филипп есть другой холм, который называют холмом Диониса, где имеются золотые рудники, носящие имя "Асилы". В десяти стадиях от этого холма - еще два холма, отстоящие от Филипп приблизительно на восемнадцать стадий, а друг от друга - приблизительно на восемь. На этих холмах и разбили свои лагери Кассий - на южном, Брут - на северном. Когда войско Норбана отступило, они не двинулись вперед, так как узнали, что приближается Антоний, оставивший в Эпидамне заболевшего Цезаря. Равнина была удобна для сражения, а холмы - для лагерей. По обе стороны от них находились с одной стороны болото и озера до Стримона, с другой неприступные и непроходимые ущелья. Расстояние между холмами, равное восьми стадиям, представляло проход, как бы ворота из Азии в Европу; его Брут и Кассий перегородили на всем протяжении стеною от укрепления к укреплению, а в середине оставили ворота, так что оба лагеря оказались объединенными. Была поблизости от лагеря и река, которую одни называют Гангом, другие Гангитом, а сзади море, которое Брут и Кассий предполагали использовать и для складов и для гавани. Фасос, находящийся на расстоянии ста стадий, они наметили себе для складов, а гаванью же для трирем избрали Неаполь, отстоящий от них на семьдесят стадий. Так, радуясь удобствам местечка, они укрепляли свой лагерь.
107. В это время Антоний поспешно двигался со своим войском, желая захватить, как сборное место для сражения, Амфиполь. Найдя его уже укрепленным для него войском Норбана, он был рад этому и оставил в Амфиполе все снаряжение вместе с одним легионом, предводительствуемым Пинарием, сам же, пройдя с большой смелостью значительно вперед, расположился лагерем на равнине, на расстоянии всего восьми стадий от противников. И тотчас же обнаружились слабые стороны его лагеря и преимущества лагеря врагов. Они расположились на холме, он - на равнине; деревом они снабжались с гор, он из болотистой местности; воду первые получали из реки, он из колодцев, только что им вырытых; продовольствие они привозили с Фасоса, в расстоянии немногих стадий, он - из Амфиполя, находящегося в 350 стадиях. Так поступал Антоний, по-видимому, в силу необходимости - больше не было ни одного холма, а остальную часть равнины река по временам превращала в болото и как бы еще более ее углубляла; благодаря этому Антоний находил в выкопанных колодцах источники с обильной сладкой водой. Эта отвага Антония, хотя она и была вызвана отсутствием другого выхода, поразила врагов, удивлявшихся, что он, пренебрегая опасностью, расположился лагерем так близко и тотчас же после своего прибытия. Он возвел много укреплений и все их поспешно укреплял рвами, стенами, частоколами. Укрепляли и враги все, что у них осталось неукрепленным. Кассий, видя безрассудную энергию Антония, стал обносить стеною и единственный оставшийся необнесенным участок лагеря, прилегающий к болоту и ранее оставленный без укреплений из-за его незначительной ширины; таким образом, больше уже ничего не оставалось не защищенного стенами, кроме боковых частей, где к лагерю Брута прилегали утесы, к лагерю Кассия - болото, а за ним море. Вся средняя часть лагеря была окружена рвом, валом, стеною и воротами.
108. Так укрепляли свои лагеря обе стороны. В течение всего этого времени они состязались друг с другом только в метании копий и в конных диверсиях. Когда же были закончены все предположенные приготовления, явился и Цезарь, еще недостаточно окрепший для участия в сражении; его носили на носилках перед рядами войск. Войско Цезаря тотчас же выстроилось в боевой готовности, а войско Брута также построилось против врагов на более высоком месте, но спускаться вниз не стало: было решено не спешить с битвой, в надежде недостатком продовольствия довести врагов до истощения. У обеих сторон было по девятнадцати легионов тяжеловооруженных - в войске Брута с неполным количеством солдат, у Цезаря в числе, даже превышающем установленное. Конницы, считая также служивших у обеих сторон фракийцев, было у Цезаря и Антония 13.000, у Брута и Кассия - 20.000. Таким образом, по числу людей, по храбрости и отваге полководцев, по оружию и всему снаряжению войска обе стороны выглядели блестяще; но они оставались бездействующими в течение многих дней, так как сторонники Брута не хотели вступать в сражение, надеясь еще до сражения истощить врагов недостатком продовольствия. Они имели своим поставщиком продовольствия Малую Азию и получали все по морю из близких мест, у противника же не было запасов, не было и друзей: они не могли получать продукты ни через купцов из Египта, так как страна эта была истощена голодом, ни из Испании или Африки из-за присутствия на море Помпея, ни из Италии из-за Мурка и Домиция. Македонии же и Фессалии, которые одни в это время снабжали их, надолго хватить не могло.
109. Учитывая главным образом все это, сторонники Брута затягивали дело, но Антоний из страха перед продовольственным вопросом решил принудить врагов вступить в бой. Он задумал незаметно сделать болото проходимым, чтобы, очутившись в тылу у ничего еще не подозревающих противников, отрезать доставку им продовольствия с Фасоса. Выстраивая каждый раз в боевой готовности все части войска, чтобы казалось, что войско выстраивается все целиком, силами одной его части он и ночью и днем просекал в болоте узкий проход, срезая тростник, делая насыпь и по обе стороны ее наваливая камни, чтобы она не разваливалась, а глубокие места укрепляя валами и строя плотины; все это делалось в глубоком молчании. От врагов эту работу скрывал росший около прохода тростник. Проработав таким образом десять дней, Антоний неожиданно для врагов ночью послал построенные колоннами отряды, захватил все надежные места во внутренней части местности и одновременно обнес оградою много укреплений. Кассий был поражен и самой идеей этого предприятия и незаметным его осуществлением. Задумав, в свою очередь, отрезать Антония от укреплений, он сам выстроил стену через все болото поперек, начав от лагеря и вплоть до моря, так же как и враги, вырубая тростник, возводя плотины и пристраивая заграждения к укреплениям. Таким образом он отрезал сделанный Антонием проход, чтобы ни находящиеся внутри не могли больше перебегать к Антонию, ни Антоний не мог бы прийти к ним на помощь.
110. Увидев около полудня, в каком положении находится дело, Антоний тотчас же с энергией и яростью повернул свое войско, обращенное в другую сторону, и повел его к выстроенной Кассием стене между болотом и лагерем; он нес с собою железные орудия и лестницы, чтобы уничтожить стену и двинуться на лагерь Кассия. В то время как он храбро шел по косой и крутой дороге, проходящей между обоими войсками, солдаты Брута в своем высокомерии стали тяготиться тем, что они стоят вооруженные, в то время как мимо них пробегает войско врагов. И тогда они напали на них самовольно, раньше, чем получили какое-либо предписание от своих начальников; напав на них с фланга, они перебили всех, кого им удалось захватить. Раз начав, они напали затем и на войско Цезаря, выстроенное прямо против них; обратив войско в бегство, они стали его преследовать, пока не взяли и лагерь, который был общим у Антония и Цезаря. Самого Цезаря в лагере не было: из-за приснившегося ему сна он остерегался этого дня, как он сам об этом пишет в своих воспоминаниях.
