Однажды в детстве со мной произошел случай, который не то что бы изменил мою жизнь, но показал мне новую грань человеческой натуры. Запомнился он мне тем, что до того случая, я и подозревала, что способна на подобный поступок.

Первые неприятные открытия, которые совершает о себе человек он, как правило, запоминает. Запоминает и хранит в самых дальних уголках памяти, боясь, как бы кто не почувствовал дурной запашок его натуры.

Мне было около девяти лет, когда это случилось. До этого мне казалось, что я очень храбрый и смелый человек, и даже в какой-то мере бесстрашный. Улица, на которой мы жили, ничем не отличалась от других улиц, которых бесчисленное множество расчеркивает лица стран и рисует морщинки на городах. Это была самая обычная улица, простая линия, чья кривая соединила богатых и бедных, счастливых, и неочень. И жила на этой улице семья, которая совершенно точно живет на каждой улице, в каждом сранном городе страны. Такие семьи принято называть неблагополучными, потому что в них либо пьющие родители, либо родители-наркоманы.

В общем, это семьи, где на детей всем насрать, потому что родители вечно под чем-то. А детей в этой семье было двое. Брат и сестра, погодки, наверное. Я помню, что брат был выше сестры и что они вечно ходили в чем-то грязном и на лицах у них тоже были грязные разводы, как будто бы они плакали, и немытыми ладошками вытирали слезы.

Мне всегда было немного жаль этих детей. Они никогда не играли с нами – детьми из семей с нормальными родителями – и их боялись другие дети улицы, считая их бандитами. Поэтому они играли в своей компании таких же неблагополучных ребят, и почему-то с ними всегда были бездомные дворняги. Странно, этих дворняг все боялись, а те, кто не боялись, задирали, поэтому и собаки были очень злыми и кидались на всех, только не на этих детей.

Возможно, эти забитые озлобленные дворняги чувствовали в тех детях родственную душу, а может, это было просто случайное совпадение. Я думаю, а впрочем, не важно, что я думаю – те собаки давно умерли, а дети выросли и наверняка спились, как и их родители. Наверняка...

Так вот, случай, о котором я хочу вам рассказать, произошел со мной летом. Родители отправили меня в магазин купить хлеба. Я уже шла обратно домой, когда увидела тех самых брата и сестру, они всегда ходили вместе, они шли мне навстречу. Сначала мне показалось, что они просто идут в магазин, но потом я поняла, что идут они ко мне. Это было неожиданно, потому что мы даже не знали друг друга. Они подошли ко мне вплотную, и брат, не здороваясь, спросил:

-Это ты вчера дразнила мою сестру и смеялась над ней?

На самом деле, я даже понятия не имела, что над ней кто-то смеялся, может, мальчики и дразнили их, но вот отдельно девочку задирать боялись, потому что все знали: ее брат очень хорошо дрался и всегда заступался за сестру. Да, если честно, у меня никогда и не было привычки смеяться и дразнить кого-то.

- Нет, это не я была. – Сказала я.

- Тогда кто? – зло спросил мальчик, и я поняла по его тону, что он мне не верит и уже собрался меня побить за то, что я обидела его сестру.

Мне стало очень страшно. Я начала придумывать способы как оправдаться перед ребятами и тогда я вспомнила, что у нас на улице жила девочка очень похожая на меня, только она была чуть ниже меня ростом и жирнее. Она могла бы смеяться над девочкой, так как вообще была достаточно злой, но я не была уверена, была ли это она или кто-нибудь другой. Правда, в тот момент мне было совершенно наплевать, кто обидел это девчонку, мне было намного важнее избежать побоев.

- Это точно была не я, но я знаю, что это сделал – сказала я, а у самой уже живот скрутило от страха, – эта та жирная девчонка, была. Она постоянно всех цепляет.

Брат повернулся к сестре, как бы спрашивая у нее так это или не так. Сестра кивнула, мол ну да, кажись и вправду жируха была.

- Так, значит, это была не ты? А как та девка выглядит, ты знаешь? – спросил мальчик. Я заулыбалась самой либезятской улыбкой и сказала, что знаю, и даже начала описывать эту девочку.

- Покажешь мне ее как-нибудь. – Спокойно сказал мальчик

- Конечно, покажу, - трусливо сказала я, ощущая себя так паршиво, как мне еще никогда не было.

Ну все, тогда, пока, – сказали с улыбкой ребята, успокоенные тем, знают кто был обидчиком, и пошли в сторону магазина.

-Пока – сказала я, и мне тоже пришлось дружелюбно улыбнуться им в ответ, потому что иначе они могли бы подумать, что я их обманула. И очень быстро пошла домой. Не оборачиваясь.

Зачем я все вам это рассказываю? Не знаю. Просто после того случая, каждый раз, когда я сталкивалась с этими ребятами, они здоровались, и мне приходилось здороваться в ответ. Это были первые и последние мои знакомые, которых я боялась и с которыми я вынуждена была здороваться.

И все это происходило только потому, что мне не хватило смелости защитить себя. Хотя, я вообще-то и не была виноватой, но тот мерзкий страх, который заставляет тебя прогибать спину и лицемерно улыбаться тому, что сильнее тебя, вынудил меня поступить так, как я никогда не поступала ни до, ни после этого случая.

До этого случая, я жалела этих ребят, потому что они были оборвышами, и у них не было таких игрушек, как у меня. Я даже хотела с ними подружиться. Но после этого случая, я поняла, что жалеть нужно меня, потому что такой жалкой и никчемной я себя никогда не ощущала.

Разумеется, мы не стали друзьями, потому что не могут быть друзьями тот, кто преклоняется и трусит и тот, кто знает, что он сильней. Но пока я возвращалась домой, я поклялась себе, что больше никогда не струшу, как там, на перекрестке у магазина. Страх бывает разным. И тот страх, который я испытала в девять лет, самый подлый страх, который заставляет тебя поступать самым низким и мерзким образом. Я дала себе слово, что подавлю себе этот страх, который превратил меня в том момент в падаль. И я сдержала свое обещание. Но тогда…

Каждый раз, когда мы встречались на улице они говорили «привет» и знали, что я вынуждена буду улыбнуться и сказать «привет». Это понимали они. Это знала я.