Львица смотрела на него зелеными глазами. Она ждала, ждала этого… Боги! О, как долго ждала она этого!… Свирепая Сохмет, именем твоим!!!…

____________________

Бестиарии поправил плащ. Солнце слепило. Зеленый песок… зеленые глаза львицы… Сейчас она прыгнет… нет… еще нет… вскочила. Хвост задрожал… прижала уши!… Ну!

____________________

С коротким рыком львица бросилась вперед… она наткнулась на плащ…

____________________

Он пропустил ее… набросил на морду плащ…

____________________

Не видно ничего… И дышать нечем… И…

____________________

Он развернулся и обрушил ребро ладони сабельным ударом на шею львицы – хруст был тихим… у нее подогнулись лапы… и она осела…

____________________

И… И… И…

____________________

Желтую львицу волокли по зеленому песку… бессмысленно колотился ее хвост, и смотрели в небо пустые глаза…

____________________

Зрелище прервалось.

– Прелестно он взмахнул плащом. Просто чудно.

____________________

О, Гай!… Я забыл. Помнишь, я тебе рассказывал о… об обезьянке?…

____________________

Ну!…

____________________

– А?… Ага. Да-да, я понял, цезарь.

– Да… Так о чем я?…

– Обезьянка…

– Обезьянка… Он прыгает вокруг меня, как обычно, а я смотрю: какой-то он желтый… даже зеленый…

____________________

Громадный стол недвижимо стоял, тупо глядя вперед. Дуче объяснял гостю новую процедуру приема посетителей: чтобы не терять времени… драгоценного времени… они от дверей до стола будут бежать.

– Бежать?

– Да! Бежать! Мчаться!…

– Интересно. Я хотел бы посмотреть… Вызови кого-нибудь… Слушай, а чего ты такой зелененький?

– Я?…

– Ты-ты. Зелененький. Болеешь, видно, бедный. Так что с тобой? Живот болит?

Муссолини не покраснел – просто не мог, видимо, по состоянию здоровья – но как бы пожелтел:

– Желудок… Да. Проблемы. И еще проблемы. Но что мы об этом?…

– А о чем же?… Дорогой, это – серьезно. Попробуй римскую диету. Значит, виноград. Много винограда – понял? да? А потом запиваешь молоком.

– Кипяченым или сырым?

– Я думаю, все равно. Тебе будет все равно. А ты можешь уже попробовать.

В дверь постучали. Принцепс отступил за портьеру. Дуче властным голосом разрешил войти – какой-то лысый угодливо вполз в кабинет и вприпрыжку помчался к столу с криком

– Слава Италии! Слава дуче!…

– Обезьянка, это гениально!…

Владыка Рима, оторопев, наблюдал его финиш у стола… потом, все так же приволакивая левую ногу, пятясь задом, тот помчался к двери, на ходу уточняя:

– Значит, мы увеличиваем врагам Италии дозу касторки? Муссолини величественно кивнул.

____________________

– Гай!… Как он после винограда с молоком позеленел!… Биде больше, чем песок арены. Настоящий зеленый!… Как он бежал!!! Быстрее, чем в Большом цирке. Ну, а запах!… Какой запах – Юпитер, по-моему, он все же не успел!…

Петроний слушал, смеялся, а сам думал о том, сколько еще ему удастся продержаться?… Месяц? Год?… Интересно даже, успею ли я: закончить свой роман. Он получается, этот роман. Да. Но могу не успеть. Ха-ха, совершенно не обязательно во всем винить императора.]ylory же я объесться персиками?… Нет, вряд ли. Я – вряд ли. H – ну… Споткнуться и упасть. Да. Споткнуться и… Главное, выбрать подходящий камень. И все же… какой там камень!… Но пока еще поживем.

____________________

Рыжая рука дернула Петрония за плечо.

– Гай, я вчера читал Софокла. Еще раз!… Я вижу себя: я – царь Фив… Вот… Нет-нет, Клавдий – мой неродной отец, но Эдип так боялся убить своего отчима, что убил отца. Лаий – это Клавдий наоборот. Вот эта дорога… вдоль нее растут грибы… убегающие жалкие слуги!… Почему слуги всегда убегают, Гай?…

Мне не смогут найти Иокасту… Агриппины больше нет. Нет ее. И я не найду Иокасту. А какое у нее было тело, Гай. Я знаю. Я знаю пожалуй столько же, сколько и Эдип…

Гай… Я – Эдип… А это – мои Фивы. Как ты думаешь, что решили Мойры?… Неужели я – Эдип?…

Без перехода цезарь, глядя на арену, заорал диким голосом: – Бей! Бей!!! -, потом опять повернулся к Петронию и спросил:

– Сыграл бы я Эдипа?… Гай, получился бы у меня фиванский царь?…

____________________

Трехногий человек споткнулся и упал… В пыль, в серую пыль – палка откатилась – он искал ее на четвереньках, нащупывая руками… Он опять был на четырех ногах…

____________________

Стол стоял намертво. Невзирая ни на что. Они сидели вдвоем за огромным столом дуче и пили. Они выпили уже много. Император выпил больше, но пьян был меньше. Возможно, потому что он был моложе… Забавно, но моложе… Держался он все же лучше. Пытался Держаться за стол… Соскочив правым локтем, он ударился подбородком о твердый край и прикусил язык… Было больно… Дуче встрепенулся, услышав пронзительный крик: «Уи-ю-ю-юй!…»

– Что такоэ?… Кк-к. – поинтересовался он.

– М-лчи, ск-тина, – злобно сказал пострадавший, потирая подбородок.

– П-чч-чему? – удивился хозяин стола. Гость задумался…

– П-чему «с-к-тина» или п-чму «М-лчи»

– П-т-му… – непонятно уперся хозяин.

– Щас п– морде д-д-дам… – император подошел к дуче и действительно ударил его по лицу. Тот заплакал. Тогда гость радостно ударил еще раз. Уже левой. Но не попал. Видимо обидевшись из-за этого, с криком:

– С-сыш-шшь, ты, уголл -ная м-р-да – попытался укусить за ухо – ухо было большим и, не помещаясь, вываливалось из зубов. Подумав, император, ударил опять правой и на этот раз попал по искомой морде. Дуче заплакал громче. Гость радостно засмеялся:

– Слл-шай меня, обезьяна!… Сл-лшай… Меня любят… л-бят! Рымл-л-не… П-нял?…

– А м-меня?

– Тебя?… И теббя макака…

А пп-тм… Ппотом… п-нял? они тебя убьют, ммартышка. А-а… и мменя… Да. Д-да… Но любятт…

____________________

Игры продолжались. Император смотрел своими близорукими глазами на арену и почти ничего не видел. Он щурился, но вдобавок ко всему солнце било в глаза – видно было плохо.

Петроний почувствовал его взгляд, обернулся…

Император, играясь изумрудом, сказал: – Помнишь пожар?… Великий пожар, когда Рим горел шесть дней и семь ночей… Когда горели дома древних полководцев, еще украшенные вражеской добычей… Храмы Богов горели – их возвели и освятили еще в годы царей…

Петроний напомнил:

– Цезарь, то, о чем ты говоришь, произошло во время повторного пожара. Он был меньше, но именно в это время были уничтожены храм Луне, посвященный еще Сервием Тулием, построенный Ромулом храм Юпитера, царский дворец Нумы и святилище Весты с Пенатами – он начался, этот пожар, в четырнадцатый день до секстильских календ – день, в который когда-то сеноны подожгли захваченный ими Рим. Во время же первого пожара все началось на Палатине и Целии. Горели жилые кварталы.

– Как хорошо ты все помнишь, Гай, – цезарь улыбнулся, по-волчьи приподняв верхнюю губу. – Но дело не в том что горело и когда. Опять по Риму ходят слухи, что в то время, когда свирепствовал огонь, я смотрел на это с Меценатовой башни, некоторые говорят, что поднялся на дворцовую сцену, и в театральном одеянии пел «Крушение Трои». Забавно.

Петроний засмеялся:

– Великий император, я поверил бы больше, если б узнал, что ты читал собственные стихи. Хотя, такой риск! Пожар – это пожар. Вот, когда умру, пускай земля огнем горит…

– Нет, Гай, пока живу!

____________________

Петроний, весело улыбаясь, изящным движением осушил кубок с фалернским, успев при этом заметить завистливый… ему, вероятно, показалось… чему завидовать?… взгляд цезаря… возможно, не завистливый, но не благожелательный…

____________________

Ничего хорошего… Ничего хорошего… это точно

____________________

Петроний вдруг неожиданно для себя почувствовал, как по ложбинке позвоночника бежит ручеек холодного пота… непроизвольно… ему вдруг стало страшно – он понял, что ему страшно… руки дрожали… мелко дрожали и стали мокрыми…