– Они побывали на Луне, – как зачарованная, повторила Урсула.

Она сразу поверила моим словам.

– А чем закончилась война? – Профессиональное любопытство не оставляло ее.

– Тем же, чем закончится и сейчас, русские победят.

– Петр, а откуда ты все это знаешь?

– Ты помнишь Оскара Штайна, рапириста из Берлинского студенческого общества?

– Да, но ведь он сейчас служит в гестапо.

– Нет, он служит в СД, у Гейдриха. – Я рассказал ей об утреннем визите Штайна и работе с радиоперехватом.

Урсула внимательно рассматривала мое удостоверение штурмбаннфюрера.

– Никогда бы не подумала, что буду пить вино в компании с майором СС.

– Ты должна уехать из Берлина на месяц, – после некоторого раздумья сказал я.

– Почему?

– Когда войска Федеральной России подойдут к Берлину, тут могут начаться ожесточенные бои, гражданским будет очень плохо. Я видел, чем закончился штурм города в сорок пятом, тогда от Берлина остались только обугленные развалины. Гитлер знает о переносе и своей судьбе. В первый раз он отравился, сейчас он решил взять с собой в могилу весь немецкий народ.

– Но я не могу бросить своего отца.

– Попроси в газете командировку, ведь тебе не откажут. Связи в Шведском посольстве у тебя есть, так что проблем с визой у тебя с отцом не будет. – Я вытащил из конверта десяток купюр: – Здесь тысяча долларов, на два месяца должно хватить.

– А как же ты?

– За меня не беспокойся, я выкручусь, а теперь тебе срочно надо идти в редакцию.

– Петр, мы никогда больше не увидимся? – в уголках ее глаз появились слезы.

– Урсула, мы обязательно с тобой встретимся, после войны. Я обещаю! – Я обнял ее и поцеловал, она ответила мне.

Через пять минут я стоял у окна и смотрел на удаляющуюся фигурку Урсулы.

Все во мне протестовало против ее ухода, мне хотелось быть с ней, наплевав на Гейдриха, Рейх и таинственную Федеральную Россию, но я не мог этого позволить.

Машина ждала меня точно в назначенном месте. Из автомобиля вышел лейтенант и открыл мне заднюю дверцу. Я сел рядом с худощавым седым оберстом, на мое приветствие он холодно кивнул. Мы ехали молча всю дорогу, но когда машина остановилась, оберст повернулся ко мне и заговорил:

– Я был против этой встречи, однако Людвиг попросил меня, и я не мог ему отказать.

Мы вышли во дворик небольшой усадьбы, и я в сопровождении оберста поднялся в дом. В гостиной меня ждал сухощавый генерал.

– Добрый день, господин Бек.

– Добрый день, – поздоровался со мной генерал-полковник. – Спасибо, Карл, не буду тебя больше задерживать.

Оберст отдал честь и вышел.

– Итак, господин Михайлов, о чем вы хотели со мной побеседовать?

– Господин Бек, Гитлер не предлагал вам возглавить генеральный штаб?

– Мне? Никогда. Хотя то, с какой скоростью гибнут его штабисты, наводит на невеселые мысли.

– Один аналитик СД предположил, что русские находят штабы, пеленгуя золотое шитье в генеральских погонах. После того как его доклад попал наверх, его самого лишили погон, – пошутил я.

– Возможно, в этом что-то есть, – серьезно ответил Бек. – Русские меня просто поразили.

– Тут нечему удивляться, все-таки техника двадцать первого века, – сказал я.

– Значит, все эти фантастические слухи правдивы?

– Да, Германия напала на Федеративную Россию из двадцать первого века. Генерал, проблема в том, что они знают все, что происходило в их истории, знают про ваши контакты с Остером, Ольбрехтом и профессором Йессеном. Сейчас в России республика, у коммунистов десять процентов в парламенте, а у власти очень популярный премьер левоконсервативных взглядов.

– Что вы хотите от меня? – сухо спросил собеседник.

– Я хочу знать, что предпримет армия в ситуации, заметьте, абсолютно гипотетической ситуации, когда исчезнет правительство Рейха.

Генерал задумался, подошел к горевшему камину, постоял и начал отвечать: – В данной гипотетической ситуации армия могла бы прислушаться к авторитетному лицу и поддержать вновь организованное правительство, созданное здоровыми силами Германии.

Но я никогда не пойду против интересов Германии и ее армии, ведь русские требуют полной и безоговорочной капитуляции.

– Знаете, генерал, не все так плохо, как кажется. В другом прошлом Германия полностью капитулировала, но страна сохранилась, хотя Вермахт убил около тридцати миллионов русских, украинцев и белорусов.

– Сколько миллионов? – ошарашенно спросил Бек.

– Война длилась еще четыре года, погибло десять миллионов немцев, американцы разбомбили все города, и девятого мая подписан акт о безоговорочной капитуляции.

Гитлер уже знает об этом, он решил подстраховаться. Вам известно о приказе расстреливать военнопленных?

Бек молча смотрел на языки пламени в камине.

– Господин генерал-полковник, как я могу связаться с вами?

Он взял с каминной полки ручку и на листе бумаги написал номер.

– Позвоните по этому номеру и спросите господина Штрайбаха.

Через минуту смятый листок полетел в камин.

Прощаясь со мной, генерал был гораздо более приветлив, чем при встрече.

Лейтенант ждал меня в машине. Я открыл дверцу и сел рядом с ним.

– Вы не могли бы подвезти меня к главному филиалу Дрезднербанка? – спросил я.

Лейтенант кивнул и завел машину.

Мне порядком надоела эта конспирация, затеянная Гейдрихом. Я прекрасно понял, что мне он отвел роль живца, на которого будут клевать все недовольные режимом. При малейшей опасности он меня сдаст, но сейчас я ему был очень нужен.

Операционный зал банка был практически пустым, после начала войны с Россией финансовая жизнь Берлина практически замерла. Я подошел к клерку, сидящему за столом в дальнем конце зала.

– Могу я узнать о состоянии счета две тысячи десять? – произнес я.

– Одну минуту, – он посмотрел в свои бумаги, – вам нужно в кабинет двести двадцать, я провожу вас.

Мы вышли через неприметную дверь из операционного зала и по узким лестницам стали подниматься наверх. Двести двадцатый кабинет оказался на пятом этаже. В кабинете за столом сидели трое солидных пожилых мужчин. Они смотрели на меня недоверчиво-презрительным взглядом профессиональных банкиров.

Самый старший из них начал беседу.

– Встретиться с вами нас попросил один очень уважаемый нами господин, и только из уважения к нему мы будем вас слушать.

Начало было очень многообещающим.

– Господа, мне известно, что вам известны проблемы, с которыми столкнулся Рейх, начав войну против Советской России, – произнес я.

Банкиры озабоченно переглянулись.

Я продолжал:

– Все перспективы получения доходов от войны для финансовых и промышленных групп рухнули, когда выяснилось, кто в действительности противостоит Рейху.

– Господин Михайлов, вы ошибаетесь, наша армия наступает в Белоруссии и на Украине, а что до Восточной Пруссии, – он пожал плечами, – это слаборазвитый аграрный район, потеря которого совершенно не влияет на экономику Рейха.

– Нет, это вы ошибаетесь, спрятав головы в бумаги, как страусы в песок. После начала войны железнодорожные перевозки упали на две трети, Рур залит водой и обесточен, в Верхней Силезии большинство шахт остановлено, а с тех, что работают, не могут вывезти уголь.

Собеседники слушали меня, не перебивая.

Я продолжил:

– Потеряны шведская и норвежская руда, румынская нефть, а к сегодняшнему дню в стране не осталось ни одного крупного завода по производству синтетического горючего. Есть большая вероятность, что швейцарские банки закроют германские счета, в Швеции уже закрыты все счета в рейхсмарках.

– Хорошо, ваша информация только дополняет известную нам картину, но что вы хотите от нас? – спросил старый банкир.

– Ничего, меня только попросили обрисовать текущую картину, – ответил я. – Единственное, что хочу добавить, в Федеральной России есть много банков и промышленных групп, имевших тесные и взаимовыгодные связи с немецкими концернами и банками.