Видеосовещание прошло по вчерашнему сценарию. Только без федеральной части. За прошедшие сутки обладминистрация была крепко перетряхнута. Ушли видных едросов: бывшего второго зама Ефимова, министра сельского хозяйства Соловченко. Впрочем, сменившие их были тоже из «ЕДРА». Вторым замом – руководителем аппарата Валерий Анатольевич поставил своего зама по Бузулуку Фогеля. Место первого зама занял возглавлявший до выборов Оренбургский район Палычев, его место зама по военно-патриотической работе и казачеству досталось моему старому приятелю – Сергею Головину, председателю Областной организации Российского Союза Молодежи. Минсельхоз возглавил бывший глава Адамовского района – Тейхриб. Шеф явно устраняет своих противников от реальной власти, при этом баланс между представителями востока, запада и центра области сохраняется. Похоже, и запрета на профессии для немцев не будет. Информация о назначении Юрия Берта спецпредставителем Президента России по Эстонии (именно «ПО Эстонии»!) только подтверждает это. Что ж, и мне с первым замом колебаться нечего.

Отчитался хорошо, орчане обещали в течение недели поддержать хлебом. В четверг, то есть завтра, к часу глав районов пригласили на расширенное Правительство области в Оренбург. В пятницу в Оренбурге будут собирать руководителей сельхозотделов. Вот, собственно, и разрешился казус с днями недели, при этом даты в документах указано ставить двойные. На вопросы по каникулам областной минобраз высказал рекомендацию учиться до пятницы, двадцать седьмого июня, а там распустить детей на каникулы до особого распоряжения.

До обеда я изучал документы по своей компетенции. Законодательство за последние дни сильно изменилось. Хроноперенос – та еще коллизия! Как теперь быть с международными договорами? Что делать с советскими гражданами из сорок первого? Где-то я об этом писал на форуме. Поищу на досуге. В одиннадцать пришли силовики. Представитель ФСБ вручил мне удостоверение Главы районной госадминистрации и подлинник Указа губернатора о моем назначении и присвоении классного чина. Симптоматично. Впрочем, после вручения корочек разговор с господами офицерами пошел быстрее. Военные твердо усваивают субординацию, а выше меня, Советника государственной гражданской службы первого класса, был только полковник Максимов от комендатуры РВСН.

Перед обедом спустился вниз, в буфете купил буханку хлеба. Утром сам ограничил выдачу хлеба в одни руки. Мера вынужденная. Обедать поехал домой. Сын сегодня был в садике. И у меня было полчаса на общение с мамой. Страх перед войной у нее сменила радость за меня, но оба этих сильных чувства сжигали ее здоровье. Решили, что в понедельник она ляжет в больницу.

Вторую половину дня я объезжал район. Говорил с людьми, знакомился с руководителями предприятий, осматривал хозяйства, магазины, школы. Шок первых дней прошел, патриотический порыв стал спадать, и бытовые проблемы снова начинали волновать сельских обывателей. Вечером записал на местном ТВ телеобращение: кадровые перестановки в районе и ситуация с хлебом давно требовали разъяснений. В девять вернулся домой. И после ужина засел за поиски своих максим по хроноинверсионному праву. На форуме ничего не нашел – по-видимому, хроноклазм – «вихрь времен» уничтожил-таки часть архивов на «В Вихре времен». Откопал часть черновиков в компе, скинул их на флешку и лег спать. Утром в 6 мне уже выезжать в область.

Утром я уже по привычке встал с первыми лучами летнего солнца. Повторив вчерашние экзекуции, я позавтракал, надел поглаженный и почищенный с вечера мамой вицмундир, поцеловал маму и спавших еще жену с сыном, и вышел к калитке. Иван уже ждал меня у машины. Это была не «внутрирайонная» «Шнива», а представительская седьмая «бэха» – BMW 750! Да, умел Шульц машины подбирать. При дотационном-то бюджете! Впрочем, теперь таких долго будет не купить.

В салоне было комфортно, удобное кожаное кресло, климат-контроль, мягкая музыка невольно расслабляли, отвлекая от тревожных и суетных мыслей последних дней. Сотку до орского поста ДПС пролетели минут за сорок. Внутрирайонные посты нас не остановили, на орском притормозили, но, увидев спецпропуск на лобовом стекле и номера с тремя буквами «О», постовой козырнул и пропустил нас. Пошли через Орск, объездная в последние дни была забита военными и полувоенными грузами, а движение в городе еще и не проснулось. На выходе из города нас снова притормозили, потом, уже на «гайском» посту, остановили, но ограничились проверкой документов водителя – «трехяйцовые номера» по-прежнему оставались по области тарханной грамотой. Интересно, а в столицах все так же борзеют с мигалками?

Разбуженную внезапным летом степь за окном сменили зеленеющие уже горы с голыми перелесками. В паре мест в поле уже работали трактора, встречались и рыбаки, спешащие поудить после комендантского часа. Поток машин практически не отличался от довоенного, только постов на дорогах стало вдвое больше да камуфлированный транспорт попадался пусть не часто, но регулярно. До Оренбурга дошли за четыре часа, еще полчаса потеряли на КПП у въезда в город. Он встретил нас обычной суетой: снующими «газелями», открытыми магазинами, спешащими по своим делам горожанами… Только рекламные щиты кое-где зияли кляксами и подпалинами: «Das Auto» и «ELENBERG» явно поменяли свой вектор популярности…

К областной администрации мы прибыли за час до начала, проезд по периметру был для граждан закрыт, нас дважды проверили, прежде чем пустить на стоянку. У входа стоял вооруженный караул, за ним пост и еще один пост уже внутри здания. По-моему, власть слишком опасалась за собственную безопасность.

Ближайший час прошел в рукопожатиях и беседах. Пятую часть собравшихся я, так или иначе, «вел» на выборах. С кем-то учился, кого-то знал по партийной линии, но с большинством был знаком заочно. За этот час заочное знакомство успело стать очным.

Без пяти двенадцать Губернатор, его замы и командующий Оренбургской ракетной армией заняли свои места в президиуме. Мы заняли свои места в зале, согласно расставленным табличкам.

Берлин встретил меня неприветливо и хмуро. За два года войны он не изменился так, как за эти три дня. На улицах практически не было автомобилей, люди ехали на велосипедах или шли пешком, толкая впереди себя маленькие тележки. Те, у кого не было тележек, несли мешки за спиной или ведра.

Прохожие, а в основном это были женщины, медленно шли по тротуарам. При виде нашей машины они останавливались и пустым, безвольным взглядом провожали ее. У лавок с заколоченными досками витринами выстроились длинные очереди. Стекла на уцелевших окнах были заклеены крест-накрест полосками бумаги, но многие окна белели свежими фанерными щитами. Проезжая по городу, я не заметил ни одного трамвая, автобусов тоже не было видно.

Перед закрытым магазином одинокий дворник подметал тротуар. Это был жалкий осколок прежней жизни, которая рухнула три дня назад.

Я попросил остановить машину рядом с кафе «Рейман». Взял свой чемодан и зашел в знакомое мне уютное помещение. Признаки войны появились и здесь. Стекла были заклеены бумагой, а вместо электрических горели керосиновые лампы. Посетители быстро подымали глаза на вошедшего и снова утыкались в маленькие ротапринтные листки. Так вот как выглядит «Панцер Бэр», объединенная берлинская газета, которую Геббельс стал печатать после отключения электричества во всех городских типографиях. Я огляделся в поисках знакомых и увидел Курта Вагнера из «Берлинер тагерблатт», тщетно укрывавшегося от моего взгляда «бронемедведем». Усевшись рядом с ним за столик, я спросил:

– С каких пор я стал таким страшным?

– С утра понедельника, когда тебя весь день разыскивало гестапо, а вчера было официально сообщено, что претензий к тебе нет.

– Да не смотри ты на меня так, под шляпой у меня нет рогов, – обратился я к репортеру. – Всего два дня за городом, и я не узнаю Берлина, что произошло?

– Война с русскими, – хмуро ответил Курт.