Тот же всплеск звериного, стадного начала произошел вслед за публикацией «Вольного проезда» — журнал напечатал в нескольких номерах роман московского писателя Владимира Успенского «Тайный советник вождя». Это была прямая, незамаскированная апология Сталина, замешанная опять-таки на исконно-посконном русском патриотизме и ненависти к евреям... В сущности, то была декларация «Памяти», и если протестовал по поводу «Вольного проезда» я один с небольшим кружочком близких мне друзей, то здесь поднялись, зашевелились многие. У меня целые дни трещал телефон. Звонили Володя Берденников, Ровенский, Черноголовина, Жовтис, звонил из Каранды Миша Бродский, грозил написать в «Литгазету», обратиться в недавно созданный «Мемориал», звонил Саша Самойленко, собкор «Литературки», звонили десятки знакомых и незнакомых людей...
Однако нужно еще рассказать об одном эпизоде, который предшествовал публикации «Тайного советника». В 1988 году меня пригласили в одну из школ — на встречу с учениками, Все шло обычным порядком, вопросы — ответы, записки, реплики... Но вдруг... Мне показалось, что я ослышался. Я переспросил... И в ответ раздалось, прошумело по рядам:
— Мы за Сталина!
Ну и ну! Меня — как обухом по голове:
— За Сталина?.. Это почему же?..
Поднялась девушка:
— Мама говорит, все тогда было дешево, и цены каждый год снижались...
Поднялся парень и — не застенчиво, как девушка до него, а напористо, с вызовом:
— Фронтовики говорят, без него бы мы войну не выиграли!...
И это после всего... Всего...
Я написал об этом случае в республиканской комсомольской газете.
Статья моя имела неожиданный реагаж: мне позвонили из издательства и предложили (чего никогда не бывало!) написать книгу. Пока я писал ее она получалась объемистой и, по сути, охватывала всю мою жизнь — и думал, думал, думал... Но так и не мог объяснить ни предполагаемому читателю, ни себе самому, как после так называемой «коллективизации» с многомиллионными жертвами, после тридцать седьмого года, после устланной миллионами трупов дороги к Берлину, после «космополитизма» и «дела врачей», после того, что я увидел и почувствовал в Караганде — как после всего этого снова, опять...
Когда в нашем «Просторе» печатался Платонов, Домбровский, Пастернак, Мандельштам, когда у нас печатались главы Марка Поповского о Вавилове, статьи Чижевского, воспоминания сестры Есенина и другие подобные вещи, тираж не поднимался выше 25 — 30 тысяч. Когда — уже без меня — был напечатан «Тайный советник» тираж подскочил до невиданной дотоле цифры — до 200 тысяч экземпляров!
Да, Казахстан был напичкан лагерями, опутан колючей проволокой, здесь были, разумеется, не только заключенные, но и охрана, охранники, естественно, должны были найти разного рода оправдания перед своими детьми, родственниками, перед самими собой... Оправданием был Сталин! Однако 200 тысяч — это были не только охранники, не только следователи, не только кегебешники... 200 тысяч — это уже был народ...
Александр Лазаревич Жовтис и я выступили по поводу публикации «Советника» в самой демократической газете Алма-Аты — в «Огнях Алатау», ее главным редактором была не только красивая, но и отчаянно смелая женщина Надя Гарифуллина. Володя Берденников опубликовал в «Казахстанской правде» статью, названную несколько старомодно, хотя и точно: «Время определить позицию». «Блистательно усвоив концепцию «Краткого курса», — писал Володя, — В.Успенский не может обойти кое-какие досадные «мелочи», имевшие место при жизни «великого человека». Эти «мелочи» нашли объяснение: оказывается, изничтожение крестьянства в конце двадцатых годов, страшная мясорубка тридцать седьмого, дальнейшие репрессии — все объясняется повышенной сексуальностью Надежды Аллилуевой и Якова Джугашвили, автор с упоением доказывает, что они находились в любовной связи... А кроме того в романе возникает сатанинская фигура Троцкого...» Когда Володя писал свою статью, о Троцком не было принято говорить, его имя с опаской поминалось в лучшем случае в нейтральном контексте. «В борьбе со Сталиным он не гнушался никакими средствами, — говорилось в романе. — Сегодня он мог вылить на Иосифа Виссарионовича ушат демагогических помоев, а завтра всенародно раскаяться....» Но какие именно «демагогические помои» лил на Сталина Троцкий, какие слова брал обратно, какими средствами не гнушался? Кто кого выставил из страны, кто кого убил в далекой Мексике с помощью своих агентов, кто расстрелял ленинский ЦК, а если идет речь о нашей республике, то кто истребил цвет нации, кто погубил сотни тысяч казахов во время сталинской коллективизации?.. По мнению В.Успенского, все это было достигнуто «чистыми средствами»... Какие же «приемы» в политике считает он «грязными»?..
Однако В.Успенского до глубины души возмущает, что «будущее нашего Российского государства по иронии судьбы пытались решать... еврей и грузин». Впрочем, Сталин «гордился славным наследием россиян и с конца тридцатых годов говорил с любой трибуны не иначе, как «мы, русские», подчеркивая тем самым непосредственную связь с прошлым... И это делает ему честь!..»
В том же номере было напечатано мое «Письмо в редакцию», в котором я заявлял о своем выходе из редколлегии журнала, письмо М.Исаева, преподавателя алма-атинского иняза, письма Л .Шефера, профессора, зав. отделом туберкулезного института, и В.Волковой, врача-бактериолога. Все они выступали против концепции «Тайного советника». В «Огоньке» появилось письмо Т.Ильиной, И.Голяк, врачей, и с ними — еще пятерых «подписантов»: «Такой апологетики Сталина, сталинизма мы еще нигде не читали, — говорилось в письме о «Советнике». — Видимо, не случайно этот роман был привезен именно в Казахстан, где так сильна кунаевщина, а с нею и сталинщина....»
Потом в «Казахстанской правде» была напечатана ответная статья Толмачева, в Союзе писателей состоялось обсуждение романа, с критикой «Советника» выступали Галина Черноголовина, Руфь Тамарина, Виктор Мироглов, Николай Ровенский, философ Ротницкий, Сергей Злотников, молодой инженер-конструктор, попытавшийся ответить на кардинальный вопрос, им же самим и поставленный:
— Почему сильны эти консервативные настроения?.. Потому что часть нашего населения, которая гордится Сталиным, сделала очень неплохую карьеру, получает хорошую пенсию... А где, скажите, люди, которые нажимали на гашетки? Они среди нас. Они воспитали детей и внуков в своей вере... В конце концов то, о чем мы сейчас говорим, это отношение не к Сталину, а отношение к жизни... Многие хотели бы повернуть вспять гласность, демократию, заткнуть рты...
Выступил я, несколько раз меня пытались согнать с трибуны... В ответной речи ветеран с орденскими колодками на груди, кажется, преподаватель из университета, возразил — и мне, и тем, кого считал своими злейшими оппонентами:
— В последнее время модно стало говорить о Сталине, что это грязное пятно в нашей истории. Но Сталин был вождем народа, генеральным секретарем партии и нашего советского государства... Был вождем партии Хрущев, был вождем Брежнев! Вот и надо сопоставлять, чего мы достигли и при ком! (В зале шум, аплодисменты).
Вскоре «Тайный советник» был выпущен в Москве «роман-газетой» огромным тиражом. В Алма-Ате мы попытались создать литобъединение со своим периодическим органом, но те же люди, которые, публикуя «Тайного советника», трубили о «плюрализме», «свободе слова», «демократии», разрушили наши замыслы, объединение «Публицист», в которое входило более двадцати литераторов и журналистов, распалось...
19
25 лет назад в издательство «Жазуши» шли широким потоком письма читателей, разделявших позицию романа «Кто, если не ты?..» 25 лет назад... Что случилось теперь, в эпоху «перестройки», расцвета гласности и «плюрализма»?..
20
Разобраться в этом в какой-то мере помогает история...
Когда Достоевский стал издавать свой «Дневник писателя» с ярко выраженной антисемитской направленностью, он получил письмо от девушки-еврейки, в котором она возмущалась несправедливыми нападками на свой народ и говорила о его многострадальной судьбе. Достоевский ответил ей на страницах своего журнала. Да, судьба еврейского народа — многострадальна, но разве у русского народа, столетия томившегося под игом крепостного права, судьба более счастливая?..
