Предисловие
От автора
ШЕРЕМЕТЬЕВО-2
КТО МЫ? ОТКУДА? КУДА ИДЕМ?..
КРОНА И КОРНИ
"ПОКА ДЫШУ — НАДЕЮСЬ!..״
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ
Анна Герт
БЕЗДОРОЖЬЕ
СКАЗКИ О ЖИДО-МАСОНАХ И ПРАВДА О "ЧЕРНОЙ СОТНЕ״
notes
1
2
3
4
7
8
9
10
Современные вариации на библейскую тему
Один язычник пришел к рабби Гиллелю и сказал:«Научи меня всей Торе, пока я стою на одной ноге, и я приму иудаизм». Рабби Гиллель ответил:«Не делай другому того, чего не хочешь себе. Все остальное — комментарий к этому».
Сидур, «Поучения отцов»
СОДЕРЖАНИЕ:
ЭЛЛИНЫ И ИУДЕИ
Шереметьево-2
Кто мы? Откуда? Куда идем?
Крона и корни
"Пока дышу - надеюсь"
Примечания
ПРИЛОЖЕНИЕ
Анна Герт.
Бездорожье
Сказки о жидо-масонах и правда о "черной сотне"
Предисловие
"Эллины и иудеи" — это книга о том, как человек познает самого себя...
Это не роман, не плод авторского воображения. Это книга-документ, книга-репортаж, где все достоверно — от первой до последней строки. В ней нет сочиненных ситуаций и лиц, — все пережито автором, происходило на его глазах.
...В провинциальный литературный журнал прислан сенсационный материал, принадлежащий перу известной поэтессы, трагически погибшей в начале сороковых годов. Готовится публикация, которая преследует отнюдь не литературную цель, а должна сделать журнал участником разнузданной антисемитской кампании, развязанной в годы перестройки "Памятью", "Нашим современником", десятками черносотенных газетенок.
В редакции происходит раскол. Вчерашние товарищи становятся противниками, друзья — врагами. Конфликт перерастает редакционные рамки, захватывает литераторов, журналистов, читателей, в него включаются различные инстанции, представители властей... Рассказ о немногих людях, решившихся на протест против антисемитской акции, превращается в широкую панораму жизни взбудораженной небывалыми переменами страны, когда утративший прежние позиции истеблишмент рвется к реваншу, стравливая нации, апеллируя к "голосу крови", обвиняя во всех бедах инородцев, спасти от которых страну может лишь новый фюрер...
"Эллины и иудеи" — своего рода лирико-философское эссе с контрастными экскурсами в прошлое, в историю России, в круговорот идей, бурлящих в ней уже два века — от Чаадаева до Солженицына и Сахарова, от классиков-славянофилов до "Протоколов сионских мудрецов". В авторские размышления вплетаются тексты из Талмуда и параграфы Нюрнбергских законов, отрывки из статей Владимира Соловьева и цитаты из писаний нынешних юдофобов.
И тем не менее, "Эллины и иудеи" не сконцентрированы на судьбе одного еврейства. Национальные страсти захлестывают мир, колеблют землю — будь то Америка или Европа, Ближний Восток или Кавказ. Можно с известной уверенностью полагать, что мир не погибнет от ядерной катастрофы, поскольку человечество в этой области выработало некоторые паллиативы, но пока оно не придумало средств спасения от ксенофобии, взаимного ожесточения, дымной, заволакивающей разум ненависти. Всем этим пользуются те, кто жаждет разделять, чтобы властвовать. Однако люди видят друг в друге злобного, коварного врага только до тех пор, пока они ничего или очень мало знают друг о друге, пока сознание их сковано кандалами стереотипов. "Не делай другому того, чего не хочешь себе", — говорили еврейские мудрецы. Об этом — "Эллины и иудеи": о том, чтобы увидеть в "другом" прежде всего подобного себе человека...
"Эллины и иудеи" — это глубоко личная книга, книга-исповедь. В ней писатель рассказывает о себе, о своей семье, о людях, которые ему близки, и о тех, чьи убеждения ему враждебны. А главное — о том, что вопреки всему мир един и не делится на эллинов и иудеев... Быть может, последняя мысль и явилась причиной того, почему эта книга до сих пор не была издана в России. Хотя в куда более трудные для свободного слова времена ее автором были опубликованы — правда, в изувеченном цензурой виде — десять книг, среди них романы "Кто, если не ты?..", "Лабиринт", "Ночь предопределений", "Приговор".
От автора
Известно, что книги, как люди, имеют свою судьбу.
Эта книга — тоже.
Я закончил ее в 1990 году. О том, чтобы обратиться с нею в государственное издательство, не могли быть и речи. В Алма-Ате, где я жил тогда, в то время начинали создаваться частные издательства, и я отнес рукопись — еще тепленькую — в одно из них.
Издатель взялся ее напечатать, присовокупив при этом, что ему все равно, какого рода впускать литературу — антисемитскую или наоборот... Была бы прибыль, прочее его не интересует.
У меня имелись другие — возможно, несвоевременные — представления о порядочности, о бизнесе, я не хотел, чтобы эта книга попала в грязные руки.
В Москве, в самом тогда демократическом издательстве рукопись приняли с радостью, включили в план, но... напечатать не рискнули: набиравшая силу "Память" и ее бравые сподвижники распространяли списки тех, с кем они вскоре намерены рассчитаться. Мне показали список, в котором значилась фамилия моего предполагаемого редактора.
Находясь в эмиграции, я попытался связаться с издателями в Нью-Йорке, уж там-то, в демократическом государстве, страшиться некого... Мне сказали: — о'кей, книгу Вашу мы издадим, но Вы должны за это заплатить...
Платить мне было нечем.
Рукопись пролежала без движения шесть лет.
И вдруг, когда я уже не чаял увидеть ее напечатанной, появилась надежда... Надежда ее издать, не меняя ни строчки. И где же?.. В России. То есть там, где сумеют ее прочесть — русские, евреи, казахи, все, для кого она предназначалась...
Надо ли говорить, как я был рад?..
Но радость моя вскоре сменилась сомнениями. За эти годы в России, в Казахстане, во всем мире многое успело перемениться. Переменился и читатель, которого я видел перед собой, когда писал. Не устарели ли моя книга, не умерла ли, так и не родившись?..
Но изменился не только мир, кое-что изменилось и во мне самом. Переместившись из одного полушария в другое, я физически ощутил, какая она маленькая — наша Земля. И понял, что повсюду на ней — если вникнуть — происходят одни и те же процессы: человеческое общение все больше вытесняется компьютерами, любовь — сексом, высокие, выверенные веками духовные ценности подменяются эрзацами, дешевкой, тем, что запросто можно сработать, купить, продать. Но главная, самая главная опасность — не в этом. Главная угроза миру — тупой, примитивный, агрессивный национализм.