– Малыш Гарри пропал, – выпалил мистер Реймондс, едва мы переступили порог служебного помещения.

– Сколько лет малышу?

– Пять.

Черт побери.

Понятия не имею, куда смотрел этот идиот, потерявший пятилетнего ребенка на космической станции. Тут есть масса мест, в которых может спрятаться непоседливый пацан, и масса мест, прятаться в которых чрезвычайно опасно и взрослому. Те же нижние ярусы, которые требуют ежедневного планового осмотра…

– Давно это произошло?

– Не знаю. Я отлучился из своего номера, а когда вернулся, его уже не было… Он каким-то образом умудрился открыть дверь и…

– Когда вы заметили, что его нет?

– Минут двадцать назад.

Я попытался представить, как далеко может забраться на нашей станции оставленный без присмотра ребенок за двадцать минут. А скорее всего, времени прошло больше, так что очертить зону поисков можно только примерно…

– Как долго вас не было в номере?

– Около двух часов…

Нет, ну что за идиот? О чем он вообще думал, оставив пятилетнего ребенка на два часа? И где он эти два часа разгуливал, позабыв о родительской ответственности? Если ребенок покинул номер хотя бы полтора часа назад, теоретически его можно искать в любой точке станции, открытой для свободного доступа.

– А малыш Гарри… Вы понимаете, он обожает везде лазить… Попав в новую для себя обстановку, он наверняка нервничает и… словом, я боюсь, он может залезть куда-нибудь…

– Я тоже этого боюсь, – сказал я. – А вам не кажется, что, попав в новую для себя обстановку, малыш Гарри нуждался в более пристальном внимании?

– Э-э-э… это моя ошибка, я признаю…

Я махнул рукой. Сейчас не время признавать ошибки и искать виноватых. Космические станции – это довольно опасное для детей место, и чем раньше мы найдем малыша Гарри, тем спокойнее нам всем будет.

За пультом диспетчера сидел молодой парень по имени Фил. Наши смены совпадали нечасто, поэтому, кроме имени, я почти ничего о нем и не знал.

– Какие меры предприняты?

– Я дал распоряжение патрульным, – сказал Фил. – Кроме того, известил техперсонал, чтобы они внимательнее смотрели по сторонам. Надо бы привлечь народ из других смен, чтобы сформировать поисковые команды, но для этого моих полномочий недостаточно.

Поэтому он и вызвал меня.

А еще для того, чтобы свалить на меня ответственность за поиски. Для чего же еще существует начальство?

Я вполне понимал его чувства и еще некоторое время назад сам поступил бы точно так же. Но беспокоить главу службы безопасности пока еще незачем, а больше начальников у меня здесь и нет.

Я не люблю ответственность. Чем больше ее падает на мои широкие тренированные плечи, тем неуютнее и скованнее я себя чувствую. Жаль, что во взрослой жизни почти невозможно устроиться так, чтобы нести ответственность только за самого себя.

Привлекать к поискам ребят из других смен – это крайне непопулярное решение, которое очень не любят принимать люди вроде меня. Кроме того что оно непопулярное, оно еще и мало чего дает. Люди работают спустя рукава и в свое законное рабочее время, что уж тут говорить о времени, отведенном им на отдых. Здесь мало чего происходит, а это расслабляет даже тех, кто по служебному расписанию должен быть особенно бдительным. Небольшая космическая станция на самой границе исследованного сектора космоса…

Собственно, поэтому мы ее и выбрали.

Я уже было собрался дать сигнал «тихой тревоги», чтобы привлечь для выполнения задачи всех дееспособных на данный момент сотрудников, в то же время не нервируя гражданских, как заработал коммуникатор Фила и нам сообщили, что во втором зале прибытия происходит что-то странное. Справедливо рассудив, что тридцать секунд уже ничего принципиально не изменят, а тревогу можно поднять откуда угодно, лишь бы связь работала, я выдвинулся в сторону странного, а Рома, мистер Реймондс и Фил последовали в моей кильватерной струе. В конце концов, источником происходящих странностей мог оказаться и пропавший малыш, а тогда отрывать людей от отдыха будет совсем необязательно.

Еще двое охранников ожидали нас у стойки учета пассажиров, и, судя по их напряженным позам и задранным головам, странное происходило где-то под потолком, в сложном переплетении труб, кабелей и воздуховодов.

– Шикарно смотритесь, парни, – сказал Рома. – Скульптурная композиция «Смотрящие вверх» работы пока неизвестного мастера. Чего там?

– Понятия не имеем, – был ответ.

– Орлы! – сказал я. – Бдительность на высоте, наблюдательность вообще зашкаливает. А если это диверсант?

– Да кому мы тут нужны?

Ну и как прикажете работать с этими людьми? Они явно не проходили через учебку под присмотром дружелюбных сержантов и не стажировались в отряде «Черных драконов» Леванта под надзором не менее дружелюбных офицеров.

Однако строить их по стойке «смирно», заниматься строевой и политической подготовкой и всячески развивать их боеготовность у меня не было ни времени, ни желания. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, а гигантская волна уже нависла над всеми разумными обитателями исследованного сектора космоса, и до потопа осталось не так уж много времени. Кто-то научится плавать самостоятельно, а кто-то станет кормом для рыб.

Под потолком метнулось что-то черное и стремительное, как бросающийся в атаку скаари. Впрочем, размерами до взрослого ящера оно явно недотягивало, а детенышей скаари за пределами Гегемонии никто никогда не видел. По данным разведки, несколько веков назад у скаари возникли какие-то сложности с воспроизводством и они берегут свой молодняк.

Что-то черное мелькнуло снова, и в голову полезли кадры из просмотренного в прошлой жизни фильма «Чужой». А ну как эта дрянь уже отложила где-нибудь свои яйца, и в ближайшем будущем станцию ожидает нашествие жутких зубастых монстров… И ни одного лейтенатна Рипли под рукой…

– Похоже, что это малыш Гарри, – вдруг сообщил нам мистер Реймондс, и беспокойство в его голосе смешалось с облегчением.

Я еще не успел толком подумать о пятилетнем ребенке, способном забраться на такую высоту и так лихо прыгать по воздуховодам, как Рома озвучил мои сомнения:

– Это и есть ваш малыш? Там, наверху?

– Ну да, – раздраженно сказал мистер Реймондс. – А кто же еще? Или вы думаете, что на станцию одновременно прибыли два орангутанга и оба сбежали от своих владельцев?

– Орангутанг?! – возопил Фил. – Так все это время речь шла об орангутанге?

– А о ком же еще? – удивился мистер Реймондс.

– Вы идиот, – сказал я ему. – Вам трудно было сразу сказать, что малыш Гарри – это животное? Фил, ты тоже идиот, раз не задал ему самый главный вопрос и заставил людей искать не то и не там. И я идиот, потому что чуть не пошел на поводу у вас обоих и не поднял тревогу.

– Зато я – красавчик, – сказал Рома. – Потому что стою в сторонке и наслаждаюсь моментом.

– Животное?! – возопил оскорбленный в своих чувствах мистер Реймондс, который выхватил из моего спича только начало, а остальное пропустил мимо ушей. – Это, по вашим словам, животное – плод научного эксперимента, орангутанг с форсированным разумом, и по уровню развития он превосходит многих знакомых мне людей!

– Такие знакомства едва ли свидетельствуют в вашу пользу, – заметил ехидный Рома, продолжающий стоять в сторонке и наслаждаться моментом.

Мистер Реймондс задохнулся от возмущения.

– Не хами, – строго сказал я Роме. – А то в угол поставлю.

– По какому праву, интересно? Я тебе не подчиняюсь.

– По праву сильного, – сказал я.

– Это все здорово, конечно, – сказал Фил. – И что малыш Гарри нашелся, и что вы, парни, такие остроумные. Но мне интересно другое: как мы будет его оттуда снимать?

– Запросто, – сказал я. – Возьми ключи от арсенала и принеси мне винтовку.

– Вы с ума сошли! – Оказывается, мистер Реймондс вовсе не задыхался, а копил силы для нового вопля. На нас уже стали оборачиваться пассажиры, сошедшие с недавно прибывшего корабля и тонкой струйкой тянувшиеся к стойке регистрации. – Даже думать об этом не смейте! Это же живое существо! И очень ценное для науки, не говоря уже о его чисто материальной стоимости!