Ехать верхом на медведе – совсем не то, что ехать верхом на лошади. Медведь намного крупнее, даже не обхватить спину ногами, как на лошади. Сначала я вообще не шевелилась – сидела как прибитая, согнувшись и поджав под себя ноги. Как только он начал двигаться, я инстинктивно схватилась за шерсть у него на загривке, чтобы не упасть.
Но через несколько часов мои мышцы затекли и ноги одеревенели. Поэтому я набралась храбрости и начала ворочаться, пытаясь найти положение поудобнее. В конце концов я подогнула одну ногу под себя, а другую свесила. Держаться ногами не было необходимости. Несмотря на приличную скорость, движения медведя были на удивление плавными, а спина настолько широка, что достаточно было крепко держаться за толстую шкуру, чтобы не упасть.
Мех медведя удивил меня. Он был мягкий, словно кроличий, но гуще и длиннее. Когда я погрузила в него руки, окоченевшие от холода, мех скрыл их до локтей.
Он был таким теплым! Пальцы тут же согрелись. Ноги, погруженные в него, тоже не мерзли.
Но верхняя часть туловища продрогла, и я накинула плащ. Вспомнила о том, что Недди не поленился и сколол куски материи, и из глаз полились слезы. Лучше не думать о Недди.
Вместо этого я стала думать о звере, на спине которого ехала. Я вспомнила, как выдумала себе товарища для путешествий в детстве. Как часто я представляла себя едущей верхом на замечательном белоснежном медведе!
Он двигался намного быстрее, чем можно было ожидать от такого огромного животного, и к рассвету мы ушли очень далеко – в местность, которую я никогда раньше не видела. Кругом был глухой лес: елей и сосен становилось все меньше, стеной стояли лиственные. Мы по-прежнему шли на юг.
Путешествие длилось семь дней.
На это время я впала в какое-то странное состояние – может, действовало заклинание или чары. За все семь дней я не поела, не попила, не поспала. Самое странное, что я не чувствовала ничего, кроме сильного волнения. Мне все казалось интересным, я все запоминала: живую зелень неизвестных растений, далекие песни необычных птиц и даже приближающийся запах моря.
Когда медведь наконец остановился, я даже удивилась; соскользнула со спины и приземлилась на песок. Затаив дыхание, я села и огляделась. Мы остановились на берегу – волны плескались чуть ли не в двадцати футах от нас. Светало: с востока едва показались первые лучи солнца. Судя по тому, что мы шли на юг, это, видимо, было южное побережье Северного моря. Мне стало жутко интересно. Мой дедушка плавал по этому морю, а до него – прадедушка. Я уже давно обещала себе, что когда-нибудь доберусь до Северного моря, хотя, конечно, и не предполагала, что все произойдет таким образом.
Краем глаза я заметила, что медведь вертит в лапах что-то маленькое и темное. Потом он развернул предмет лапой. Тот стал растягиваться и расти.
Я зачарованно наблюдала за ним, а медведь подошел ко мне. Не успела я сообразить, что происходит, как оказалась упакованной с головы до пят во что-то мягкое и гибкое. Оно было коричневое, пахло рыбой и мускусом, и я решила, что это тюленья кожа. Потом медведь натянул ее мне на голову, и я почувствовала, как меня легонько похлопывают по бокам, словно я маленькое дитя и мама подтыкает одеяло со всех сторон, чтобы было тепло и уютно. Вдруг что-то надавило мне на шею и плечи. Меня подняли, и мы пошли дальше. Свет и звуки изменились, стали глуше.
Даже ничего не видя, я поняла, что мы под водой.
Сначала меня охватила паника, я испугалась, что не смогу дышать. Но скоро обнаружила, что дышу как обычно и сосредоточилась на ощущении подводного путешествия, стала думать о том, что меня, запеленатую в тюленью шкуру, несет большой медведь, видимо осторожно схватив зубами.
Мы пробыли в море недолго. Плавал медведь еще быстрее, чем двигался по суше. Странная печаль охватила меня, когда я почувствовала, что мы вышли из воды и я лежу на берегу. Медведь быстро вытащил меня из кокона, и вот я уже снова сидела у него на спине. Мы шли по совершенно незнакомой земле.
Только однажды он заговорил. Это случилось вскоре после того, как мы вышли из моря. Мы пробирались через каменистую, покрытую буйной растительностью долину, в которой было множество стремительных ручейков со скользкими камешками.
– Тебе страшно? – донеслись слова глубоко из груди зверя.
– Нет, – ответила я.
Это была правда. Я внимательно все осматривала, прислушивалась, впитывала все ощущения: от дуновения ветерка и мерного колебания подводного мира до разнообразных цветочных запахов в воздухе южного края. Я была так этим увлечена, что даже и не думала о том, куда мы направляемся и что там должно произойти.
Но потом, на шестую или седьмую ночь, я вдруг об этом задумалась. Должно быть, почувствовала, что путешествие скоро закончится.
Когда мы уходили с фермы, луна убывала. Сейчас она еще ярко светила, поэтому все вокруг было хорошо видно. Местами встречались горы – маленькие и зеленые, не высокие и зубчатые, как в Норвегии. Сосен вообще не было. Вокруг буйно росли лиственные деревья, некоторые ярко цвели. И запахи носились в воздухе совсем другие: густой и сильный запах земли, цветов и зрелых фруктов.
Вдруг я почувствовала сильный голод, захотелось пить. Интересно, медведь тоже был голоден? Мне пришло на ум, что он, должно быть, собирался съесть меня в конце путешествия. Я задрожала, хотя было тепло.
Мы шли вдоль подножия небольшой горы, пробираясь через густой лес, заросший какими-то кустами с острыми колючками, которых раньше я не встречала. Я не видела никакой тропинки, но медведь шагал очень уверенно. Мне казалось, что он ходил здесь много раз.
Внезапно он остановился – через семь дней и ночей постоянного движения. У меня даже голова закружилась. В ушах стоял звон, в желудке урчало, а горло пересохло.
Медведь опустился на передние лапы, как тогда, когда я прощалась с Недди, и я поняла, что он хочет, чтобы я спустилась. Это оказалось труднее, чем в прошлый раз: после семи дней и ночей без еды, питья и сна я очень ослабла и просто съехала на землю.
Медведь отступил на шаг и глухо зарычал – я разобрала даже несколько слов, но не смогла понять, чего он хочет. Но тут раздался легкий свист, и часть горы внезапно развернулась, как будто это была огромная дверь. Вход в гору оказался открыт, внутри мерцал приглушенный свет.