Они поели, не разжигая костра, и обошлись без горячего кофе, удовольствовавшись провизией из седельных сумок. Это была жизнь охотника, выслеживающего дичь; впрочем, каждому из них приходилось переживать и худшие времена.

Хартли первым вскочил на лошадь. Проверив, заряжены ли пистолеты и ружье, он с высоты седла окинул своих наемников взглядом, полным холодного презрения.

– Последнее напутствие, джентльмены. Филдинг мой. Но первый же из вас, кто прикоснется к женщине, окажется под прицелом моего пистолета.

Ньют Джонсон ответил ему взглядом, полным такого же холода и презрения.

– Мы не убиваем скво, Хартли. Если бы мы пожелали девчонку, то давно добрались бы до нее.

Губы Хартли растянулись в подобии улыбки.

– И все же постарайтесь не подстрелить ее случайно. Она дочь моего друга, и ее нельзя осуждать за скверный вкус при выборе мужа. Не хочу обагрить свои руки ее кровью.

Мужчины, стоявшие подле Хартли, были опытными наемными убийцами, у каждого из них был свой нелегкий жизненный путь. Убивали же они в основном из алчности, и ни один из них прежде не встречал такого человека, как этот странный англичанин, пытавшийся защитить женщину, одновременно убивая ее мужа. Прежде им не встречался человек, который убивал бы просто потому, что считал это справедливым и правильным, и от этого им всем было немного не по себе. Возможно, сознание того, что человек, нанявший их, был способен без особых раздумий убить любого из них, хотя платил им за убийство другого, вызывало у них неприятное чувство.

Он им не нравился, и они не доверяли ему, что, впрочем, не мешало им брать у него деньги и выполнять заказанную им работу. И каждый из них втайне радовался, что работа эта, как видно, близилась к концу.

Наконец один из них, прищурившись, проговорил:

– А стадо будет нашим?

– Поступайте с ним как знаете. Но советую вам особенно не шуметь, джентльмены, и не гнать скот во всю прыть.

Мужчины проверили свое оружие и подтянули подпруги. Затем молча уселись в седла и направили своих лошадей в ночь.

Кид Бейкер отстал от остальных и поехал вровень с Джонсоном, замыкавшим кавалькаду. Они и прежде всегда держались вместе и считались приятелями.

– У меня скверное предчувствие, дружище, – проговорил Кид.

Джонсон посмотрел на него с удивлением. Ему казалось, что эта работа совсем простая. Им предстояло напасть на лагерь, когда люди в нем только просыпались, когда их головы еще затуманены сном, а руки отяжелели. Человек, стоявший ночную вахту, должен был отправиться завтракать. Женщина должна была пойти в лес собирать ветви для костра. Казалось, что все очень просто, дело верное.

Однако приятели были опытными и осторожными людьми, и они прекрасно знали, что риск существует во всяком деле.

С минуту поразмыслив, Джонсон спросил:

– Как думаешь, человеку дано знать, когда он умрет? Кид тоже задумался.

– Не знаю, – ответил он наконец. – Впрочем, если бы и знал, то это ничего бы не изменило.

– Думаю, ты прав, – кивнул Джонсон.

После этого приятели не обменялись ни словом, потому что все пятеро уже приближались к лагерю, погруженному в сон. Остановившись, они довольно долго приглядывались, изучая лагерь. Потом, переглянувшись, взялись за дело.

После беспокойного сна Элизабет проснулась раньше обычного. Она инстинктивно протянула руку к Джеду, но рука ее нащупала только холодную и влажную от росы траву. „Как долго еще? – спрашивала она себя. – Как долго еще я буду искать его рядом с собой?“

В синих предрассветных тенях она могла различить спящих мужчин, расположившихся довольно далеко вокруг нее, – Рио, Дасти и Скунса. Наверное, Джед скоро присоединится к ним, возможно, он уже близко. Она не представляла, что увидит в его глазах, когда он посмотрит на нее. Она знала только одно: ее сердце разрывалось на части.

Накинув на плечи одеяло, чтобы защитить себя от утренней прохлады, Элизабет поднялась и направилась к костру, уголья которого еще тлели. Было слишком рано начинать готовить завтрак, а будить мужчин, столь нуждавшихся в отдыхе, она не хотела. Однако на угольях еще можно было сварить кофе.

Элизабет подбросила несколько веток в догорающий костер, и они тотчас же занялись и ярко разгорелись. Потом она положила на них несколько более толстых сучьев, собранных накануне в лесу, и теперь настало время наполнить водой пустой кофейник.

Тяжелый кофейник глухо звякнул, когда Элизабет случайно задела им о камни. Дасти тотчас проснулся и нащупал свое ружье.

Элизабет прошептала:

– Прошу прощения. Спите, Дасти.

Он уставился на нее затуманенными глазами.

– Куда вы?

– Всего лишь к ручью за водой. Дасти приподнялся.

– Вода – моя работа, – пробормотал он, потянувшись за шляпой.

– В таком случае выполняй ее, – проворчал Скунс. – И не мешай спать остальным.

– Миссис Филдинг, подождите! – Дасти уже натягивал сапоги. – Вы не должны бродить одна в темноте.

Элизабет остановилась. Она знала, что лучше подождать, а иначе не избежать шума. Дасти перебудил бы всех. Он уже заткнул за пояс пистолет, взял ружье и поспешил за ней.

Их столь раннее пробуждение потревожило белку; шурша ветвями, она перепрыгнула с одного сука на другой. Высоко над головой пролетела, шелестя крыльями, летучая мышь. Что-то треснуло под ногами среди сосновых игл. А потом – тишина. Вот только… Элизабет показалось, что среди лесных теней она уловила какое-то движение, чуждое этому месту и часу.

Но что именно ее насторожило? Возможно, жизнь под дамокловым мечом – ведь ей постоянно угрожала опасность – обострила ее чувства и сделала нервы особенно чувствительными к восприятию того, чего прежде она никогда бы не заметила. Во всяком случае, она уловила какое-то движение и замерла.

За секунду до того, как Элизабет отчетливо расслышала щелканье взводимого курка, она закричала:

– Дасти, берегитесь!

Дасти тотчас рванулся к ней, стреляя в сторону леса. Из-за сосен ему ответили огнем. Скунс и Рио мгновенно вскочили на ноги и схватились за оружие; казалось, что стрелять для них – так же естественно, как дышать. Элизабет уронила кофейник и увидела, как зашатался и упал навзничь Дасти. Рубашка на его груди стала красной.

Все произошло мгновенно. Только что она кричала – и вот уже держит на коленях голову Дасти. Вокруг нее гремели выстрелы, но Элизабет словно не замечала этого – смотрела в безжизненные глаза своего мертвого друга.

Минуту назад Дасти был жив, а теперь он лежал мертвый. И Элизабет знала, что больше он не будет смеяться, что она больше никогда не услышит его голоса. Дасти был мертв, безжалостно убит – так убивает охотник лося или оленя. Но это было… несправедливо, и в этом не было никакого смысла…

– Не-е-ет! – Крик ярости, крик гнева вырвался из груди Элизабет.

В следующее мгновение она увидела, как Рио сделал резкое движение – пуля угодила ему в плечо, и тотчас же по рубахе расплылось красное пятно. Она видела потемневшее лицо Скунса, который что-то кричал ей.

Элизабет вытащила пистолет из-за пояса Дасти. Рукоятка его была липкой и скользкой от крови. И теперь уже ярость разрывала ее сердце. Теперь она уже ничего не боялась. Она потянула за спусковой крючок – и тотчас же отпустила его. Она даже не почувствовала отдачи, не почувствовала, как вспышка обожгла ей лицо. Она испытывала лишь безумную радость.

„Вы не сделаете этого со мной, – думала она с яростью. – На сей раз я не позволю!“

Смущенные стрельбой из пистолета со столь близкого расстояния, нападавшие отступили, и это позволило людям Джеда занять более выгодные позиции, в чем они очень нуждались. Вскоре снова началась перестрелка, и теперь в лесу со всех сторон слышались выстрелы.

А розовый рассвет тем временем окрашивался новой кровью. Кид Бейкер почувствовал, как его живот обожгло огнем, и повернул голову, чтобы увидеть свой последний в жизни восход солнца. Билл Джонс даже вскрикнуть не успел – пуля угодила ему в голову. Ньют Джонсон отступал и теперь стрелял только для того, чтобы прикрыть свое отступление. Брукс Янг, рука которого повисла как плеть, обратился в бегство, не теряя времени.