- Почему тогда ты полагаешь, что сможешь защитить Весну? - неожиданно вмешался шуэ. Егерь поднял на него оценивающий взгляд, принимая во внимание панибратское "ты", и широко улыбнулся:

- А мне думалось, вчетвером странствовать веселее. Тем более уж больно надоело на одном месте сидеть!

- Вчетвером... - передразнила племянница и насупилась: - Как бы не ввосьмером...

Болотные эльфы заверещали разом, подлетев высоко над их головами. Гостиница дрогнула, от фундамента до шпиля башни Спящей Красавицы окутавшись паутинкой электрических разрядов, и полоса второго этажа облегчённо фыркнула четвертью окон. Раздался дикий визг, а вслед за этим громкий с надрывом голос феи-крёстной: "Ах вы, старый болван!! Я вам покажу, как испытывать на моей девочке свои бредовые изобретения!! И нечего мне тут мямлить! Мужчина вы или тыква безмозглая?!.. Дорогая! Хочешь, я превращу этого чурбана в крысу?!.."

- Сматываемся, - Владимир ловко зацепил ремень на талии жёнушки и потянул её обратно. - Не будем мешать установлению новой власти... - и для верности втолкнул девушку в перемещающий Круг первой.

-- * *

Славный город Багдад За неделю до описываемых событий

Отец всегда говорил ему, что дворец эмира - это драгоценность, оправленная в драгоценность. И нет никакого счастья в том, что любой непосвящённый может узреть её и захотеть прикарманить на насущные нужды хотя бы кусочек. В то время как их дом - это драгоценность, обмазанная глиной и запечённая в печи. Но от того она не перестаёт быть драгоценностью. Какое несчастье в том, что обветшалые наружные стены с неприглядными окошками не привлекают праздношатающихся и уличных воров? Облицованные мрамором коридоры и помещения давали желанную прохладу; шелка, парча и бархат - усладу для глаз и удобство; а возможность не давать никому отчёта в своих действиях - усладу для самой чёрной души и раздолье для честолюбивых помыслов. Волшебники эмира ни разу за всю историю

37

существования дома тёмных колдунов даже не подумали приблизиться к названному "приюту для бедных и убогих". Специально для того чтобы и дальше не появлялось подобных мыслей, под навесом у стороны здания, повёрнутой к улице, рассаживали с десяток сирых попрошаек, за которыми ухаживала старая толстая вдова в скорбном тряпье. Добропорядочных жителей Багдада как-то не особенно волновало, что сердобольная женщина живёт здесь уже не одну сотню лет... Да и потом: к кому побегут те же горожане, когда одни молитвы и лекарства не способны будут излечить от смертельной болезни близкого родственника! Или когда пустынный гуль нападёт на любимого мужа! Или же старшая жена захочет вернуть расположение подуставшего от неё супруга!

Нет, их драгоценность в глиняной оправе любой за счастье почтёт поносить на груди вместо самого прекрасного камня! А то, что сборщики налогов и стража не брезгуют принять от "приюта" мешочек-другой золотых, - так то лишь скромная - почти добровольная, заметьте! - благодарность. Ни один из них не посмеет взять больше разумного, ведь все мы живые люди...

Однако в ту лунную ночь не о наставлениях отца были мысли молодого Хасана. Во дворец благословенного эмира караванщик Ахмет-бей привёз партию наложниц с разных концов света. В благодарность за излечение от смертельной болезни торговец припас для чёрных колдунов несколько прекрасных танцовщиц. И в настоящий момент отец вместе со старшими магами рассматривал "дары" в просторной комнате на втором ярусе дома. Хасан просто не мог усидеть внизу, корпя над колдовскими фолиантами. Страницы их были из человеческой кожи, а заклинания - написаны кровью, но ни это, ни тайные знания не могли удержать юношу на месте. Это всё было скучно и неново. Пусть уж этим занимаются его погодки и младшие мальчишки, раз уж они не знают других удовольствий! К тому же, и почему это Фараду можно сопровождать страших, а ему, всего лишь на два года младше брата, нельзя?! Зря, что ли, отец отдал ему ятаган аль-Рассула? Наверняка он хотел высказать тем самым какое-то скрытое послание! И очень разгневается, если сыну не придёт в голову, как его разгадать...

- Слюшай, э, какой посланий тибе надо! Великий Фарукх сказать неразумный сын учить заклинаний! Вот и сиди и учи, глюпый отро... - Хасан не очень расторопно накрыл рукоять ятагана двумя ладонями, прерывая поток брани. Огляделся по сторонам, не нашёл, куда сунуть болтливое оружие, и зажал рукоять между согнутой в колене ногой и животом. Недовольное ворчание ятагана зазвучало громче, но ненадолго. Развязав кушак, сын великого чёрного колдуна поспешно открыл рукоять и намотал на неё толстый слой ткани. И прислушался к практически неразличимому теперь голосу рубина в навершие рукоятки.

Магия на ятаган аль-Рассула не действовала, и оставалось только гадать, каким образом могучий воин управлялся с неугомонным болтуном. Оно было незаменимо в бою: клинок с небольшим двойным изгибом, способный прорубать доспехи, с двумя "ушками" в основании рукояти, чтобы она не выскальзывала из руки, меж ними сверкал крупный кроваво-красный рубин. Вот в нём-то и заключалась основная проблема...

Тут же всплыло перед глазами лицо отца с едва различимой улыбкой, когда он передавал на хранение сыну сию драгоценность. Так вот почему так ухмылялся брат Фарад! Наверняка, эта полоска превосходной дамасской стали и его в своё время приучала к безграничному терпению! Сразу же стало понятно и безграничное

38

доверие, выказанное отцом посредством этого подарка. Он волен был забрать ятаган в любой момент, но отказаться от подвернувшегося случая попортить отпрыску кровь не сможет ни один чёрный маг.

Без обычного обывательского страха поминая шайтана и его демонов, Хасан ещё раз окинул взглядом внутренний дворик. Заглянул в пруд с обновляемой водой, раздвинув листья водных лилий. Но оставить бесценное оружие на свой страх и риск не решился. Ятаган не мог долго лежать на одном месте без ощущения хозяйского тепла и вполне мог попасть в руки если не случайно выпущенному на волю нерадивым учеником духу или самому ученику, то кому-нибудь из ночной стражи дома. К слову сказать, что-то давненько не видно никого из упомянутых...

- Шайтан!.. - выдохнул Хасан, пригибаясь и бросаясь в укрытие полосы из колонн, огибавшей дворик по периметру. Но метнувшаяся с противоположного конца пруда тень без колебаний юркнула вслед за юношей. Вцепилась лапками в штанину сына великого колдуна и проворно вскарабкалась по Хасану как по пальмовому стволу, укрепившись на плече. - Тьфу, сын шакала и верблюдицы, это ты!

Юноша повёл головой, высвобождая длинные чёрные локоны из-под лап прочно обосновавшейся обезьянки, и вытащил из воздуха пару больших фиников. Подразнил мартышку, пока та ловко не перехватила фрукты, обхитрив хозяина, и погладил её по голове.

- Что, не усидел в комнате один? Правильно, клянусь шайтаном, я бы тоже так и сделал...

- Как ты сделал, глюпий непослюшный отрок?! Твой храбрый оте... м! Омуы мым! Мыма! У-у-у...

- Молчи, молчи, бесполезная полоса стали! - зловредно пропел Хасан, туже затягивая кушак на рукояти. - Молчи и знай! Когда я стану таким же великим колдуном, как мой отец, да будет он всегда силён и весел, я воскрешу твоего кузнеца и накажу его так, что он, даже умерший, будет снова молить о смерти! - из-под ткани донеслось скептическое карканье, которое при известной фантазии можно было отнести к издевательскому смеху. - Что, болтливая железка, ты вздумала смеяться надо мной?! Над сыном самого...

Хасан вынужденно сомкнул губы, внезапно осознав, что пустые угрозы всё равно ни к чему не приведут. Точнее, приведут. К тому, что когда ятаган придётся возвращать отцу или, того хуже, Фараду, "железка" ещё чего недоброго начнёт его высмеивать. Только того Хасану и не хватало для полного унижения! Поэтому стоило придумать, как договориться с клинком полюбовно. Беззвучно вздохнув, юноша стянул ткань с рукоятки и, торжественно подняв над собой ятаган на вытянутых руках, покорно склонил голову: