- Держись, Эстелка, я не дам тебе умереть посреди этого города!

Я знала об этом, незачем было сообщать. То, чего я не знала, не могла мне ответить даже она, а ведь мне так нужен этот ответ! Не верю, вернее, мне не хочется верить в то, что это всё-таки случилось: слишком быстро они меня нашли, не прошло и восьми лет, как я здесь! В принципе, если смотреть на это с другой стороны, то они обо мне практически ничего не знают, иначе они пришли бы уже, уж кто-кто, а они не стали бы церемониться, тем более со мной. Да и мало ли в Питере таких, как я, красноволосых и со шрамом?! Я не применяю здесь своих способностей, чем ещё больше усложнила их задачу. Вопрос состоит в том, долго ли продлиться это их неведение.

В мыслях своих я позабыла о чрезвычайной прыти Инги, не успела оглянуться, а она уже одной рукой поддерживала меня у стены, а другой рылась в моей сумке, разыскивая ключи. Я пока старательно оглядывала пол в поисках каких-либо новых следов. А, да вот они! Что же это, получается, бывший благоверный забыл, что по субботам я тоже работаю?

- Ты что это там нашла? - Инга тоже наклонилась вниз и вгляделась в полы: - Грязь и пыль! И у кого это такие каблучищи, что следы в бетоне остаются? У вас тут вообще кто-нибудь убирается?

- После того как я с Вовкой развелась, полы подтирать стало действительно некому. Раньше я его по "бетону" повозюкаю, тут чисто-о-о, аж жуть!

- Так, больная, вам полагается стонать от боли, а не читать мне лекции по чистоте жилых помещений!

- Садистка, - уверенно заявила я и позволила себя ввести в коридор, протащить по комнатам и свалить в спальне на кровати. Всё-таки неплохо иногда поизображать из себя больную при смерти!

- Хочешь чего-нибудь? - наклонилась надо мной Инга.

- Будь другом, сделай кофейку, - попросила я и уткнулась лицом в подушку. Инга кивнула, однако я этого не увидела, а услышала. У меня очень хороший слух.

Сегодня жарко было в Фивах. Повсюду старались хоть как-нибудь спастись от этого изнуряющего зноя, который, казалось, проникал под одежду и застревал там надолго, он был похож на зуд, разъедавший кожу, вгрызавшийся в неё до самой кости. Скоро обещала быть песчаная буря, и жрецы в храме Сета молились о том, чтобы эта буря не была последней для столицы. Небо быстро темнело, а вместе с этим усиливалась изнуряющая жара.

По улицам спешили горожане, богатые вельможи и купцы погоняли своих рабов, громко крича на них, а простые люди разбегались по домам своим ходом, мысленно вознося молитвы заступнику Хнуму. Одни из носилок так спешно передвигались, что нёсшие их мускулистые рабы не выдерживали столь быстрого темпа и могли в любой момент споткнуться или упасть, что ещё страшнее. Когда они уже почти остановились, достигнув цели - большого красивого особняка, один из них, передний левый, всё-таки не удержался и упал на одно колено. Носилки резко дёрнулись вперёд и чуть было не завалились на бок, но остальные, стараясь хоть как-то спасти положение друга, умудрились не уронить драгоценный груз и с большой натугой поставили их на песок. Вылезшая из носилок красивая черноволосая женщина в золотом ожерелье, спускавшемся кольцами на грудь, посмотрела на раба и со всего размаху ударила его плетью по лицу:

- Как ты смеешь так обращаться со своей госпожой, раб?! Как ты смеешь?!

Он молчал, опустив глаза, и не смотрел на неё, мысленно изнывая от щемящей боли. Женщина посмотрела на остальных троих и внезапно, резко повернувшись, ещё сильнее ударила раба, тот, наконец, слабо застонал и опустился на одно колено.

- Слабак, - презрительно бросила женщина, - а мне говорили, что ты сильнейший в караване!

Она злобно рассмеялась и отвернулась от него. Как он ненавидел её в этот момент, ведь это она заставила его упасть! А он и вправду сильнейший в караване! Но как же больно бьют боги! Особенно те, кого всю жизнь почитал за совершенство!

- Ничтожество! - пнула его в бок пяткой в позолоченной сандалии женщина. - И за что вас так любит Хнум? Для чего вы вообще нужны, кроме как не для того чтобы служить своим господам со всей рабской преданностью?! - она снова замахнулась на раба, однако была остановлена смехом мужчины, стоявшего чуть выше на ступеньках; он уже довольно долго был здесь, но предпочитал молча смотреть на всё происходившее из-под капюшона своего плаща. Услышав смех, женщина повернулась нехотя к новому человеку и свысока посмотрела на него: - Ты мешаешь мне учить раба послушанию.

- Ты уже достаточно его наказала, - смеясь, ответил тот и протянул к ней руку: - Идём, я уже устал тебя ждать, я знаю, что ты вечно гуляешь сама по себе, но ведь надо же знать меру уважения.

- Не слишком ли много на себя берёшь? - хмыкнула женщина и подала ему руку. - Тем более я не верю, что ты внезапно пожалел простого раба! Лучше скажи, что я не достаточно его наказала, но ты сам потом можешь исправить мою ошибку, я тебе, так уж и быть, сделаю такой подарок...

Раб стоял внизу, не поднимаясь с колена. Нет, это не оттого, что ему ещё было трудно! Просто ему было ужасно больно, больно, потому что сегодня он упал с такой высоты, на которую могла поднять только любовь богов. Но тем больнее было оттуда падать.

Когда я проснулась, нет, не проснулась, а просто перешла из одного мира в другой, так вернее можно назвать моё ощущение, за окном, как и в спальне, была непроглядная тьма... Уже ночь, что ли? Вот это да, может быть, я и вправду так устала, как показалось Елене?

- Инга! Инга, ты где? - позвала я, с трудом поднимаясь с постели и ища в темноте тапочки. Ответом мне была тишина: то ли я оглохла, то никого в квартире не было. Скорее всего, второе, хотя от Инги всего можно было ожидать.

Приняв более-менее вертикальное положение, я наощупь включила светильник, что стоял на ночном столике, и с удивлением обнаружила рядом с выключателем чашку с кофе. Бывшая когда-то густой пена теперь окончательно испарилась, оставив о себе на память только крошечные белые пузырьки, сиротливо сбившиеся в узкую кромку у стенок. Я подняла глаза на зеркало и увидела там вполне ожидаемую картину: помадой написана записка - излюбленный способ Инги оставлять сообщения. Так, почитаем: "Эстела, я ушла. Твоё засыпание застало меня врасплох, и я обиделась пожизненно! Перезвоню вечером. Инга". Замечательно! Вот, значит, как я осталась здесь без её назойливого общения! Это новый способ, надо запомнить. Я вгляделась в своё отражение и поняла, что отлично выспалась, теперь для полного счастья не хватает только чашки любимого капуччино и чего-нибудь поесть, а то желудок уже, так сказать, обкричался.

Но продолжить дивный вечер мне не дал мой телефон, домашний, не мобильный. Одиннадцать часов, кто может звонить в такое время, причём по домашнему телефону? Я не о том, что мне звонить некому, просто все мои знакомые имеют обыкновение звонить мне именно по мобильнику! Тяжко вздохнув, я подняла трубку и сказала традиционное "да", которое так возмущало Ингу.

- Амонова! Это ты?!- прокричал в трубку шеф, не удивительно, что он так старался: на заднем плане гремела музыка, видимо, они с инвесторами до сих пор отмечают. - Амонова, не слышно ничего, говорите громче!

- А я ничего ещё и не говорю! - ответила я.

- А я ничего и не слышу! Амонова, слушайте внимательно! Я сегодня впопыхах в кабинете забыл папку, в которой были ваши документы! В смысле, я хотел дать вам их перепечатать на выходные, потому что они очень нужны... и мне нужны, и вам, короче! Я хотел, чтобы после выходных вы мне их вернули, а то завтра там всё окончательно закроют, и вас не пустят!

- Вы что, предлагаете мне сейчас съездить за ними?! В одиннадцать часов вечера?!

- Во-первых, не в одиннадцать, а в полдвенадцатого, а во-вторых, я крайне рад, что вы согласились сделать мне такое одолжение! Приятной ночи! - и он положил трубку, поступив вполне по законам этого мира. Я же нажала на сброс и стала набирать новый номер, чтобы вызвать такси. Девушка-диспетчер пару раз зевнула, но добросовестно записала мой адрес и пообещала машину через полчаса. Я согласна была даже на это, лишь бы не добираться до здания фирмы пешком, и отправилась переодеваться в более подходящую одежду, нежели строгий костюм и кофточка.